Новая жизнь

— Аглая… Значит, Ефимку переводим на амбулаторное лечение…

— Куда, господин доктор? — девушка захлопала глазами.

— Дома пусть лечиться. Я буду приходить, навещать. Нам места нужны. Только вымойте в палате, как следует. И проветрите.

— Сделаем, Иван Палыч!

Аглая ушла, позвала помощниц.

— А девки-то все знаемые! — поцокал языком курносый. Прямо глаз не отводил от девок. И взгляд-то был нехороший, липкий.

— Так… Ну, пошли, служивые… Хотя! — доктор вдруг остановился, задумался, машинально поправляя давно несуществующие очки. — Погода хорошая, ничего, если на крылечке посидите?

— Да мы, Ваш-бродь, со всем нашим удовольствием! — рассмеялся кто-то из рядовых. — Эвон — солнышко! Да и табачок найдется.

— Ну, вот и отлично. Давайте-ка по одному! Да не стесняйтесь же! Успеете еще покурить — пока вам палату приготовят.

* * *

— Рядовой второго пехотного полка Бибиков, Иван! — войдя, козырнул раненый. — Получил ранение в Добрудже.

— Так, раздевайся, посмотрим. Сможешь сам-то?

— Смогу!

Так, колено. Осколочное ранение. Ну, тут уже не вояка. Так и будет хромать. А впрочем, можно сказать, легко отделался — руки-ноги целы. Полечить и… и домой, да…

— Дом-то далеко?

— Да тут же, в уезде, в Заречном. Большо-ое село!

— Ну и славно. Болит, колено-то?

— Да днем-то еще ничего… А кажную ночь мочи нет — ноет!

— Хорошо… Ладно…

Записав все в журнал, Артем позвал следующего.

Тереньтев, Елисей. Рядовой третьего пехотного. Ранен под Ковелем. Контузия. Осколочное груди. Тоже в Добрудже. Ипатьев Кондрат, рядовой. Жалуется на боль под повязкой… Черт! Загноилась уже рана-то! То-то бледный такой и шатается. Промывать надо, дренаж, дезинфекция.

— А тебе, братец, прямо сейчас перевязку сделаем. Да и всем не помешает.

Следующий. Лапиков, Сергей Сергеевич, ефрейтор. Армия генерала Каледина.

И этот из-под Ковеля. Рана серьезная — в грудь — но, держится молодцом, вида не показывает… Так — перевязка. И строгий постельный режим. Строжайший!

Эти дальние — из соседнего уезда… Что ж их сюда-то? Ну-у, верно там и мест нет.

* * *

— Гвоздиковы мы… Яким Силантьич, — последним вошел тот самый сельский дамский угодник. — Доктор, я здешний вообще-то — из Липок… Дак, как бы сообщить обо мне родным?

— Сообщим! Значит, Яким Силантьевич…

— По весне призвали ишо. На Северный фронт попал, к генералу Куропаткину, в артиллерию. Ух, как мы немчуру колошматили! Ранен под Двинском… Дохтур… отпустите домой, а?

— Сначала посмотрим! — строго произнес Иван Палыч. — Давайте, показывайте ваше плечо. Вон, проходите за ширму.

И сам подошел, помог.

Ну-у, вроде бы, и неопасная рана. Кость не задета, пуля не глубоко вошла. Ее конечно же извлекли в военном госпитале, а вот обработка нужна. Загноиться может. Покраснение вокруг раны есть, и сама кожа горячая. Да, большая вероятность загноения. Пусть хотя бы денька три полежит, под присмотром.

— А сюда, в Зарное, я тож к девкам похаживал!

Яким все продолжал хвастаться — бывают такие люди, ну, никак их от похвальбы не удержать, буквально никаким средствами. Особенно, когда дело женского пола касается…

— Была у меня тут зазноба… Почитай, почти что жена! Женщина антилигентная.

— Это кто же?

— Так Аня! Учительша! Ух, как мы с ней…

Новость сия сильно поразила Ивана Палыча.

— Анна? — переспросил он. — Учительница?

— Она самая! — закивал тот, ухмыльнувшись. — Огонь девка!

Это что же, выходит, Анна и этот вот… Надо же — почти жена! Это как понимать прикажете? Или… или врет парняга, хвастает? Да, верно — так. И все же, все же…

Впрочем, Анна имеет право на личную жизнь… Имела… Тем более, это было давно… Если вообще было…

И все же — как-то на душе горько стало.

— Дохтур… — обернулся на пороге Яким. — Так вы, мало ли, встретите на селе Аннушку. Так скажите ей, что я здесь. Пусть навестит. Поди, соскучилась…

* * *

— Ну, что ж, господа! — выйдя на улицу, доктор махнул рукою. — Прошу в палату. Будем лечить. Предупреждаю — к санитаркам не приставать, не буйствовать! В соседних палатах палате — тяжелые больные… Им покой нужен.

Пока раненые размещались, Артем навестил больных — Марьяну и Юру. Девушка явно шла на поправку, а вот Юра… Чах прямо на глазах и все время кашлял. Ах, пневмоторакс бы! Скорей бы Никодим с инструментами сладил, а то ведь, неровен час… Да и матушка у него — та еще особа!

— Ну, что дружок… Как Майн Рид?

— Начал уже! Очень… — мальчишка дернулся в койке и тут же зашелся в приступе тяжелого кашля.

Эх, лекарства бы! Аглая говорила, будто бабка Марфа, местная травница, от кашля отвар делает на разных травах. Отправить к ней Аглаю? Спросить — не украсть. Сейчас вс средства хороши.

— Ну, дружок, выздоравливай… Я еще зайду!

* * *

Не выходила из головы Анна Львовна. Слова этого наглого парня — «зазноба… почти жена» — словно бы колотили в мозг.

Нужно было отвлечься, заняться каким-нибудь неотложным делом.

Да! Именно так — неотложным.

Следовало, наконец, поставить раненых да и всех остальных больных на довольствие в местную точку общепита… В трактир Субботина, куда же еще-то! Документы готовы, в земстве подписаны, так что оплатят все — и продукты, и повара, и доставку.

Лишь бы Субботин не кочевряжился. В военное-то время, да против земства? Не посмеет! Даже и такой вот тип. Не хотелось бы, конечно, с ним лишний раз встречаться, но… Надо, так надо, что уж тут говорить! Зайти, договориться обо всем, заодно самому пообедать — так сказать, пробу снять. А что? Жалованье вполне позволяло.

А к Аннушке… Потом, на обратном пути… Или, не говорить ничего? Так все равно ж, рано или поздно, узнает… И что, все это время — маяться?

Трактир господина Субботина к фешенебельным заведениям, конечно же, не относился. Но, все же, крыльцо было выскоблено, окна помыты, а внутри даже играла музыка — за стойкой виднелся музыкальный автомат, куда вставлялись большие металлические диски с дырками — этакая шарманка. Да, музыка был довольно однообразной, однако ж, не надоедливой и разговорам отнюдь не мешавшей. В отличие от громкого до звона в ушах граммофона.