Няня по контракту

— Ты лучше её покарауль, — советует Мишка. — Тогда бегать не придётся. И если что-то обещал, обещания надо выполнять. Помнишь, ты нас учил? Вот с девчонками точно работает.

Он у меня ещё и умный не по годам.

— Да, ты прав, — тру задумчиво переносицу. — Вот с обещаниями напряг немного. Я ей жениться десять лет назад обещал. До сих пор висит… как камень на шее.

Мишка сопит, губу нижнюю оттопыривает, брови снова хмурит.

— Ну, ладно. Женись тогда, — даёт он мне «добро». — Раз уж так. Ты только спроси. А то вдруг не захочет. Так долго ждать обещания не все станут. Может, у неё есть кто? Ты спрашивал? А то вдруг уведут? Помнишь, дядька к ней приставал?

Я зубами скрипнул. Ещё бы я не помнил. Но Варикова — моя. Я у неё есть. Никто не уведёт. Не позволю. Но Мишка прав. Глаз да глаз нужен.

— Ничего. Мы её у всех дядек отобьём, — бормочу. — Ты тут поиграй, ладно? А я Кристину проверю. А то что-то тихо очень.

Но переживал я зря. Они… разговаривали. Наверное, первый раз за много лет.

Там, в пиццерии, они так и не дошли до общения. Крис только Митьку ей подсунула — бабуля вздыхала, жалея, что дочь так и продолжает её сторониться. Но хоть внука привела — и то хлеб.

А сейчас… кажется, будто заколдованные путы пали. И плохая девочка вылезла из скорлупы, в которую сама себя и загнала. Ну, в тридцать пять, наверное, уже и пора поумнеть.

Не знаю, что я чувствую. Это и облегчение, и досада, что столько лет — коту под хвост. Но, наверное, Крис потеряла больше. Гораздо больше. И поэтому ей нужно наверстать. Ведь жизнь не резиновая, а бабуля не вечна. Да и с каждым годом она от нас всё дальше из-за болезни.

Мы все знаем: однажды настанет день, когда она перестанет нас узнавать, уйдёт в себя, превратится в ребёнка, а поэтому нужно жить здесь и сейчас, не тратить понапрасну драгоценное время, чтобы не было поздно сказать хорошие и добрые слова. Дарить любовь. Признавать ошибки. Беречь моменты, когда мы ещё можем быть вместе. Заботиться друг о друге, в конце концов…

Я всё же возвращаюсь в детскую. Мишка рисует. Ромка спит. Плюнув на всё, я ставлю будильник, чтобы не проспать встречу с бывшей, и ложусь рядом с меньшим сыном. Мне нужен отдых. А ещё жизненно необходимо прижать к себе ребёнка, что дался так непросто и родился вопреки всему.

52.

Дмитрий

— Пап, вставай, у тебя будильник звенит, — выталкивает меня из сна Мишкин голос. А Ромка трясёт за плечи. Не могу глаза открыть. Спать. Они рядом. А я так долго не отдыхал нормально.

Но сквозь тяжёлую дрёму тревожные колокола в башке звонят.

— Ёлки-палки! — вскакиваю, как ужаленный и невидящим взглядом на часы пялюсь, не понимая, ни который час, ни какой день.

Потом меня отпускает: сыновья на страже мира и народа, вовремя меня подняли, и пока я никуда не опоздал.

— Кристина! — реву я мамонтом.

— Ну, чего орёшь? — шикает она на меня. — Мама уснула, разволновалась, пришлось ей укол сделать успокоительный.

— С детьми посидишь? — спрашиваю в лоб. Она только глаза закатывает и головой качает, будто я глупость сморозил.

— Посижу, конечно. Думаешь, почему я здесь околачиваюсь? Жду твоих ценных указаний. Во-первых, будешь должен, во-вторых, запомни этот миг.

— Тина, — кладу руку на сердце, — даже если кто-нибудь посмеет забыть о твоих подвигах, ты обязательно напомнишь.

