Нора Робертс. "Рожденная в грехе"

– Ладно, - слишком хорошо понимая, какое напряжение висит в воздухе, Брианна поставила хлеб и вынесла ребенка.

– Боится, что мы сейчас разорвем друг друга, - пояснила Мэгги.
– Бри не создана для борьбы.

– Она очень мягкая.

– Да, но только до тех пор, пока не ткнешь в больное место. Тогда она звереет. А поскольку от нее этого ждут менее всего, кажется она еще свирепее, чем на самом деле. Это Бри нашла письма вашей матери к отцу. Просто он хранил их на чердаке, в коробке с дорогими ему вещами. После его смерти мы еще долго не дотрагивались до них, как и до всего, что принадлежало ему.

Она поставила чайник, присела.

– Нам было тяжело, и мать все годы, кроме, пожалуй, последних двух, жила в доме Бри. Чтобы сохранить с нею, насколько возможно, хрупкий мир, Бри почти не говорила с ней о папе.

– Неужели между родителями все было настолько плохо?

– Хуже некуда. Они сошлись едва не на склоне лет. Какой-то порыв, страсть. Хотя он и говорил, что вначале была любовь.

– Мэгги?
– робко показалась в дверном проеме Бри.

– Заходи и садись. Она хочет поговорить о папе.

Брианна вошла, и прежде чем сесть рядом с ними, провела рукой по плечу Шаннон, желая то ли приободрить ее, то ли поблагодарить.
– Я знаю, Шаннон, вам нелегко.

– Я избегала этого разговора, но его не миновать, - та обратила пристальный взгляд на обеих сестер.
– Я хочу, чтобы вы понимали, у меня был отец.

– Какой счастливой была бы женщина, которая могла бы сказать, что у нее их два, - вставила Мэгги.
– И оба любили ее.
– Шаннон склонила голову, и Мэгги понесло.
– Он был любящим, щедрым мужчиной. Временами слишком щедрым. Как отец - добрый, терпеливый, любил повеселиться. Башковитость, успешность - это не про него. Зачастую бросал повседневную работу, не окончив ее.

– Всегда был рядом, если нас надо было подбодрить, - тихо добавила Брианна.
– Мечтал с размахом, но планы строил нелепые. Гонялся то и дело за состоянием, но все богатство его к концу жизни составили больше друзья, нежели деньги. Помнишь, Мэггги, то время, когда он решил, что мы станем разводить кроликов, на шкурки?

– Он соорудил для них клетушки и купил парочку, таких белых и пушистых. Ох, мать разъярилась тогда, сколько потрачено денег на эту возмутительную затею.
– Мэгги прыснула.
– Кролики в саду.

Брианна тихо засмеялась и принялась разливать чай.
– И вот понеслось. Но стоило им расплодиться, и у него не хватило духу распродать их, чтобы с них спустили шкуру. А мы с Мэгги устроили рев, когда узнали, что зайчиков должны убить.

– И вот однажды ночью мы вышли из дома, - подхватила Мэгги, - крадучись, все трое, словно воры, и выпустили всех: маму, папу и ребятишек. Мы хохотали как идиоты, когда они улепетывали от нас в поле во всю прыть, - она вздохнула и взяла кружку.
– Ни характера, ни благоразумия для того, чтобы вести бизнес, у него не было. Бывало, он писал стихи, - припомнила она.
– Но это было что-то ужасное, без рифмы. Он всегда огорчался, что не мог подобрать слова.

Брианна поджала губы.
– Он не был счастлив. Старался, трудился как всякий мужчина для того, чтобы были счастливы дети. Но в доме было много злости, и, как выяснилось позже, его личные переживания таились так глубоко, что никто не смог до них добраться. У него была гордость. Он так гордился тобой, Мэгги.

– Он обеими нами гордился. Сцепился с матерью не на шутку, лишь бы мне была дана возможность уехать в Венецию на учебу. Ни за что не отступился, а расплачиваться пришлось ему и Брианне.

