О каретах и тыквах

Я медленно кивнул.

– Отлично. Выздоравливайте.

Дверь за колдуном закрылась очень медленно и осторожно.

– Прости, - тут же заговорил Доминик, примирительно подняв руки.
– Серьёзно, парень, тут я не нарочно! Ты, конечно, не свет в окошке, но я и не думал тебя подставлять. Ладно? Я хотел как лучше, поверь. Все знают, что Одро - один из лучших спецов по совместимости магий в столице. И ты всем рассказываешь, что Элин - твоя невеста. Я и представить не мог, что у вас всё вроде как тайно!

Он, кажется, был искренне огорчён, и от этого становилось только хуже.

Это всё у вас тайно... А что у нас вообще, собственно? Элин ведь ни разу, ни словом не обмолвилась о своей семье. Я и не спрашивал: с первого дня Раонок объяснил мне, что в Академии Изменённых вопросов о родителях не задают. Вот я и посчитал, что, если Элин сама не затрагивает эту тему, то...

Она даже не соизволила мне рассказать, что у неё есть семья.

Стало горько. Всё же, мне не нравилось то, что теперь между нами есть. И хотелось бы винить во всём Элин, но это было бы совершеннейшим лицемерием.

Я сам вцепился в неё, фактически навязал себя. Влюбился? Да, разумеется. Но ещё мне хотелось быть свободным.

И жить.

*

Мне всегда казалось - как минимум, до определённого момента - что жизнь моя достаточно обыденна. Разумеется, цвета и глубины ей прибавляли светломагические практики и развитие истинного дара. Но по сути детство, проведённое за высокими стенами Храма, не отличалось особенной вычурностью. Да и перспективы мои, будем честны, были вполне понятны: я ни секунды не сомневался в том, что в итоге стану одним из магов Ордена Священной Чаши. Это казалось вполне закономерным явлением, поскольку Учитель сочувствовал их идеалам. Я, в свою очередь, привык доверять оценочным суждениям Учителя, благо на моей памяти тот ни разу не ошибался.

Ещё я полагал, что у меня совершенно обычная семья, набожная и традиционная. Состоятельная, да, и достаточно родовитая, но - не более того. Отец был приближён ко двору, мать тоже некогда была придворной дамой, но после удалилась в дальнее поместье, дабы провести остаток своей жизни за подобающими женщине занятиями. Таковыми, по мнению официальной храмовой власти, могут быть только молитвы и воспитание детей.

Говоря о детях, я был средним из троих братьев.

Меня огорчала некоторая напряжённость, присутствовавшая в отношениях с семьёй, особенно - с отцом. Но я списывал это на особенности своего дара, благо это было логичным объяснением.

Самое поразительное, что я действительно во всё это верил. И в набожность матери, и в непогрешимость Учителя, и в простоту окружавшего меня мира... Сейчас стыдно вспоминать, но я действительно никогда не понимал чрезмерных и намеренных усложнений. Несомненно, можно казаться тем, кем ты не являешься; но зачем? Даже сейчас, познакомившись с тёмной культурой, в какой-то мере культивирующей расчётливость и хитрость, я не понимаю ответа на этот вопрос.

Потому, наверное, я не замечал первых предвестников того, что произошло - оставался глух к тихому шёпоту за спиной, слеп к очевидным несоответствиям, тих в моменты, когда следовало бы задавать вопросы, и равнодушен к ответам. Магия, книги, боевые искусства, учитель и приятели-послушники - вот был весь мой мир. И если нечто не помещалось в эту пасторальную картинку, оно просто отметалось.

За ненадобностью.

Всё так продолжалось и, возможно, так бы было и впредь, но близилось моё магическое совершеннолетие, и петля лжи и интриг сплеталась всё туже. И наступил момент, когда я уже не мог игнорировать очевидное - тогда меня вызвал к себе Первосвященник.

