Никаких принцесс

– Я люблю тебя.

А я почему-то молчу в ответ.

Неловкая тишина длится недолго: Дамиан спохватывается, вытаскивает, кажется из воздуха, и раскладывает на сидении около меня с десяток разноцветных пузырьков.

– Комплексное противоядие?
– изумляюсь я.
– Дамиан! Зачем? Мы едем в театр, а не... Я не буду там ничего есть!

Дамиан бросает на меня быстрый взгляд и открывает первый пузырёк. Пахнет он отвратительно.

– Это и комплексное противоядие, и вспомогательные. Я дал слово брату, к тому же, мы уверены, что если мачеха предложит тебе отравленное яблоко, ты согласишься. Пей.

– Но, Дамиан... Откажусь, я откажусь и не на шаг от тебя не отойду! Да... Это же всего лишь театр!

– А это всего лишь наша мачеха, - кивает Дамиан.

– Пей, Виола.

– Да ладно, ну упаду я замертво, ты же меня потом поцелуешь, и я очнусь, - дразню я, но Дамиан шутку не поддерживает. Он просто молча следит, как я опустошаю пузырьки один за другим.

Если Ромион глотал эту гадость целых три года правления его мачехи... Я понимаю, почему он до сих пор так хочет её убить.

– А там побочные эффекты есть?
– слабо выговариваю я после десятого пузырька. В театр мне уже, конечно, не хочется. Хочется лечь и умереть прямо здесь и сейчас.

Дамиан внимательно смотрит мне в глаза, потом берёт за руку и считает пульс.

– Не волнуйся, сейчас всё пройдёт.

«Всё», может быть, и прошло бы, не рассекай мы по городу, как на гонках «Формулы 1». К сожалению, карета куда как не поворотливей гоночных болидов, и держаться в ней можно разве что за занавески окна да за Дамиана. За Дамиана и держусь: его бархатный костюм и руки, почему-то очень тёплые, сильно напоминают мне моего плюшевого мишку - в детстве я за него тоже хвасталась, когда было плохою

– Как там Винки?
– вспоминаю я и тянусь потрогать щёки и лоб Дамиана - тоже очень горячие. Он не заболел?

Дамиан вздыхает.

– Виола, я хотел с тобой серьёзно поговорить.

– Ну давай.
– Посмотрим, как ты будешь со мной серьёзно разговаривать, когда я сижу рядом в полупрозрачном платьице и тру тебе щёки.

– Виола, я могу сделать для тебя очень многое, - проблему щёк Дамиан решает быстро: сжимает мои руки и кладёт себе на колени, - но Винки я не брошу. Она остаётся.

– Это зомби твоей любимой собачки?
– шучу я.

– Не знаю, что ты имеешь в виду, - Дамиан крепко держит меня за руки, точно боится, что я сейчас выскочу из кареты и сбегу, - но Винки - моя кошка.

Действительно. Она же мурлыкала.

– Ладно. Кошка так кошка. Винки остаётся. Только попроси её на меня не шипеть, ладно?

Дамиан коротко смотрит на меня и тут же - снова на мои руки у себя на коленях.

– Боюсь, тебе придётся самой заслужить её доверие, Виола.

Мне придётся заслужить доверие кошки-скелета. Восхитительно. «Один-ноль» не в пользу Дамиана.

– Хорошо.

– Хорошо?

Я киваю, высвобождаю руки и снова трогаю его лоб.

– Дамиан, ты не заболел? Ты весь горишь.

– Нет, - быстро отвечает он. Слишком быстро, и слишком внимательно при этом смотрит в окно.
– Всё в порядке.

Развить эту тему - спросить, будет ли «всё в порядке», если Дамиан совсем сгорит, то есть, сыграет в ящик - я не успеваю. Мы, наконец, приезжаем.

Главный столичный театр Сиерны совсем не похож на его московский аналог. Ни на один, если честно - ни изнутри, ни снаружи. Для начала - он открытый. Поняв это, я непроизвольно смотрю на небо: оно, естественно, хмурится в ответ. Я проникаюсь ещё большим негодованием в сторону коронованной чепчиком горничной, нарядившей меня в это жёлтенькое открытое платьице. Пойдёт дождь - и я буду практически в неглиже. Не то, чтобы я теперь стеснялась своего тела - или вообще хоть когда-нибудь его стеснялась, - но сомневаюсь, что зрители мужского пола при виде меня станут вежливо отворачиваться. Скорее уж дело закончится дракой - Дамиана со всеми. А точнее, его духов со всеми. А потом он будет на меня дуться, и кто знает, во что это выльется.

