Новый Мир (№ 2 2008)

И Леха, барахтаясь и матерясь, забрался, но когда полез Петька, кулас снова хлебнул воды. Петька обескураженно соскочил.

— Так, слушай сюда. — Леха говорил спокойным, уверенным голосом. — Ты просто не веришь, что он нас выдержит. Но он выдержит. Мы же на нем плавали. И еще вещей было полно. Ну! Ложись на него, почувствуй, что он держит, и лезь. Я не дам ему перевернуться. Давай! Да сапоги сними. В них не залезешь!

И Петька потихоньку заполз. Встал на колени на дно. С него текло ручьями.

— Давай садись, возьми вон! — Леха шестом подогнал к борту коньяк и толкнулся вперед. Он уже начал подмерзать. — А дуракам-то все-таки везет, а, Петьк? Луна вышла, все видно. Вон лотос, куда нам надо, видишь. — Он уверенно толкался. Вода журчала. — Нет, дуракам точно везет. Я в прошлом году был здесь в это же время. Снег шел. Такая холодрыга была, не дай бог. А сейчас — курорт. Ты не замерз?

— Да… — неопределенно ответил Петька, тревожно вглядываясь в темноту.

— Ну так глотни коньячку. И мне дай. — Леха пыхтел, работая шестом. Голос у него был решительный и дружелюбный.

— Ты давай греби, до лодки доберемся, там выпьем. — Лехино настроение потихоньку передалось и Петьке, и он слегка распрямился. Сел на пятки, по-татарски. Ноги мерзли в мокрых носках.

Кулас был тяжелый. Шел туго. Леха быстро устал. Они проплыли узкое лотосное поле и уткнулись в небольшую заманиху почти круглой формы. Посветил фонариком. Это было странно. Ничего такого по пути сюда вроде не было. Он остановился, сосредоточенно озираясь. Полез за сигаретами, но они оказались промокшими, и он, выругавшись, бросил их в воду. Леха понимал, что зашел куда-то совсем в другой угол. Надо было возвращаться назад и оттуда искать свою тропу. Только их вечерняя кривая дорожка, спрятанная теперь ночными камышами, приводила к лодке. Все остальные пути вели неизвестно куда.

— Ты чего примолк-то? Коньяку давай?! — сказал он, чтобы отвлечь Петьку, а сам занес шест вперед и начал задом выходить из заманихи, потихоньку разворачивая кулас.

— Ты куда?

— Да вот. — Леха неудобно согнулся через Петьку, пытаясь вытащить завязший шест, и почувствовал, как сзади в лодку хлынула вода. Он бросил шест и спрыгнул за борт.

Петька, стоявший на коленях, ничего не мог сделать, так и пошел лицом вперед и с коньяком в руке. Кулас вывернулся из-под него сзади, и он ухнул с головой. Вынырнул, матерясь и отфыркиваясь. Леха выдергивал шест, кряхтя от боли.

— Ты чего? — спросил испуганно Петька.

— Бляха, коленкой об кулас саданулся…

— Да чего ты назад-то поплыл?

— Похоже, мы не туда зашли.

— Да ты что? Я замерз уже… а где дорога?

Леха не ответил. Молча направился куда-то в темноту, высоко поднимая руки. Плечи у него еще были сухие, Петька же был мокрый насквозь.

— Ты куда, Леха?

— Пешком посмотрю, может, мы все-таки где-то тут выходили.

Ила было почти по колено, Леха, с трудом вытаскивая ноги и уже откровенно дрожа от холода, шел вдоль камыша и смотрел, но луна светила сбоку, и ничего не было видно. Он щупал стенку руками и понимал, что камыш нетронутый — они здесь не пробивались. Он остановился. Обреченно посмотрел назад. Надо было возвращаться. То ли от выпитого коньяку, то ли от усталости, но Лехе вдруг так все стало противно. И этот ил, засасывающий колени, и мокрая, холодная от воды и пота спина. Он глянул на Петьку, ждавшего его возле перевернутого куласа, еще раз посмотрел на стену камыша и вдруг увидел сломанные стебли, а потом и сам проход. Он недоверчиво ощупал его руками.

— Петька, — заорал радостно, — здесь проход!

— Чего?

— Здесь мы ломились. — Леха шел к куласу. — Если бы не утонули, ни за что не нашли бы.

— Может, я пешком пойду, все равно мокрый…

— Да ты что, охренел? Далеко еще! Да и идти тут... С меня один носок уже сполз.

Они вылили воду, залезли в кулас. Проход был хорошо виден, и они довольно быстро пробились. Леха ждал, что они выйдут в большое лотосное поле, по которому надо будет забирать направо, но перед ними был маленький, холодно сияющий в лунном свете ильмешок, которого Леха опять не помнил. Они проплыли вдоль его камышовых стенок. Прохода не было. Коньяк уже не согревал. Шест начал покрываться ледком.

— Мы сейчас по нашему следу шли? — заговорил вслух Леха. — По нашему! Хотя, конечно, может, это и чей-нибудь… но это не важно, все равно в большую протоку приведет, а там я найду. Единственно, там глубоко очень. Давай держись, я слезу и руками поищу.

— Д-давай лучше я, — предложил Петька, — я все равно з-з-амерз, как бобик.

— Не-не, держись, коньяк пей, сейчас я найду. — Леха аккуратно сполз с куласа и пошел вдоль камыша. Он прошел довольно много, щупал руками, но прохода не было — везде были нетронутые, тугие, шершавые стебли.

— Петьк! А мы откуда сюда пришли? — крикнул в темноту.

— Что?

— С какой стороны пришли…

— Вон… Слушай, Лех, я, кы-кажется, вижу п-п-роход. Вон он, что-ли?..

— Где?

— Да вот, п-прямо нап-п-ротив. У, ё-мое, я з-з-замерз!!!

Они вышли в знакомые места и, когда до лодки оставалось метров сто пятьдесят — двести, Леха поскользнулся и перевернул кулас. Они уже здорово замерзли и с трудом вылили воду. Леха залез.

— Слышь, — стуча зубами, сказал Петька, — не полезу я больше. Так дойду. Бутылку только дай. Куда идти?

— Вот так, к-кажется. — Леха тер руки. — Все время п-прямо иди. За теми камышами уже катер должно быть видно. Если что — ори! — Он оперся на шест. Пустой кулас заскользил легко.

Когда Петька подошел к лодке, под тентом уже горел свет, слышно было, как шумит примус. Леха голый стоял на носу, отжимал и раскладывал одежду.

— Давай, П-п-етруха, п-прибавь шагу, — орал он, весело дрожа и изгибаясь всем телом, — сейчас лечиться станем.

Они переоделись в сухое, наладили закуску и хорошо посидели. Полтора литра прибрали. Под тентом было тепло. Пили водку заслуженно, всласть, с настроением. Орали громко, перебивая друг друга, вспоминая, как кувыркались. Радовались, что выбрались из полной задницы. А могло ведь и не получиться…

Петька вылез из-под тента по малому делу. Оперся коленками о борт. Его уже здорово покачивало. Луна была такой яркой, что даже не верилось. И лодка, и тростник отбрасывали тени, и все вокруг было хорошо видно. Петьку передернуло от холода.