Случилось это во время очередной моей аттестации в Институте Светлейших Магов, и вызывали меня срочно, потому времени посоветоваться с Учителем не оставалось. Впрочем, тогда я не стал особенно волноваться по этому поводу - но, как оказалось на практике, зря.

Он был сутул, высок и худощав, обладал цепкими внимательными глазами и тонкими губами. Сейчас, с высоты собственного опыта, я могу не без некоторой внутренней иронии отметить, что внешность Первосвященника больше приличествует колдуну, чем светлому магу. Впрочем, не удивился бы ни разу, узнав, что Его Святейшество разбирается в демонологии и сопутствующих ей дисциплинах получше иных чернокнижников.

– Юный Дайнор, - приветствовал он меня.
– Пусть Свет озаряет твой путь.

– Свет Истины неугасим, Ваше Святейшество. Встреча с вами - неожиданная честь.

"Без которой я предпочёл бы обойтись", - добавил я про себя и тут же немного устыдился таких мыслей. Всё же, Первосвященник был лицом нашей веры - какие бы разговоры о нём порой ни ходили в среде разных внутрихрамовых течений.

– Это весьма приятная встреча, мой юный друг, - сказал Первосвященник спокойно.
– Признаться, я наслышан о вас. Единственный истинный светлый за всё поколение, единственный ученик Безымянного Отшельника... Надеюсь, подобная уникальность не заставила вас ступить на путь гордыни?

– Я стараюсь смирять себя, Ваше Святейшество.

– Похвально, похвально... Скажите, Дайнор, вы считаете себя человеком истинно верующим?

– Несомненно, - ответил я, стараясь не показывать раздражения.

К чему это всё? Ни для кого не было секретом, что мой Учитель... скажем так, не вполне одобрял официальную Храмовую политику. Не шёл против (как минимум, так я думал на тот момент), но и не поддерживал. Как и большинства Мастеров, он полагал светлую традицию в первую очередь магически-философским учением, которое должно расширять кругозор адептов, а не сужать его. Увы, тут мнение Храма со взглядами Учителя радикально расходилось.

И я, разумеется, был всецело на стороне Учителя.

– Понимаю, понимаю... в наши дни Храм нуждается в таких вот молодых людях. Мы стоим на пороге серьёзного противостояния, несомненно. И у нас есть общий враг, который всем известен.

– Мне известен лишь один враг - невежество, - отозвался я, глядя ему в глаза.
– Оно порождает худшие химеры. Надеюсь, однажды я, как и мой Учитель, смогу встать на пути у этих монстров.

– Невежество, - повторил Первосвященник задумчиво.
– Я на вашем месте избегал бы столь категоричных высказываний на этот счёт. Невежество тоже бывает полезным, если правильно его применить. Не зря наша вера превозносит чистоту детей: они прекрасны в наивности своей. Но со временем в их жизни появляется много страстей и ещё больше вопросов, смущающих их ум... Тогда и случается самое печальное. Поверьте: чем меньше вопросов задаёт себе человек, тем истовее и категоричнее его вера. А нам в эти непростые времена нужны такие люди - простые и преданные. Чистые душой и разумом, словно дети.

– Я не смею с вами спорить, - отозвался я тогда.
– Но очевидно, что человек, который не задаёт вопросов, никогда не сможет постичь глубины и суть учения. Его вера и жизнь никогда не будут осознанными.

– И это совершенно естественно, - мягко отозвался Первосвященник.
– Так называемую осознанность в иных кругах принято переоценивать. Точнее, отчего-то принято считать, что она нужна всем, тогда как на самом деле стремятся к ней единицы... Вы юны, Дайнор, потому не понимаете: большинству людей не нужны ответы на их вопросы, они просто не хотят их знать. Они блуждают впотьмах и жаждут только, чтобы им указали путь. Причём самостоятельно искать его они не желают, поверьте - им проще идти за тем, кто держит в руках факел.