— Скажи спасибо, что Митя в лагере, а то б убежала уже!

Чувствую, кланяться мне не перекланяться. Но я так привык к Тинкиным заскокам, что все её попытки выпятить себя пропускаю мимо ушей. Не до того.

В кафе я прибываю минута в минуту. К таким дамам, как Лена, на «свидания» лучше не опаздывать. Впрочем, до того как, она вела себя тихо, скромно, неприметно.

Про таких говорят: в тихом болоте черти водятся. Вот и она из той породы. Умела ждать, выжидать, чтобы потом развернуться во всю ширь. Если кто наивно думал, что эта скромная забитая девушка будет всю жизнь тенью, не поднимающей глаз, то ошибался гораздо больше, чем глубоко. Таких артистов свет видит раз в сто лет и жаль, что не на сцене.

В общем, да. Я немного предвзят, но, как сторона слегка пострадавшая, имею право думать о Елене неприязненно.

Как настоящая женщина (а Елена свято блюла только одной ей понятный кодекс), бывшая опаздывала. Ничего, я не гордый, подожду.

Она вплыла, когда не истекли святые, положенные студентам 15 минут. Так ждут преподавателя, а потом уходят. Убегать я не собирался. Интересно, что захочет преподать сегодня женщина, которая легко сломала мне жизнь.

Я поморщился. По-идиотски звучит. Я всё сломал сам, но руку бывшая жена к этому приложила — я был уверен. К тому же, мне было из-за кого думать о неудачном браке, в котором мы промучились несколько лет.

Пока она медленно шла, постукивая каблуками, я вдруг подумал, что мы могли бы до сих пор быть женаты. Это был не мой выбор. Ленка ушла сама, бросив детей. У нас даже войны не было, как в других несчастных семьях, когда при расставании делят детей, делают друг другу гадости, обсирают на весь мир. Мы расстались тихо. Она ушла, доходчиво рассказав, почему делает это.

— Привет, дорогой.

У меня сразу начинали болеть зубы, когда бывшая пыталась быть милой. За мягким воркованием скрывалось одно: ей что-то нужно. И это своё «хочу», она готова выгрызть из горла.

— Давай без этого? Давай по существу, — сразу же обозначил свою позицию, наблюдая, как Ленка неспешно присаживается на стул. Все движения выверены, каждая складочка разглажена, поза принята картинная, словно она перед фотографом позирует. Точно так же, не спеша, она делает заказ официанту, и я с трудом терплю весь этот фарс.

И что характерно: ведь сидело это в ней, пряталось, пока она на задворках отиралась. Всегда тихая и неприметная.

Нет, мышью её в полном смысле слова назвать нельзя: Ленка вполне миловидная, фигура хорошая. Но она не выпячивалась, не привлекала внимание. Зато к целям своим шла целенаправленно. А когда что-то не получалось, меняла траекторию.

— Ты зачем припёрлась? — бью в лоб, давая понять, что на реверансы с ней не настроен никак.

— Фу, Дима, как грубо, — брезгливо сжимает она губы, намазюканные бледной помадой. Достойный макияж, всё в ней хорошо, но меня раздражают в ней даже такие мелочи.

— Ну, ты тоже вела себя не как фея, когда ввалилась в мой дом, устроила скандал, травмировала детей.

— Кстати, о детях, — оживляется она.

— О них ты потеряла право говорить, когда исчезла с радаров три года назад.

— Но я мать, — смотрит на меня коброй, не мигая. — И никогда не отказывалась от своего статуса.

Я рассматриваю её с интересом. Как блоху. Хороший скачок. К чему сейчас она желает присосаться? А в том, что Лена почувствовала кровь, я уверен.

— Давай вещи называть своими именами. Душевные истории о том, что в тебе вдруг проснулся материнский инстинкт, мне ни к чему. И ты, и я знаем, что это неправда. Потому что ты пришла не к детям.