Нова и Куинтон. Без сожалений
Шрифт:
10 декабря, сорок второй день в реальном мире
Куинтон
Я чувствую себя довольно хорошо после моего разговора с Новой прошлой ночью, когда просыпаюсь с утра пораньше, чтобы встретиться с Уилсоном. Удивительно, как сильно она влияет на мое самочувствие. Я просто хотел бы сохранить это чувство подольше, потому что, чем больше времени проходит с момента нашего разговора, тем больше уныния возвращается ко мне.
Тем не менее, я встаю, пытаясь настроиться на позитивную волну Новы. Небо все в облаках,
После непродолжительных сборов спускаюсь вниз, чтобы позавтракать и взять с собой обед. Отец сидит за столом с тостом и чашкой кофе перед ним и читает газету в окружении коробок. Их вид мешает сохранять оптимизм, напоминая о том, что мне все еще нужно решить эту проблему.
Когда я захожу на кухню, отец поднимает взгляд и чуть улыбается, но заметив, что я в верхней одежде, меняется в лице.
– Куда ты идешь?
– недоумевает он, потянувшись за своей кружкой с кофе.
– Я думал, у тебя сегодня сеанс терапии.
– Да, - отвечаю ему, доставая печенье из шкафчика. Стены нашей кухни выкрашены в солнечно-желтый цвет, а столешницы в темно-зеленый. Это ужасное зрелище, но отец всегда отказывался что-то менять, потому что эту цветовую палитру выбирала мама.
– Но мне нужно еще кое-куда зайти.
Он складывает свою газету, настроенный скептически.
– Куда?
Разрываю обертку от печенья.
– Помнишь того парня, Уилсона, о котором я тебе рассказывал?
Он поднимает кружку ко рту и делает глоток кофе.
– Да, он проводит эти встречи для людей, которые… - он замолкает, чувствуя себя не в своей тарелке. Как всегда.
– Проводит встречи для бывших наркоманов, которые имеют дело с чувством вины и потери, - говорю я прямо. Если я могу, то и он должен быть в состоянии сказать это.
Он кивает, ставя кружку обратно на стол.
– Да, он.
– Да, я про него, - откусываю край печеньки, вытаскивая стул и занимая место за столом.
– И он хочет показать мне дом, который строит по программе «Среды обитания для человечества». Думаю, он хочет, чтобы я тоже участвовал или что-то в этом роде.
– Но ты и так много куда уже вовлечен, - он кажется не в восторге от этой новости.
Пожимаю плечами, вставая, чтобы налить себе чашку кофе.
– Что еще мне делать со своей жизнью?
– спрашиваю я, вынимая кружку из посудомоечной машины.
– Я не знаю, - он кусает тост и медленно жует его, задумавшись.
– Я просто не хочу, чтобы ты слишком увлекался, ведь мы будем переезжать в ближайшее время.
– Я не говорил, что готов переезжать, - с горечью напоминаю я, хватая кружку.
– Ты сказал, что ты переезжаешь.
– Но я думал, мы договорились, что ты поедешь со мной, - говорит он с оттенком печали.
– Когда я на это согласился?
– смущенно спрашиваю я, наливая в кружку кофе.
Он оглядывает комнату с упакованными коробками на столешницах и на полу.
– Ну, ты не спорил, когда я начал собирать вещи и выставил дом на продажу, поэтому я просто предположил, что все в порядке.
– Это не так, - говорю я, качая головой.
– Начнем с того, что мне почти двадцать один год, и я не должен жить с отцом. Не говоря уже о том, чтобы колесить с ним по всей стране, -
– Впервые с момента аварии у меня есть какое-то подобие жизни, и я уже говорил, что не хочу просто бросать это - не хочу начинать все сначала. Это чертовски трудно.
Он смотрит на меня удивленными глазами, и я понимаю, насколько громко говорю и как сильно дрожу. Я больше ничего не говорю, и он тоже, пока я допиваю кофе, он моет свою тарелку и чашку. После того, как я собираю себе обед, выхожу из дома и сажусь на автобус, который идет до места, где я должен встретиться с Уилсоном, потому что я не хочу просить отца дать мне машину или подвезти меня. Мне просто нужен перерыв, чтобы очистить голову.
Это довольно долгая поездка на автобусе, и я опаздываю примерно на полчаса. Адрес, который дал мне Уилсон, в конечном итоге оказался адресом небольшого одноэтажного дома, который почти полностью закончен, за исключением дворовых работ и нескольких мест, которые остались без сайдинга. Сейчас над ним работают несколько парней, на морозе, с молотками и электроинструментами, одетые в тяжелые куртки и сапоги. Уилсон – один из них.
Я стою на обочине чуть ли не целую вечность, потому что не могу заставить свои ноги двигаться. Я озадачен Уилсоном и его свободой. Он не может быть реальным. Это какая-то подделка. Никто не может жить с таким чувством вины и так смеяться. Это невозможно.
Но чем дольше я смотрю, тем больше понимаю, что он может быть реальным, и что он действительно, кажется, находится в каком-то внутреннем мире с самим собой. Я бы назвал это чудом, но я не верю в чудеса, с тех пор как Лекси и Райдер умерли, а я остался жить. Это означало бы, что моя жизнь была чудом, но это не так. Это должно было быть иначе. Они должны были жить, а я должен был умереть. Тогда это было бы чудом.
– Так ты собираешься просто стоять там и пялиться на нас весь день?
– голос Уилсона прерывает мои мысли, и я понимаю, что он пересекает двор, приближаясь ко мне.
– Извини, я просто восхищаюсь домом, - говорю я и иду через двор, встречаясь с ним посредине.
– Хорош, да?
– он кивает на почти готовый дом.
– Конечно, - я, честно говоря, не назвал бы его красивым. Он небольшой, с ровным коричневым сайдингом, без газона во дворе, без крыльца и ставен на окнах.
– Для кого-то, у кого никогда не было дома, он хорош, - говорит он мне, а затем предлагает мне следовать за ним, когда идет назад к парням, работающим над установкой сайдинга.
Когда я добираюсь туда, он протягивает мне пистолет для забивания гвоздей.
– Займись делом, - говорит он.
Я смотрю на пистолет, а затем на него.
– Ты хочешь, чтобы я помог вам установить сайдинг?
– А что еще ты собираешься делать?
– спрашивает он.
– Стоять рядом и смотреть, как мы это поднимаем?
Я уважаю его за прямоту и следую за ним к небольшой куче материала, который нужно установить. Он быстро знакомит меня со всеми, а потом мы поднимаем листы сайдинга, и он показывает мне, где вбить гвозди. На самом деле мы ни о чем не говорим, кроме выравнивания листов и правильного вбивания гвоздей.