Нора Робертс. "Рожденная в грехе"

– Мы шагали к ее мастерской, только и всего. Мне хотелось взглянуть на нее.

Брови у него взлетели вверх.
– И что она, показала?

– Совершенно верно. Мы делали пресс-папье.

– Мы, - теперь у него отвисла челюсть.
– Вы брали ее инструменты, и вам не переломали пальцы? Я понял, - смекнул он.
– Вы побороли ее и связали по рукам и ногам.

С некоторым оттенком самодовольства Шаннон одернула рукав.
– Прибегать к насилию не пришлось.

– Ну, значит, все решили ваши очаровательные глаза, - он склонил голову набок.
– В них уже не столько печали, как раньше. Идете на поправку.

– Я каждый день думаю о ней. О матери. В последние годы я была так далеко от них обоих, от родителей.

– Дети вырастают, Шаннон, и живут своей жизнью. Это естественно.

– Я то и дело думаю, что должна была чаще звонить им, выкраивать время, чтобы навестить. Особенно после смерти отца. Я поняла, сколь короткою может быть человеческая жизнь, но и тогда не поспешила наверстать упущенное.

Она отвернулась и бросила взгляд на цветы, что расстелились повсюду пышным весенним ковром.
– В один год они оба ушли от меня, и я думала, что никогда не оправлюсь от горя. Но все проходит. Боль притупляется, даже вопреки человеческой воле.

– Ни матери, ни отцу не хотелось бы, чтобы вы скорбели слишком долго. Те, кто любят нас, хотят, чтобы их поминали светлым чувством.

Она окинула его взглядом через плечо.
– Почему мне так легко с вами об этом говорить? Так не должно быть, - развернувшись полностью и взглянув ему в лицо, она склонила голову набок.
– Я ведь собиралась кинуть куртку здесь, надеясь, что вы будете где-то поодаль. И намеревалась избегать с вами встреч.

Он бросил сигарету на землю, раздавил ее.
– Я бы кинулся за вами, когда бы знал, что времени у вас на то, чтобы принять решение, было предостаточно.

– Ничего не выйдет. Отчасти я готова сожалеть, поскольку склоняюсь к мысли, что вы - один на миллион; но все равно, ничего не выйдет.

– А может, вы подойдете ближе и поцелуете меня, Шаннон?
– легким, дружеским и уверенным тоном пригласил он.
– А потом снова расскажете мне этот вздор.

– Нет, - твердо сказала она, но следом прыснула: - Черт знает, к чему приведут такие выходки, - она откинула волосы.
– Я пойду.

– Зайдите же, выпейте чаю. Я умоюсь, - он шагнул вперед, намеренно не прикасаясь к ней, - затем поцелую вас.

Его осадил чей-то радостный вопль. Оглянувшись, он заприметил Лайама, - тот карабкался вверх по дорожке. Мерфи с усилием обуздал себя.

– Ух, какой замечательный парень к нам пришел, - склонился он, чтобы чмокнуть ребенка.
– Я бы потаскал тебя на ручках, дружок, - заметил он, видя, как Лайам потянулся к нему, - но мама твоя ведь шкуру с меня сдерет.

– А если я?

Лайам переметнул нежные чувства в сторону Шаннон и охотно вскарабкался ей на руки. Она прочно усадила его, подперев бедром, и в эту минуту на дорожке появился Роган.

– Стоит ему оказаться в десяти ярдах отсюда, и он выстреливает, словно ружейная пуля, - Роган удивленно вскинул брови, мгновенно оценив состояние машины.
– Как продвигается?

– Со скрипом. Шаннон собиралась зайти на чай. Выпьете чашечку?

– Не станем возражать. Правда, Лайам?

– Чай, - выдал Лайам, улыбнувшись, и едва не до смерти зацеловал Шаннон.

– Он так ласков оттого, что чаю может сопутствовать пирожное, - сухо проговорил Роган.

– Я шел, чтобы встретиться с вами, Шаннон. Вы сэкономили мне часть пути.

– Вот как?
– она, похоже, озадачилась. Чуть поразмыслив, понесла Лайама в дом.

– Проходите в кухню, - напутствовал Мерфи.
– Мне нужно умыться.

Пока Лайм что-то сосредоточенно лопотал на своем языке, Шаннон с Роганом расположились в кухне. Она с удивлением наблюдала, как он наполнял чайник, отмерял чай, нагревал заварник. Наверное, удивляться здесь было нечему, но Роган весь такой... лощеный, заключила она. Пусть одежда на нем всякий раз была и повседневной, но все в нем говорило о деньгах, высоком положении в обществе и власти.

– Могу я спросить вас кое о чем?
– быстро проговорила она, чтобы не дать себе передумать.

– Разумеется.

– Что делает здесь такой человек, как вы?

Он улыбнулся, - мимолетно, но столь великолепно, что у нее едва не отвисла челюсть, - пришлось сделать над собой усилие. Так вот оно, его главное оружие - улыбка.

– Ни единого офиса в округе, - заговорил он, - ни театра, ни французского ресторана?

– Именно. Не то, чтобы само место было непривлекательным, но мне не перестает казаться, что вот-вот кто-то крикнет "Стоп!", экран погаснет, и я пойму, что участвовала в съемках.

Роган открыл жестяную банку, вынул припасенное Мерфи печенье и уважил Лайама.
– Первые мои впечатления об этой стороне были отнюдь не столь романтичными. Когда я впервые добрался сюда, то без устали проклинал каждую слякотную милю. Ужасно, но дожди, казалось мне, не прекратятся никогда. А запад остался вдалеке от Дублина, на расстоянии несчетных миль. Погодите, я заберу его. Он обсыплет вас крошками.

– Ничего страшного, - Шаннон теснее прижала к себе Лайама.
– Но вы остались, - подсказала она.

– Сейчас у нас два дома: здесь и в Дублине. Тогда мне хотелось открыть новую галерею, над ее концепцией я работал еще до встречи с Мэгги. А после того, как заключил с нею контракт, влюбился в нее, уломал выйти замуж, проект получил название "Мировые галереи в Клэре".

– Хотите сказать, это было деловое решение?

– Главным образом, нет. У Мэгги здесь все корни, вырви я ее отсюда - она бы зачахла. А так у нас и Клэр и Дублин, и нас это устраивает.

Он поднялся, подошел к чайнику - тот уже пыхтел вовсю - и продолжил заваривать чай.
– Мэгги показала мне ваш набросок с изображением Лайама. Чтобы столько передать в нескольких штрихах и оттенках, нужен талант.

– Углем рисовать несложно, в некотором роде это хобби.

– Вот как. Хобби, - все еще не раскрывая козырей, он обернулся к Мерфи, когда тот зашел в кухню.
– Скажи, Мерфи, для тебя музыка - хобби?

– Она моя душа, - он остановился подле стола, взъерошил Лайаму волосы.
– Таскаем, значит, печенюшки. Ну, ты за это заплатишь, - подхватил мальчишку, защекотал его, а тот зашелся смехом.

– Гузавик, - потребовал Лайам.

– Ты ведь знаешь, где он, правда? Так пойди и возьми, - Мерфи спустил его на пол, шлепнул под зад.
– Садись там, на полу и играй. Будешь шуметь - я тебе устрою.