Нож в сапоге. Том 1. Черный кот. Часть 2
Шрифт:
– Там деревня дальше, сеньор. – твердо ответил Джузеппе.
– Тогда тебе через большак проще объехать. – все еще недоверчиво отвечал местный. – Ладно… – наконец сдался он. – …заходи. Меня, кстати, Зенгрин зовут.
– Очень приятно, сеньор. – поставил ногу за порог ученый. От этого ему даже стало немного спокойнее. – Да мне нельзя через большак. Мне быстрее надо бы добраться. Сынишка умереть может. Я лекарства везу тут всякие. – хлопнул он по саквояжу. – Если у вас проблемы какие, то я в медицине сильно поднаторел за годы жизни. Могу и помочь. – последние слова он сказал с надеждой, что корчмарь откажется от предложения.
– Да спасибо уж… – пропустил он гостя. – не надо. Как говорил наш покойный староста, у нас тут напасть за напастью. А вокруг одни помощники. Все помощь какую-то предлагают, потом проблем не обересся… Давай… Проходи… Чего встал?
Оказавшись в полумраке древесной простоты, Джузеппе проследовал к стойке следом за хозяином пустой, или даже правильнее сказать – опустошенной, забегаловки.
– А чего у вас тут случилось?
– Да всякое… То один козел искал что-то связанное с взрывом. – Джузеппе сглотнул ком услышав о своем секрете.
– Потом к нам приехали какие-то полудурки, отрезали одному из наших ухо. – голос Зенгрина становился громче, а Джузеппе уже не был так уверен в своей безопасности. – Потом пропал один из наших, а до этого другой остался заикой. До этого был какой-то вурдалак. А совсем недавно я обнаружил
– Нет. Спасибо. – ответил вставший у стойки Джузеппе.
– Мое подозрение пало на соседку. – продолжал Зенгрин. – Она давно уже здесь. Всю жизнь. Ну цвет волос мне её никогда не нравился. Она рыжая как лиса. Только страшна как вся моя жизнь. За ведьму не сойдет. Ведьмы должны быть красивыми ведь. Они должны привлекать внимание. – он отвлекся, направил лезвие на профессора. – Понимаешь?
– Понимаю.
– Ну так и я взял заику Ковальда. Это у нас паренек в деревне есть – увидел вурдалака и остался заикой. Так вот. Ну и я взял в помощники себе, в общем, заику Ковальда, и мы стали проводить уже свое расследование. Ничего мы, правда, не нашли. И даже если бы и нашли, то я бы тебе Луи Трюссо из Лимон-Жона все равно хер бы чего рассказал.
– Хорошо. А почему вы мне все это говорите тогда? – поинтересовался профессор.
– Да к тому, мой дорогой сеньор Луи Трюссо, что если ты замыслил какую-то пакость, то должен уяснить вот что… В этой деревне произошло очень много зла за очень короткий промежуток времени. – слово очень Зенгрин нарочито говорил громче и более четко. – Если ты решил, что зла в нашей деревне недостаточно, то смею тебя предупредить, что я отправил заику Ковальда в Вальдарн. Да-а. – улыбнулся он удивленному профессору, и продолжил орудовать ножом. – Заика видел вурдалака лично. А от священника, перед тем как его отправить босым по болотам, я узнал, что в Вальдарне есть крепость монастырь имени святого Габриэля – Инквизиторий. Они не подчиняются императору Вундарана, и, вероятно, отличаются от их восточных братьев. Однако они есть. И когда они узнают то что здесь случилось, а они узнают…
– То мало не покажется никому… – вздохнул Джузеппе, а про себя подумал. «Милитанты их уничтожат, но это не мое дело.»
– Именно. – триумфально отрезал кусок плоти и поднял нож Зенгрин. – Мало не покажется всей той мрази, что решила терроризировать нашу деревню.
– Что-ж, я рад, что вы нашли выход из сложившейся ситуации, сеньор…
– Нашел, нашел. – кивал корчмарь.