– Да нет же...

– Да, пришлось, - оборвала Мэгги сестру.
– Все мы это понимали. С моим отъездом, присматривать за домом, за матерью, вообще за всем оставалось только тебе, и на тебя же полагаться.

– Но я и сама этого хотела.

– А для тебя он готов был и луну с неба достать, - Мэгги положила свою руку поверх ее.
– Ты была его розой. Так говорил он о тебе перед смертью.

– Как он умер?
– спросила Шаннон. Сложить картинку воедино было нелегко, но образ этого человека, во плоти и крови, с его грехами и добродетелями, стал перед нею проявляться.
– Он был болен?

– Да, но мы не знали об этом, - Мэгги было, и всегда будет мучительно больно возвращаться мысленно в тот день.
– Я тогда продала свою первую работу и хотела поговорить с отцом. Я нашла его в пабе О'Мэлли, мы отметили это событие, знаменательное для нас обоих. Он попросил прокатиться с ним на машине, хотя день стоял холодный, лил жуткий дождь. Мы выехали на Луп Хед, где он часто бывал.

– Луп Хед, - сердце у Шаннон екнуло и сжалось.

– Он очень любил это место, - пояснила Мэгги.
– Ему нравилось стоять на краю Ирландии, глядя за океан, в сторону Америки.

Нет, подумала Шаннон, дело не в стране. Он глядел в сторону другого человека.
– Мама говорила, что они там встретились, на мысе Луп Хед.

– Ох, - Брианна сомкнула кисти рук и опустила глаза.
– Бедный папа. Каждый раз она, должно быть, виделась ему там.

– Ее имя он и произнес перед смертью.
– Мэгги не замечала слез, что катились у нее по щекам.
– Было очень холодно, очень, и дождь, и ветер. Я спрашивала его, почему, ну почему все эти годы он был несчастен. Он пытался объяснить мне, что любой брак, хороший или плохой, случается при участии двоих. Я не желала это слушать. И я спросила, был ли когда-нибудь в его жизни кто-то еще? И он сказал, что когда-то любил другую женщину, и она, словно пронзив его сердце стрелою, осталась в нем навсегда. Но жениться на ней он не мог, не имел права.

Судорожно глотнув воздух, Мэгги продолжала.
– Он пошатнулся, сильно побледнел. Боль скрутила его, он рухнул на колени, а я так испугалась, стала кричать, чтобы он встал, пыталась поднять его. Он попросил священника, но кроме нас двоих под дождем не было никого вокруг. Он наказал мне быть сильной, не отступаться от своих целей. Я не могла укрыть его от дождя. Он назвал мое имя, потом сказал: Аманда. Просто Аманда. И умер.

Мэгги резко отодвинула стул, встала и вышла из комнаты.

– Ей тяжело все это вспоминать, - тихо произнесла Брианна.
– Помочь тогда было некому, ей пришлось самой уложить отца в грузовик, самой везти до дома. Мне надо пойти к ней.

– Нет, позвольте мне. Пожалуйста, - не дожидаясь согласия, Шаннон встала и прошла в гостиную. Мэгги молча глядела в окно.

– Я была с матерью одна, когда она впала в кому и больше не очнулась, - повинуясь сердцу, Шаннон ступила ближе, положила руку Мэгги на плечо.
– Мы были не в лесу, и светило солнце. Фактически, она еще была жива. Но я уже знала, что потеряла ее. Никто не смог помочь.

Не говоря ни слова, Мэгги подняла руку, накрыла ею руку Шаннон.

– В тот день она рассказала обо мне самой. О них с Томом Конкенноном. Я разозлилась, оскорбилась и наговорила слов, которые никогда не смогу взять обратно. Я знаю, она любила отца. Она любила Колина Бодина. И знаю, что она думала о своем Томми в день, когда покинула меня.