Обречённые. Том 1
Шрифт:
Точно так же, осторожно, но без лишних нежностей, его понесли по парку. Предрассветная тьма висела непроницаемым пологом, светлыми пятнами в ней выделялись отблески фонарей — другие выродки снимали с трупов оружие и всё мало-мальски ценное. Они торопились, устало и зло матерились. Скрежетали над головой мутировавшие деревья. За домами виднелось мутное зарево — горели останки одного из вертолётов.
Потом глаза замотали грязной тряпкой, а свод над головой отсёк и звуки. Теперь о том, что он ещё жив, напоминало лишь тяжёлое, вонючее дыхание нёсших его мутантов.
— Von tuda ego, — скомандовал кто-то. — K ostal`nym.
«Похоже, не одному мне не повезло» — подумал ротмистр. Его опустили на холодный каменный пол, но повязку срывать не стали. Спасибо и за то, что сразу не кончили. Значит, есть ещё надежда, и будь он проклят, если не
Утро. Или уже день? В грязных, похожих на кишечник окаменевшего исполина, недостроенных туннелях не поймёшь. Круглые сутки здесь царит абсолютная и непроглядная, даже для мутантских глаз, тьма. Без факелов и немногих трофейных фонарей уверенно ориентируются во мраке только те, кто способен «щупать» всё вокруг волнами ультразвука. Вот как герой дня, то есть ночи Коха. Таким было хорошо, как летучим мышам. Им завидовали.
Но всё равно не поспишь. Плачут дети, стонут раненые, матерятся, приняв припасённого на чёрный день пойла, мужики. Неумолчный гул висит в заполненном разномастными существами подземном зале.
— Быстрее, падла, быстрее, — негромко произнёс Борзя, указывая костлявым пальцем во тьму. — Только тихо.
Не было ни факелов, ни фонарей — ничего. Только тяжёлое дыхание и замирающий вдали негромкий топот. У всех хватало своих проблем: у входа, рядом с тушей зенитки, несли стражу двое самых смышленых. Борзя с другими такими же, ориентирующимися во тьме разведчиками, исследовали подземный лабиринт, стараясь найти побольше мест для стоянки. Ярцефф говорил, противобункерная ракета способна поразить бункер, на километр зарытый в скальную породу. Спасти от такой может лишь встречный подрыв тактического ядерного фугаса, и то лишь один раз. Правда, атомными бомбами в такой близости от генератора Купола никто швыряться не станет, обойдутся чем попроще, но один хрен, рассредоточить народ не помешает. И вообще, лучше, когда есть куда отступать, чем когда некуда. Вожди думали, что предпринять, чтобы тем, наверху, жизнь мёдом не казалась, и не подставить при этом своих. Несколько кое-как обученных «фелшеров» перевязывали раненных — ничего больше в импровизированном лазарете сделать было невозможно, разве что дать им чуть больше баланды, чем остальным, и надеяться на природную живучесть. Остальные спали, метались и стонали в бреду: ночевать под землёй всем было в новинку. До нескольких полуночников никому не было дела.
— Всё, — скомандовал Борзя. — Дальше не пойдём. Будем думать.
— А чё думать-то? — поинтересовался, едва удерживаясь от того, чтобы не заговорить в полный голос, некто Обалдуев. Весь он был какой-то нескладный, с тощими и длинными граблеподобными конечностями, зато оканчивались руки и ноги нешуточными когтями. Увы, когти эти так и не попробовали на прочность кевларовые доспехи захватчиков, да и автомат, что кое-как болтался на потёртом ремне, не надо было чистить от нагара. Только от земли, в которую весь день вжимался. — Надо пойти и спросить их, почему обчество не уважают, и какого хрена нас загнали в этот подвал, где и жратвы-то едва хватает? Выкурят, как пить дать, выкурят нас отсюда. Ептыть, что по мне, так пропади оно всё пропадом, надоело воевать.
— Рехнулся? — поинтересовался ещё один. Этот был, наоборот, толстый, как колобок, лоснился весь, а полным отсутствием волос на теле и способностью не болеть от радиоактивных дождей он напоминал Смрадека. Может, и трупами не брезговал, вон какую харю наел, но доказать не докажешь: осторожность у него в крови… — Петрович только и ждёт, когда кто-то вякнет, чтобы всех грохнуть! Я уж про Ярцева не говорю! Умнее тут надо, одно вам скажу!
— Ну, и что ты предлагаешь, Жирбас? — поинтересовался Борзя, упиваясь моментом. Сейчас он был Самым Главным, и плевать, что это признавали пока лишь несколько идиотов. Придёт время — и все убедятся, что именно он был прав, а самозваные вожди Мэтхен и Ярцефф — нет. И даже забарьерцы признают его право всеми руководить — от их имени, конечно, и в их интересах. Надо только найти к ним правильный подход, они тоже заинтересованы в этом, как его, ептыть… Ну, когда никто ни с кем не воюет и каждый держит своё. Как там Мэитхен говорил? А вот! Мирное сосу… соса… ществование!