– Вы нашли. Так помогите и мне, пожалуйста. Мне нужен транспорт. Если сынишка мой умрет, то господь обрушит свой гнев на вас, используя своих слуг…
– И то верно. – согласился Зенгрин. – И то верно. Ладно. Вижу ты вроде славный старикашка. Возьмешь кобылу старосты. Много я за неё не попрошу…
– А у меня много и нет. – поджал губы профессор.
– Ладно. Что нибудь придумаем…
Дорога до завода господина Александра Валеца прошла в тревожности. Все дело в местности. Она сильно изменилась. Понятное дело, что общая видимость благодаря белой скатерти из снега стала лучше. Однако тропы исказились, стали теряться в белой шапке. Это напрягало алхимика и его новую гнедую спутницу, которая не хотела откинуть копыта раньше времени, а потому двигалась со всей присущей взволнованным лошадям осторожностью.
У одинокой ивы профессор остановил животину, и привязал ее к стволу. Дальше идти предстояло пешком. Вокруг белым бело. Ученый покачал головой, но взявшись крепче за факел, медленно направился по знакомой тропе. В прошлый раз он был в куда лучших обстоятельствах. С ним были люди Вильгельма. На этот раз путь через опасную трясину предстояло преодолевать самому. Пока шаг оставался легким, голова тяжелела от дум. «Еще он сказал, что парочка стражников теперь должна будет их охранять. Интересно, оградит ли она их от вурдалака? И не слишком ли я был безрассуден, решив ночью пробраться к месту взрыва?» – он остановился, глянул в неизвестность, потом снова пошел. «У меня нет выбора. Если мои коллеги по цеху узнают о том, что я на свободе, то обязательно найдутся те псы, что по их приказу закуют меня в цепи за мои взгляды. Во всем виновата ваша гордыня, мэтр мой, а также ваша алчность. Вскоре в это поселение приедут инквизиторы. Держу пари, если они не найдут в округе монстра или обидчика, то примутся за бедных селян, обвинят их в ереси. Вы бы это поддержали? Добродетель должна найти и покарать тех, кто повинен в ужасных преступлениях даже в том случае, если эти преступления были необходимы для науки и познания мира. Добро в сияющих доспехах победит зло, а потом будет делать с ним все что захочет. И тогда краски смешаются и белое станет серым. Белое замарается о черное. Какая досада.» – Он вышел к тропинке, чуть не провалился в болото, но устоял. «Другое дело – Вильгельм. Он понимал меня. Он понимал, что для того, чтобы сломать устоявшийся порядок необходимо добавить щепотку хаоса. Он обвинил меня в недостаточности этого хаоса. Это была самая обыденная бомба. И интересно еще кое что. Откуда взялся монстр? И что это за монстр? Быть может мы вместе с Вильгельмом, когда я смогу найти нужные слова и докопаюсь до истины, сможем выследить его? Вильгельм использует вурдалака в своих целях, а я в своих. А потом я подорву его. Клянусь жизнью, мэтр мой. Однажды я создам такую бомбу, что камня на камне не оставлю от вашей академии. Вы не просто позорите звание ученых мужей, вы свиньи, которые должны ползать на четвереньках и умолять о пощаде. Если бы моя ненависть имела физическую форму, то смогла бы затмить своей красотой солнце. Ох мэтр мой, когда нибудь я напишу об этом книгу и пришлю вам экземпляр вместе с подарком. Надеюсь ты доживешь, потому что в твоей смерти должен быть виноват я, а не кто-то другой. Я должен стать тем, кто отнимет твою жизнь. Я не жалкий червяк по имени Джузеппе Гримальди. Во мне бурлят тысячи истин познания величайшей из наук. Я настоящий гений. Настоящего гения всегда будут преследовать системные мыши, потому что они не могут смириться с его величием и способностью нестандартно мыслить. Ты не согласен, мэтр мой. Ты думаешь, что я сошел с ума. Это вполне может быть. Я допускаю. Я мог сойти с ума, но я жив. В отличие от вас мерзавцев я жив. И я живу одной идеей. Я хочу видеть, чувствовать прекрасное – запах мыла и бобов, ощущать на языке перец, лицезреть природу вспышки, видеть пульсацию узоров, понимать и осознавать последствия разрушительной вакханалии. Вот чего я хочу, мэтр мой. И пока я гнил в этой сырой, больной и богом забытой камере, я зарывал свой талант
в землю. Я потерял много времени. Больше я не буду так опрометчив. Я буду осторожен. Мне еще очень многое нужно успеть. И я должен действовать решительно и смело, но вдумчиво и неспешно…»В прошлый раз он слышал шум работающего станка. В этот – ничего. Как будто наступившая раньше положенного зима приказала остановить производство удобрений, заявила права на тишину по праву сильного, используя пронизывающий холод. И Джузеппе ощущал её могущество. Он плелся по безжизненной роще до тех пор, пока не увидел вдали силуэт частокола. Облегчение пришло с пониманием. Он добрался. Наконец-то он сделает что должен. Только факел надо потушить – что он, собственно, и сделал. Затем он все выяснит и проверит. Стоило только обойти обиженную временем и наплевательским отношением мануфактуру, незаметно минуя несущих сродни воинской повинности службу наемников, и дело сделано. Джузеппе узрит истину.
