Облака и звезды

Сегодня рабочие из геодезической бригады идут на подмогу почвоведам — будут рыть шурфы для Инны Васильевны. А начальник вообще поехал только за компанию.

Братья-близнецы Мурад и Хаким вопросительно взглянули на Курбатова.

— Пойдете, други, с Юрием Ивановичем, — сказал начальник, — он сегодня у нас главный — работает за себя и за мелиоратора. Смотрите же не подведите его. А то кое-кто вот так работает, — Курбатов взял у Мурада метровку, потянулся, зевнул и отмерил ломаную линию.

Все засмеялись.

— Если бы мы так мерили, сегодня не окончили бы участок, — сказал Мурад.

— Правильно, — начальник хлопнул его по плечу, — я не тебя показывал: вы с братом летаете по пескам как соколы. Но сегодня этого мало, надо молнией носиться. Иначе песком занесет — нам же откапывать, когда следом за вами пойдем брать образцы из шурфов. — Курбатов подтянул голенища брезентовых сапог, кивнул мне: — До скорого! Желаю вам снять красный флаг.

— Какой флаг?

— Финиш! Мы с ребятами, когда тянули ход, повесили на барханном массиве.

Начальник повернулся к жене, стал по команде «смирно».

— Товарищ инженер, рабочий Курбатов прибыл в ваше распоряжение.

— Вольно, — сказала она. — Бери заступ. Сейчас на такыр поставлю.

Я сжал зубы, отвернулся. И это начальник отряда! Паясничает в присутствии рабочих. Неудивительно, что они пререкаются с Костей. Скоро и на Курбатова будут кричать. Разве представишь что-либо подобное в отряде Баскакова?

Почвоведы и геодезисты скрылись за буграми — пошли обследовать вырытые вчера шурфы, копать новые. Почвоведы всегда отстают. Очень трудоемкая работа.

Я развернул мелиоративный журнал на последней странице. Крупным почерком Калугина были записаны данные предыдущего обследования — рельеф, краткие сведения о растительном покрове, мелиоративные рекомендации. То же самое запишу и я, только работать будет гораздо труднее: ветер и надо вести еще свой геоботанический дневник — двойная нагрузка.

Геодезический ход, отмеченный редкими саксауловыми ветками, уходил вдаль. Казалось, вешки бегут друг за другом, одни спускались в ложбину, другие взбирались на бугор. Самые дальние шли уже вместе.

Пора начинать. Я отмерил площадку, стал описывать растительность. Ей-богу, это можно делать не глядя, так убого-однообразна пустыня. Везде одно и то же: в понижении между буграми — полусожженный сухой илак; на склонах — желтый кушак из селинов; выше — кандымовый пояс; на вершине — один-два поникших саксаула.

Я записываю латынь только начальными буквами, потом на глаз прикидываю площади, занимаемые каждым видом. Сплошного пересчета кустарников делать не буду — некогда и погода не та, — поставлю цифру, записанную Калугиным. Сколько у него? Двенадцать? Ну, здесь напишем десяток. Дальше — группировка. Она на бугристых песках одна и та же — илаковый саксаульник. Теперь подпись. Конец! Все заняло считанные минуты. Если так пойдет и дальше — зашабашить удастся довольно скоро. Не будь сегодняшнего выезда, лежал бы в палатке, читал стихотворения Владимира Соловьева. Любопытно. Баскаков дал на прощание.

— Не боитесь впасть в идеализм? Нет? Тогда возьмите. Есть и про ангелов, и про Христа; все на добротном поэтическом уровне.

Но Соловьеву придется подождать. Сейчас на очереди — плановое задание. Навряд ли удастся быстро управиться, ведь я сегодня еще и мелиоратор. Значит, сам должен намечать и прокладывать боковые поперечники — визиры, тянуть их в стороны от главного геодезического хода к отдельным скоплениям барханов, что вклинились в бугристые пески и угрожают пастбищам.

