Обречённые. Том 1
Шрифт:
— Да ты что! — как бы в ужасе произнёс Мэтхен. — Не может быть! Чтоб у тупых ублюдков стволы появились?! Да ещё и стрелять научились? И разведка ничего не засекла?!
— Говорят, — негромко, будто под большим секретом прошелестел голос Штильманна. Ярцефф недовольно поморщился. Похоже, до «добровольцев» не довели даже такой простой вещи, что переговоры по внутренней связи фиксируются и передаются в базу данных. Или — специально не довели? Вот и пытается, обормот, секретничать. — Говорят, один из отрядов «демократоров» перестал подчиняться приказам. По слухам, куратора порешили, а сами терроризмом занялись. Но это далеко было, в районе Людиново, их уже уничтожили.
Мэтхен вздохнул. Он-то обрадовался, услышав, что кто-то ещё борется. Но, во-первых, они уже погибли, во-вторых, это где-то далеко на юго-востоке,
— Откуда знаете?
— Только что довели, крысы штабные! Когда стало ясно, что больше сотни парней полегло, и техники до хрена пожгли…
— Ладно, не кипятись, — произнёс Ярцефф примирительно. — Их уже не поднимешь. Лучше скажи — можете ненадолго одолжить навигатор? А то наш что-то барахлить стал, показывает, что мы прошли шесть километров, а мы уже все двадцать отмахали. И карта не соответствует данным локатора…
Слова командира заставили Мэтхена похолодеть. От самого же Курта Мэтхен знал: в каждом «скафандре» есть хорошо защищённый компьютер со спутниковым навигатором. Само собой, ещё более мощную машинку поставили на «Брэдли». Выйти из строя всё разом не могло. Ярцефф никогда бы не решился на такое, имей он дело с товарищами по КСО, да хоть профессионалами из Внутренних войск. Но и с «добровольцами» он рисковал. Да что там рисковал, стоило хоть одному из них подумать…
В память такого аппарата вносятся данные спутниковой разведки, доведённые приказы, последние разведсводки и, конечно, расположение ближайших своих частей. Очень удобно, и притом безопасно: в случае смерти «хозяина» или попытки взлома кодов машинка автоматически стирает всю информацию. Снимать с трупа — бессмысленно. А вот если дадут добровольно, да ещё код доступа скажут… На этой войне человеческий облик в сочетании со «скафандрами» и боевой машиной, снимает все подозрения. Правда, покоцанная какая-то, небось, ребятки тоже в переплёт попали… Вырвались. Молодцы.
— Дать-то могу, — усмехнулся Штильманн. — Но зачем тащиться тридцать километров ночью? Переночуете у нас, отдохнёте, узнаете обстановку, свяжетесь с командованием — на свежую голову и поедете. Заодно «Брэдлика» подлатают, а то вы, видать, тоже нарвались…
— Это не мы, это на нас напоролись, — совсем натурально сморщился Ярцефф. «Интересно, смог бы он актёрством на жизнь заработать?» — подумал Мэтхен. — Вертушка НУРСами долбанула — небось, укурились чем-то! Только активная броня и спасла. Ну, не идиоты эти внутренники?
И — снова сработало. Пропасть между ведомствами огромна, во Внутренних войсках добровольцы видят не союзников, а конкурентов. «Чего и следовало ожидать, — подумал Мэтхен, вспомнив свои же лекции в университете. — Так и получается, когда серьёзного противника нет».
— Ага, тупые сволочи, — согласился Штильманн. — Ладно, мы не из таких. И поможем, и накормим… Езжайте-ка с нами. Заодно парни вас послушают…
Ярцефф важно кивнул. То есть нет, в кибершлеме с компенсаторами, защищающими шею при полутонном ударе пули от перелома, особо не кивнёшь. Но послать сигнал, который компьютер Штильманна расшифрует как: «благодарю» — необходимо. Тот великодушно махнул рукой и потрусил к колонне, всем видом показывая, что, мол, свои.
— В машину! — привычно скомандовал Ярцефф. А когда Штильманн отошёл достаточно далеко, приподнял забрало шлема, стараясь, чтобы лицо не попало под струи ядовитого ливня — и, открыв люк, обратился к подкуполянам: — За ними! Метрах в двухстах от базы, у какого-нибудь оврага, притормозим — прячьтесь в овраге. Мы с Мэтхеном дальше поедем — заправимся, жратвы и боеприпасов загрузим, сколько влезет. И тогда поиграем в весёлых жмуриков!
