О чем поет вереск

========== Глава 16. Заповедный лес ==========

— Мэллин, — произнес Мидир, и Этайн встрепенулась, глянула выжидательно.

— Королева выше подозрений! Но если тебе будет спокойнее, можешь сломать мне еще и ноги! — ухмыльнулся брат, но тревога все же скользнула во взгляде. — Или заколоти дверь!

Этайн опустила шитье, с волнением переводя взгляд с одного на другого.

— Мэллин! — рявкнул волчий король.

Пальцы сложились в кулак, что не осталось незамеченным для вздрогнувшей Этайн и брата. Мэллин сразу привстал с постели, скривился привычно:

— Ну давай, братец! Хочешь наказать, накажи меня, но ее не трогай! Хочешь, я перееду в тюрьму на месяц? А хочешь, я…

— Спасибо, Мэллин.

Кажется, первый раз брат не нашел, чем ответить. Открыл и закрыл рот, клацнув зубами. Потряс лохматой головой, видно, решив, что ему послышалось. Поморгал и взъерошил волосы.

— Спасибо, что развлек ее, — добавил Мидир, решив, что глупо благодарить за то, что младший хоть пару часов обошелся без шуточек и ёрничания.

Этайн подбежала, замерла рядом, сложив руки на груди:

— Благодарю тебя, Мидир!

— Мое сокровище, — улыбнулся он, — сегодня чудесный день для прогулки. Я бы хотел показать тебе наш заповедный лес.

Этайн, поднявшись на цыпочки, дотронулась губами до его щеки.

— Такие семейные разговоры мне нравятся гораздо больше.

Брат сложил свой локоть не так уж и удачно, и обернувшись на пороге, волчий король дунул в сторону Мэллина, сращивая сломанные кости окончательно.

— Ты свободен, Мэллин.

Хоть Мидир старался говорить спокойно, вышло похоже на разнеженное ворчание сытого и довольного кота.

Сияющая Этайн шла рядом, разноцветные лучики скакали по темному камню. Лишь собрав волю в кулак, Мидир прошел мимо всех запрятанных дверей в гостевые спальни.Стража стояла не шевелясь, а волки из глубины стен поворачивали головы вслед.

— Ты… вылечил Мэллина? — решила спросить Этайн. В ответ на его взгляд договорила: — В воздухе словно повеяло чем-то чистым, свежим. Я уже ощущала это, когда ты… — опустила глаза повинно, — убрал следы от моих ожогов.

Хорошо, что она сама заговорила про то, что тревожило волчьего короля.

— Место это невидное, — провел он пальцами по внутренней стороне женского плеча, — твою красоту старались уберечь. Но все же, кто виноват в этом? Скажи мне имя — и он умрет.

— Нет-нет, никто! — испуганно заторопилась Этайн. — Это все мои слова! Я часто говорю не думая. Сам говорил, мои слова как птицы!

Обернулась, ожидая подтверждения, но не Мидир говорил ей это. И он сказал иное:

— Ты сама как птица.

Она помолчала, вздохнула, словно желая что-то сказать, но сдержала себя. Глядя в ее глаза, тревожные, светящиеся на солнце, как хризолит, Мидир осторожно спросил:

— Тебе хорошо со мной, Этайн?

— Да-да, конечно! — повернула она к нему голову, кажется, не замечая ни высоких зданий, ни широкой площади, которую они пересекли. — Как ты можешь сомневаться, мое сердце?

— Тогда расскажи мне про шрамы. Я бы не удивился, увидев их у волчицы. Только прошли бы они очень быстро.

— Это долгая история…

— Путь до старого елового леса тоже неблизкий.

Встречные волки, видя светлую улыбку земной женщины, провожали их поклонами и одобрительными взглядами.

Они миновали восемь стен, а Этайн молчала. Алан у входа спросил об охране, Мидир торопливо отказался… Женщина тем временем отошла к краю моста, глянула вниз. Вода рва серебрилась от порывов ветра, дробя отражение летящих облаков, замка и далеких гор.

Волчий король подошел, подхватил под руку, глянул вопросительно.

— Я жила на быстрой реке. Она мне казалась такой свободной…

Девятая стена с охранными башнями осталась позади, когда она заговорила о том, что волновало Мидира:

— Когда все так истово желают тебе счастья — как они его видят! — хочется убежать куда подальше. Я убежала к друидам. Но, кроме надежды, что я смогу справиться со своей темной стороной, меня вело еще одно…

Этайн вновь замолчала, но теперь Мидир решил помочь ей.

— Так почему же ты решила стать друидкой? Ведь это значит отречься от себя, от своего клана, от всей жизни!

— Грустно осознавать себя лишь половиной чести мужчины. Хотя у рабыни ее и вовсе нет. Только цена… А петь я умею не слишком хорошо.

— Петь? — не понял Мидир.

— Только певицы и друидки могут добиться настоящего уважения и стать на равных с мужчинами. Это я и сказала друидам. Им не слишком понравилось! Нужно знать свое место. Женщина не должна желать большего, друидки тоже повязаны бесчисленными правилами. А когда я ответила, что быть свободным наполовину — значит, быть наполовину рабом… — поежилась Этайн.

— Тебе решили вбить правила каленым железом?! — рассвирепел Мидир.

— Могли и сжечь за непослушание! Так что я отделалась лишь шрамами.

— Не только. Я видел давние отметины на спине. Кто еще пытался насильно осчастливить тебя?

— Это… да, это всего лишь пожелание добра. Отец очень хотел выдать меня замуж за Борво… Он тоже внук короля и вполне мог в союзе с нашим кланом претендовать на трон. Его отец очень дружен с моим. Но, видимо, ни плеть, ни огонь меня ничему не учат. Эти следы ты тоже убрал?

— Это меньшее, что я мог сделать для тебя.

— Вколачивать ум-разум детям и женам — не зазорно даже в лучших семьях. Галаток еще считают свободными! — горячилась Этайн. — Мы можем уйти, получив развод — и жить в позоре до конца дней своих. Можем принудить жениться — и жить с человеком, не любящим тебя.

— Да, Этайн. Ты ведь тоже могла дождаться Лугнасада и прокричать о своей любви во всеуслышание. Я бы потерял честь, не став твоим супругом.

Этайн открыла сердце, подарила себя, не требуя ничего взамен. И хотела уйти — к друидам, на костер или к родне, готовой отдать ее этому Борво. Мидир напряг память: они с Эохайдом гостили в том клане. Молодой человек древнего рода. Что-то ему тогда в нем не понравилось, но присматриваться не стал. А сейчас возненавидел лишь за то, что ему чуть не отдали его Этайн! Тогда точно проще было бы сделать ее вдовой.