Когда он по краю леса обошел предприятие, сердце стало биться чаще. Неужели. Слепой бы заметил, что не так давно здесь было больше деревьев. А теперь та часть леса, что некогда рисковала захватить округу, отброшена назад на несколько десятков метров. Опушка завалилась вглубь чащи. Ее траурно присыпало снегом. Однако профессора интересовало не это. Он окинул взором снежный покров, и вскоре нашел что искал. То было углубление – та самая воронка, из-за которой все и затевалось.
Джузеппе подкрался к кратеру, испытывая поистине отцовские чувства. Он был возбужден также как в ту ночь, когда его буквально ослепила голубая вспышка. Ради таких представлений, полагал ученый, стоило жить. И ощущая себя настоящим творцом, он аккуратно сполз вниз. Видимость в котле была нулевой. В связи с этим ему, так или иначе, пришлось зажечь факел. В свете пламени поблескивали еле видные, голубоватые узоры. Профессор раскопал немного снега, сильнее обнажая магические следы. Он поводил указательным пальцем по ним. После положил палец на язык. «Любопытно, мэтр мой. Выглядит очень любопытно. Вероятность, что мне не хватило сухого пламени, что черные кристаллы таки забрали себе его энергию маловероятна, но она есть. Я не могу быть уверенным в том, что пропорции этой бомбы были соблюдены.» – Он привстал, почесал бороду. «Выходит моя паранойя сыграла со мной злую шутку, а гениальное сознание попыталось предотвратить ошибку, и уже в городе я переборщил с пламенем. Это могло привести к тому, что городской взрыв оказался похож на простой пороховой. Не хватило черных кристаллов Мрутуи. Слишком много сухого пламени. Если ты ошибся на каких-то три грамма в пропорции, то твое безупречное полотно, твой художественный символизм, весь философский смысл разрушения может превратиться в обыкновенную бытовую халтуру. Как будто эту бомбу взорвали дилетанты, наемники, для которых она является простым инструментом. Так вот как можно трактовать слова моего доброго друга Вильгельма Бордо. Он искренне расстроен тем, что я недостаточно постарался. Я сделал обычное приспособление, в то время как оно должно было стать манифестом господина Вильгельма Бордо не просто каким-то зажравшимся бандитам, а всему городу. Оно должно было стать актом художественной мысли и превосходства хаоса над порядком. О мэтр мой, если это так, то все пропало. Если я просчитался, то жалкий червь, которым я себя иногда ощущаю, вернется, на долго вернется и поселится в моей голове. Я бы этого не хотел, мэтр мой. Я бы этого крайне не хотел.» – Он присел на колено, воткнул факел в землю, открыл саквояж, глянул на черное пятно в полуметре от себя и на уровне глаз. «Энергия взрыва повела себя куда как странно. Кратер не должен быть таким глубоким. К сожалению, мэтр, я не мог провести должных исследований раньше. Пришлось уносить ноги. Издержки профессии, знаете ли. Художник не всегда может оценить результат по достоинству. И тем не менее.» – он смахнул снег и пятно стало больше. Он не сразу понял, что потянул за клюв, а когда одернул руку, заметил, что у ног лежал труп птицы. «Мертвая ворона здесь. Вероятнее всего энергия, заключенная в сухом пламени Рактаран, была подавлена черными кристаллами. В этот раз пламени не хватило. Поэтому вспышка могла быть яркой. Метеоритная пыль и фосфорная кислота дают вспышку, но не такую, о которой шептались в деревне и даже в городе. Пламя сжигает ее, наполняя композицию большим