— Не высовываться, я предлагаю. Осторожненько так говорить с одним, с другим…
— Поговорим, не переживай, — хмыкнул Борзя. Хороши помощнички, таких ни украсть не пошлёшь, ни на стрёме постоять. Ну, ничего.
Будут и другие, лиха беда начало. — Нам сейчас главное что? Не попасться. Ярцев-то, видели, как этих шмалял? А я вот видел пару раз, когда он чужаков этих на заводе уложил. Наши-то пули ещё могут не пробить, а от его выстрелов любой валился. По-моему, он даже броневики дырявил. Так что тут не сразу, а с умом надо. Ясно, падла?Народец закивал, вроде прислушиваясь.
— Говорить мы будем. Тока не сейчас. Сначала надо послушать, что говорят другие. Смотрите, выясняйте, что да как, смотрите, кто недоволен, и говорите только с ними. Да не со всяким, болтуны нам не нужны. Только с теми, кто думает, что говорит, и может держать язык за зубами. Вот когда нас будет побольше, тогда и будем решать, как от них избавиться. Они оба чужаки, да и Петрович чокнутый какой-то. Не дело, если такие главными будут.
— А дело Борзя говорит, дело! — пряча во тьме самодовольную улыбку, услышал шёпот заговорщик. — С ним дело сделается!
— Тихо! — закрепляя успех, скомандовал Борзя. — Не болтать! Теперь поодиночке, и будто ни о чём не говорили и вообще друг друга не знаем, возвращаемся назад. И помните: попусту — не болтать!
Глава 11. Ночь огня
Танк рычал, покачиваясь на ухабах, рёв турбины «девяностого» наглухо забивал остальные звуки: дальний лязг гусениц, редкие выстрелы. Прогрохотала пулемётная очередь — и оборвалась в грохоте разрыва, вспышки напрочь скрывал смог. Его восточный ветер нагнал изрядно, да ещё добавили коптящие развалины завода и взметённая взрывами пыль. С ночной мглой коктейль получился что надо: даже вспышки разрывов хоть как-то просматривались не дальше чем со ста метров. Всё, что дальше, оставалось угадывать по звукам — если, конечно, нет приборов ночного видения, пеленгаторов, или хотя бы мощных прожекторов. У тех, кто трясся на броне, изо всех сил цепляясь за выступы и скобы, такие штуки были: с расстрелянных в упор пехотинцев охранения сняли много полезного. Вот и глазели по сторонам Ярцефф и Мэтхен, нацепив новенькие, ультразвуковые приборы ночного видения. Один был заляпан кровью и мозгами, когда крупнокалиберная пуля прошила шлем. Но после дневной мясорубки с сотнями погибших… Ещё четверо мутантов тряслись в железном чреве старинного танка.
Мутанты-танкисты… Скажи такое кто-то полгода назад, Мэтхен хохотал бы до упаду.
Мэтхен помнил, каких усилий стоило капитану отобрать толковых парней, а потом научить их хотя бы элементарному. Двигаться на машине, поворачивать, стрелять из пушки и пулемётов. За полгода они отточили навыки (спалив уйму горючего из запасников Петровича), да и расстрелять пришлось немало патронов и снарядов. Любопытно, как этого не заметили ни спутники слежения, ни разведывательные беспилотники? Наверное, знакомый с высокими технологиями Ярцефф всё же что-то придумал. К началу вторжения у посельчан имелся неплохой танковый экипаж. Не имелось только замены, да и какой смысл, если сам танк — один?
Единственная проблема — кресла внутри машины делались под людей, а не под мутантов. Пришлось наложить на сидения всякой ветоши да прикрепить её найденной в развалинах проволокой: получилось более-менее пристойно. По крайней мере, не приходилось сидеть в креслах на корточках и на первой же кочке валиться окарачь. Увы, требовалось и многое другое: одни мутантские конечности, больше напоминающие звериные когти, чем нормальные пальцы, сколько проблем доставили! Да и «скафандры» трофейные… На мутантов такие не наденешь: вот куда, скажите на милость, девать третью руку, две непонятные культяпки и непропорционально огромные, с ластами вместо пальцев, ступни механика-водителя, с коротенькими, зато трёхсуставчатыми лапами? Ничего, зато они в танке.
Хорошо хоть, в головах у пареньков были нормальные мозги, могло бы и их не оказаться. Когда завод остался позади, Ярцефф скомандовал остановку. Мотор заглушили, в наступившей тишине отчётливо прозвучал голос командира.
Ярцефф не блистал ораторским искусством. Он обрисовал задачу скупо, но точно. Отвлечь на себя врага, заставить поверить, что прорыв — именно здесь, и стянуть к месту «прорыва» силы из города и от завода. По возможности нанести противнику большие потери. И пока все беспилотники и вертолёты будут стянуты против группы Ярцеффа, остальные под командой Петровича пойдут на прорыв в противоположном направлении. А потом… Потом предстояло самое сложное: вернуться живыми, потому что танк и экипаж заменить нечем.