Правда, на барханах совсем уж нечего делать: растений почти нет, рельеф один и тот же — мелкобарханные или среднебарханные пески. Разница всего в нескольких метрах высоты. Запись в пять строк, но из-за нее надо свернуть с геодезического хода, пройти до скопления километра два и столько же обратно. Проформа? Конечно! А что поделаешь?

Я сверился с планшетом Калугина. Первое скопление совсем близко. Значит, обследовать его удастся еще до того, как разгуляется ветер. А он уже сейчас вон какой — рвет из рук ботаническую папку. Теперь ясно, что циклон и не думал утихать. Просто прикинулся обессиленным, чтобы выманить нас в пески.

Ботаническая папка парусит, мешает идти. Надо было бы оставить ее дома, но я побоялся, что Калугин скажет: «А папка где? Забыли?»

Вдали показалось первое скопление барханов. Над ними уже висела мутная песчаная дымка. Это с утра, а что будет дальше?

— Мурад, готовь метровку; Хаким, будешь делать пикеты. Да смотрите не путать счет, а то заставлю перемерять.

По буссоли беру направление на барханы, указываю Мураду ориентир. Братья начинают работать. Я сажусь на песок, упираюсь подбородком в колени. Зачем? Ну зачем все это? Рельеф, растительность и без того известны — везде одинаковы. А длину визира можно определить приблизительно — сотня метров больше или меньше, какая разница? Существенной ошибки не будет, — сколько их уже перемеряли. В Каракумах все на одну колодку.

Братья уходили все дальше. Я поднялся — надо идти за ними.

Скопление барханов начиналось на втором километре. Придется записать. Я кратко отметил: «мелкобарх. п-и… Выс. 3 м». Измерять не буду — глаз наметан.

Вот наконец и скопление. У подошвы бархана сидят Мурад и Хаким, громко говорят по-туркменски. Увидев меня, умолкают. Хаким трет покрасневшие глаза.

— Почему очки не взял? — строго спрашиваю я.

— В очках плохо, пот мешает, — смущенно говорит Хаким.

— А песок не мешает?

Хаким перестает тереть глаза, подымается с земли.

Молча возвращаемся на главный ход. Я останавливаюсь вытряхнуть песок — уже набился в рукава, за воротник спецовки. Это только начало…

Из-за бугра выглянули саксауловые вешки. Я делаю описания в обоих журналах, почти не глядя на рельеф, на растения. Здесь сплошной пастбищный массив. Так надо и отметить, нечего долго возиться.

Ветер усиливается. Идти все труднее. Я сверяюсь с планшетом — узнать, далеко ли еще до конца хода. Прикладываю стрекочущую на ветру ленточку миллиметровки, считаю в уме — всего пять километров. Не так уж много, если работать в хорошем темпе. Хотя нет! Какое там! Я ведь совсем упустил из виду второй, последний визир. Его надо тянуть к барханному скоплению в конце хода. Это добрых два километра туда да два обратно. Итого четыре. Плюс пять на главном ходу. Вот тебе и закончили работу… При таком ветре до темноты хватит…

Я повернул кепку козырьком назад, натянул ее на уши, иначе сорвет. Двинулся, с трудом пробивая невидимую упругую ветровую стену.

Но вот рабочие, идущие впереди, остановились. Я облегченно вздохнул. Ага! Уже невмоготу? Так и объясним начальству! Нельзя же мучить ребят — школьники, десятиклассники… Сам Курбатов сказал: «Станет не под силу — вернемся». А тут и не под силу, и смысла нет.

Взглянул на рабочих. Стоя на вершине бугра, они пристально смотрели куда-то вправо, потом нерешительно оглянулись, снова пошли по ходу. Что там? Верно, заяц пробежал. А я-то думал, устали. Нет, хоть с утра до ночи будут носиться по буграм… Что им? Болтают, смеются, глазеют по сторонам… А тут вези за двоих, при штормовом ветре работай…