смыслом. Нужно было уже тогда понять, что эта получилась чересчур вычурной. Она – выскочка на фоне остальных моих работ. А две другие – подавленные в своей скуке дешевки. И получается, что я ошибся.» – Он посмотрел на труп птицы, потом в небо. «Я не мог ошибиться. Формула работала, верно? Я все сделал правильно. Не мог же я ошибиться с весами.» – Он открыл саквояж и стал в нем рыться. «Сейчас я проверю еще раз. Это будет маленький очерк, зарисовка нового произведения, если угодно.» – Он бережно взял тело, положил его на платок. После поставил рядом мензурку, аккуратно насыпал туда вещество. «Спасибо вам, мой дорогой мэтр, что вы пытались остановить меня. В своем стремлении мне помочь, вы сами разжигали во мне пламя сопротивления. Лучше бы вы себе помогли.» – Во второй склянке было десять капель дистиллированного реагента. Он закрепил первую на небольшой стойке недалеко от головы. «Любопытно еще и то, что это некогда живое существо сохранило свою физическую структуру – там где это возможно. Грубый анализ наталкивает на мысль, что тело практически избежало гниения. Повреждения, вызванные взрывом безусловно есть, однако нужно задать себе простой вопрос. Если её труп бессовестно лежит здесь с моего прошлого визита, на сколько уместно считать, что в сохранности некоторых частей тела виновата температура воздуха, а не энергия черных кристаллов Мрутуи? Их ведь называют кристаллы смерти. Студенты академии часто забывали их название, поскольку проще запомнить то, что это за кристаллы, а не как они называются.» – Реагент зашипел, а Джузеппе отпрянул в ожидании маленького чуда. В какой-то момент склянка лопнула, раздался легкий хлопок, сверкнула голубая вспышка, а тело вороны качнулось и покрылось голубоватыми узорами. Джузеппе проворно подскочил к своей находке, стал внимательно осматривать птицу и небольшую воронку рядом с ней. Раздвинув в стороны осколки стекла, ученый прикоснулся к пульсирующим узорам. «Как будто все в порядке. Однако жжение недостаточное. Здесь я могу допустить, что малые дозы сложнее синтезировать. Микровзрывы по своей сути гораздо изящнее грандиозных. И на этой женственной легкости мы учимся. Взять хотя бы нашу подопытную. Волна сняла ей часть плоти, оголив одну половину черепа. Из этого я могу сделать вывод, что разрушительная составляющая моей работы не пострадала. Напротив. Я все сделал правильно. Я не мог ошибаться. Такие как я не ошибаются.» – Неожиданно ворон громко каркнул, забился в похожем на агонию припадке, быстро дергая одним крылом. Пораженный Джузеппе отпрянул в последний момент. Птица вскочила на лапы, глянула на профессора, и махнув крыльями взмыла в небо.
– Невероятно! – Воскликнул ученый. – Нет, нет, нет. Стой! – Он, можно сказать, с разбегу запрыгнул наверх, случайно затоптав и потушив факел.
– Где же ты? – Он смотрел по сторонам. Вверх и вниз. Всюду. Какое-то время рассудок пребывал в состоянии потрясения. Недоумение вперемешку с волнением окатили ученого. Он терял самообладание.
– Где же ты… Где… – повторял ученый снова и снова. Он уже думал, что потерял счет времени, что это сон, и такого не может быть, но…
– Ага! – профессор увидел её. Она лежала в снегу, дергалась, пыталась снова взлететь. Он подбежал к ней. – Стой, стой. Подожди, моя ненаглядная. Я помогу тебе. – шептал алхимик, боясь навредить ей, спугнуть оживший феномен. Краем глаза Джузеппе увидел свет, а вскоре услышал и обращение к себе: