Няня по контракту

— Вот так ты меня воспринимаешь, да?! — снова артачится Кристина.

— Даже ещё хуже, — закругляю я тупой разговор, — и не раз тебе об этом говорил. Но одно дело подыгрывать тебе в двадцать три года, другое — когда ты уже выросла, а ума так и не прибавилось. Мы тебя ждём. Либо «да», либо «нет», но тогда не звони мне и мозг не выноси, договорились?

Крис долго молчит. Выдерживает театральную паузу. Вздыхает.

— Ладно, ждите, — делает она одолжение, хотя всё должно быть совсем наоборот. Как у неё это получается — ума не приложу. Манипуляторша. Всю жизнь так живёт и всё ей с рук сходит. Относительно.

Главного я ей, конечно, не сказал. О том, что придётся говорить правду хотя бы Ане. Но сейчас важно вытащить Крис из логова, а уж потом махать шашкой наголо, рубя налево-направо головы её индивидуальной гидры.

Мысленно я стёр пот с усталого чела. Иногда проще ворочать огромной компанией, чем решать домашние вопросы и воевать с родственниками.

Оставался ещё один нерешённый вопрос. Его я тоже решил не откладывать на потом.

Бывшая ответила на девятом гудке. Выжидала. Хотя я был уверен: она держала руку на пульсе и знала, что я обязательно позвоню.

— Алло, — голос её звучал по-королевски, а у меня аж зубы заболели, так я мечтал не слышать её больше лет сто. «Никогда» — слишком идеально и вряд ли выполнимо. Даже если б у меня был ручной джинн в кармане.

— Привет, дорогая, — вложил я побольше яду и тротила в голос. — Что это был за демарш?

— А в чём дело? — бойко огрызнулась бывшая. — Имею полное право!

— Полные права ты потеряла три года назад. А если учесть, что всё это время ты стойко игнорировала нас, то твоё появление, мягко говоря, выглядит странно и нелепо. В чём дело?

Пауза. Я слышу, как она дышит в трубку.

— Это нетелефонный разговор, — сдабривает она тон почти интимным мурлыканием. — Нам надо встретиться и всё обсудить.

— Время и место, — я готов ей противостоять, как никогда. — И учти: приблизишься к детям или ещё раз нарушишь границы моей собственности, разговора не получится. Я натравлю своих адвокатов и не оставлю от тебя мокрого места.

— Угрожаешь? — кажется, она непробиваемая. Впрочем, это мы уже проходили.

— Предупреждаю.

— В семь. В моей любимой кофейне. Надеюсь, ты ещё помнишь.

Я помнил. Как и тысячу других мелочей. Но кое-что в своей жизни я бы хотел забыть и не вспоминать. Возможно, у меня есть шанс если и не окончательную точку поставить (всё же она мать моих детей, и этот факт вычеркнуть не получится), то хотя бы взять очень длительную паузу. Желательно на много-много лет вперёд.

Анна

Ромка наконец-то уснул, но во сне продолжал ко мне прижиматься. Я осторожно поцеловала его в светлую макушку. Какой же он сладкий. Мой. Без разницы, кто его мать. Вот же, обнимает меня доверчиво, ласковый котёнок.

Из головы не шли его слова. Кристина. Я ошиблась? Поспешила? Позволила неправде сковать меня по рукам и ногам?..

Правильно Димка сказал: время назад не отмотать. Но если б у меня была такая возможность, сегодня бы я поступила по-другому.

Подумала и замерла. А ведь я… не изменилась. Слушать его не хотела, разговаривать не желала. Пряталась, откладывала, боялась, трусиха. Может, не так-то он и виноват был тогда?

Ну, кто не врёт хоть изредка? Может, были у него на то причины, а я с плеча рубанула и сбежала, дурочка импульсивная. Спряталась в другом городе. Мы ведь канули с концами. Никому не сказали, куда уезжаем и зачем.

Конечно же, Димка не смог меня найти. Попробуй искать иголку в стоге сена. Он, кажется, даже имён моих родителей не знает. Как и я его родню не горела желанием узнавать. Нам было хорошо вместе, а на остальное было наплевать. Мы ведь тогда только-только подошли к черте, когда родственники становятся частью нашей совместной жизни.

Я тихо выскользнула из комнаты, когда поняла, что дом снова ожил. Кажется, приехала заноза моей жизни. Та самая злостная разлучница. И, наверное, я хочу всё знать. Особенно про бабушку.

Не знаю, как выглядела я. Вероятно, как пугало огородное с размазанным макияжем и вороньим гнездом на голове. Не было времени подготовиться. Да и желанием я не горела. Какая есть, такой пусть и любят. И уж точно никакие Кристины мне не указ.

Но сама виновница моей личной трагедии выглядела сногсшибательно. Великолепно. Ухоженная, красивая, холёная. Как с картинки журнала. Поэтому рядом с ней я почувствовала себя полным убожеством.

Но в тот же миг… Бабушка!

Будто взял и щёлкнул пальцами.

Я чмыхнула.

Кристина посмотрела на меня подозрительно.

Я попыталась сдержать смех, но у меня получилось что-то вроде «пых-чпых-чпых».

Иванов маячил на заднем фоне. Усталый, с тёмными кругами под глазами. Похож на зомби из мрачного апокалипсиса. Кристина контрастировала. Бабушка.

И я не выдержала. Почему-то в этот момент я прекрасно поняла смех Иванова у меня дома.

Бабушка. Я смеялась так, что из глаз катились слёзы.

— В чём дело? — растерянно заозиралась Кристина. То на меня смотрела, то на Иванова, который тоже кривил губы в улыбке, наверное, не понимая, почему я смеюсь, но заражённый моим смехом.

— Бабушка… — выдавила я и сползла по стенке.

Рядом крякнула баб Тоня. Тяжело вздохнула Селена.

Кристина подпрыгнула на месте, как коза.

— Кто?! — взревела она басом. — Кто, я вас спрашиваю?! Кто произнёс это мерзкое слово?!

Смеялась я. Смеялся Димка. Мелко тряслась, пряча лицо, бабуля.

И только Селена Исаевна продолжала смотреть на мир печально-философскими глазами, словно страдая от несправедливости этого мира.

— Котики, — сказала она смиренно, — ну нельзя же так. Она страдает.

В глазах Кристины блеснули слёзы. Она обвела нас обиженным взглядом. Таким, с долей гордо униженной оскорблённой невинности.

— Давай, Крис, — перестал ржать Иванов, — скажи правду. Очень нужно, понимаешь? А то Аня десять лет назад решила, что ты моя любовница. И что Митька — мой сын. А всё потому, что ты…

— Тебе надо — ты и говори! — разобиделась Кристина и нервно заколотила туфелькой о паркет, выбивая то ли марш, то ли «Болеро» Равеля в бешено-ритмичной обработке.

Димка тяжело вздохнул.