Может, повезёт, и дождь всё-таки не пойдёт?

Вряд ли: когда мы занимаем наши места - в ложе (да, тут есть ложи; они, конечно, крытые, но это мне не поможет, если вместе с дождём подует ветер). В общем, стоит только мне расслабиться и начать изучать других зрителей (а что ещё делать, пока сцена пустая?), театр сотрясает оглушительный раскат грома. Потом сверкает молния, и снова гремит гром. И всё это в полном безветрии - затишье перед бурей.

Что ж, над королевской ложей есть хоть какой-то потолок. Большинство зрителей не удостаиваются и этого: кресла расположены вокруг сцены, конусом, как в амфитеатре, только это очень узкий конус, и вместимость театра, соответственно, весьма скромная. И если внизу сидения ещё вполне ничего так, со спинками и даже условно мягкие, то галёрка пользуется лавочками (как в том же амфитеатре). Я бы серьёзно подумала, прежде чем идти в такой театр - наверняка уже изобрели заклинание вроде «удалённого просмотра». Или «запиши представление на хрустальный шар и скинь другу». Так смотреть было бы намного комфортнее.

Хотя, что мне жаловаться: в ложе у нас с Дамианом мягкие кресла и видна вся сцена. И половина зрительного зала, который гудит, жужжит, ругается с лоточниками, предлагающими сладости и местный аналог пива. Больше всех слышно, конечно, галёрку, она же выглядит куда колоритнее «богачей» с первых рядов и лож - всего пять на весь зал. Вот и весь сиернский театр. Не понимаю, почему королеве Изабелле здесь так нравится?..

Ждать начала приходится довольно долго, хотя мы приехали в минут пять седьмого. Облокотившись о перила нашей ложи, я разглядываю соседей в ложе напротив - какое-то чопорное, расфуфыренное семейство, бросающее на меня презрительное взгляды - и пару рядов выше в одеждах попроще, наверное, простолюдины. Если присмотреться, аристократов в зале не очень много, если только здесь нет традиции для таких мероприятий одеваться попроще и смешиваться с толпой. А я бы так и сделала, но я не воспитана как местный аристократ.

Вдоволь насмотревшись, поворачиваюсь к бледному, забившемуся в угол Дамиану, ловлю его взгляд и удивлённо оглядываюсь. И тут же понимаю, что, по крайней мере, половина зала смотрит на нас. На меня. Нет, всё-таки на нас.

А потом, прислушавшись, понимаю, что они нас ещё и обсуждают. Именно нас, и Дамиану в этих, хм, сплетнях отведено почётное место предмета разговоров. Я-то что - фея, красавица, чего там долго косточки промывать? А вот бастард-демонолог в фаворитах у феи - это уже интересно.

Дамиан забивается ещё дальше в угол (как он умудряется прихватить с собой кресло, для меня мистика), когда я, оставив перила в покое, пытаюсь подсесть к нему поближе.

– Что?

Дамиан бросает отчаянный взгляд сначала на меня, потом на зал.

– Только не говори, что ты меня стесняешься, - усмехаюсь я.

– Я не хочу быть фаворитом, - тихо шепчет Дамиан, так тихо, что я вряд ли бы его услышала, не прислушивайся специально.

– А я не хочу быть принцессой, - шучу я, но Дамиан отчего-то не смеётся. И вздрагивает, когда я беру его за руку.

– Тебе так важно, что они о нас думают?

Дамиан молча отводит взгляд, а я сжимаю его руку крепче. Но не знаю, что сказать или сделать, чтобы он почувствовал себя лучше. И не понимаю... Вот Ромион - его все любят, зайди он сейчас в зал, звучали бы овации, как популярным актёрам, а то и громче. И что, стал он этого счастливее? Помогла ему эта любовь, когда его прокляли? Да в конце концов, стал ли он менее одиноким?

Я почти решаюсь - и репетирую в голове - сказать всё это Дамиану, но тут (вместе с очередным раскатом грома) раздаётся рёв горна, и на сцену выпархивают красивые и абсолютно одинаковые девушки в платьях, очень напоминающих моё, только голубых, и начинают танцевать среди синих лент, рассказывая, как им нравится быть русалками. В это время зал потихоньку успокаивается, только по галёрке всё ещё бродит один упрямый лоточник, выкрикивая что-то про пирожки, пока одна сердобольная старушка не угощает его яблоком. После лоточника уносят, а пирожки достаются довольным зрителям даром.