Мэтхен снова и снова удивлялся выдержке четырёх посельчан, волей капитана ставших танкистами. «Почему они даже не усомнились в нас?» — навязчиво крутилось в голове. Сам бы он точно решил, что его решили предать, везут на убой, и только ждут удобного момента…
— Ну всё, — скомандовал Ярцефф, когда огни прожекторов базы проступили во мраке мутными пятнами, а рёв многих машин стал пробиваться сквозь рычание мотора. — Притормозите, но не останавливайтесь. Вон овраг. Быстрее, быстрее, пока эти не засекли! Сидите тише воды, ниже
травы. Мы вернёмся, поняли? Только не скоро, не раньше утра… Мэтхен, ты за стрелка! Давай, если что, из пушки их причешешь!Бронемашина притормозила, проскрежетав траками по сохранившемуся асфальту — и снова прибавила ходу, выбросив в ядовитую мглу невидимый выхлоп. Качнулась — и вновь целенаправленно поплыла вперёд длинная, обманчиво-тонкая пушка, способная в доли секунды выбросить больше сотни снарядов. Мигнули — и снова засияли включённые фары. Никто, кроме тех, кто знал, куда и как смотреть, не увидел, как аварийные люки приоткрылись и захлопнулись, выпустив четыре поджарые, странно изломанные фигуры. «Брэдли» взревел мотором, переваливаясь через какие-то развалины, и поддал газу, догоняя колонну.
— Капитан, — стащив, наконец, надоевшие кибершлемы, оба заняли положенные места. — Не слишком ли нагло — у них заправляться? И вообще… Они ведь тоже люди, а мы так вероломно…
— Это не «вероломно», — отрезал Ярцефф. — Вероломно — стрелять из двадцати пяти миллиметров по безоружным. И убивать детей, чтобы сделать чучела для камина — тоже. Отставить сопли! Впрочем… Впрочем, без нужды, обещаю, там мы палить не будем.
Вот и база — такой же военный городок, как разгромленный час назад. Здесь тоже обустраивались всерьёз: Ярцефф проехал ворота в сплошной линии колючей проволоки — наверняка ведь под напряжением! — мимо вышек с новомодными плазмострелами, наскоро выровненной бульдозерами посадочной площадки для вертолётов и гравилётов, мимо ангаров для техники. Дальше на бронемашине ехать не стоило, Ярцефф решительно затормозил и открыл люк. В заброневое пространство потянуло холодным, вонючим, едким от химического дождя воздухом. Следом, от греха подальше нацепив шлем и закинув на плечо автомат, выбрался Мэтхен. А капитан уже благодушно балагурил с коренастым техником в засаленной спецовке:
— Мы из другого отряда, парень, так что не в службу, а в дружбу, — донеслось до Мэтхена. Непривычного к бронетехнике историка порядком укачало, даже слегка пошатывало. Даже вроде бы пошатывало — в подкупольском мраке, впрочем, не определишь. — Вы уж не скупитесь, пополните боекомплект, заправьте, посмотрите, что с силовой. А за мной — не заржавеет. И коньячок, и чучелки красивые на камин — когда вся эта дрянь кончится.
— Да всё будет чики-пуки, лейтенант, — махнул мозолистой лапищей техник. — Посмотрим вашу колымагу, как новенькая будет. Хотя… Х-ха! Какая там новая, ей уж полтора века, если не больше… А вы пойдите пока, поешьте, помойтесь…
— И душ тут у вас? — совершенно искренне удивился Мэтхен. И только тут осознал, насколько он грязный. Ещё бы, последний раз он мылся ещё в родном Эдинбурге. В тюрьме, незадолго до осуждения.
— Обижаешь, парень! Я и сам не верил, что все удобства будут… Во-он в том модуле, и стиралка для формы там же!
— Ты — первый, — произнёс Ярцефф милостиво. — А я похожу вокруг, посмотрю, что тут да как. Всё, пошёл.
Эрхард шагнул в ладный, подкупающий своей продуманностью шлюз — и, стоило герметичным внешним дверям закрыться, как мощные кондиционеры стали отсасывать заражённый химической дрянью и бактериями-мутантами воздух. Вместо него сквозь множество крошечных отверстий хлынул другой воздух, и был он так чист и свеж, что у Мэтхена закружилась голова. Только теперь он осознал, насколько загажено, задымлено Подкуполье, уже больше ста лет — Зона экологической катастрофы.
А внутренняя, обычная дверь уже раскрылась, впуская в душевую кабинку. Бледный свет люминисцентной лампы показался ослепительно ярким. Даже самым ясным днём в Подкуполье царил унылый жёлто-серый сумрак. В каморке по соседству лежали полотенца. Но не они одни. Несколько запасных, чистых и свежих комплектов полевой формы, даже казённые синие трусы и майка камуфляжной расцветки.
Дождавшись, пока журчание и плеск в душе стихнет, Мэтхен толкнул дверь. Сработанная из прочного, но лёгкого металлопластика, дверь беззвучно отворилась. Стены и пол были ещё влажными, из прикреплённого к потолку душа капали девственно-прозрачные капли. Хотелось, наплевав на надпись на стене: «Не для питья», встать под струи и глотать неописуемо вкусную, прозрачную, нереально чистую влагу: если вспомнить, что за жидкость в Подкуполье называлась гордым словом «вода»… Ещё в помещении пахло мылом и дешёвым, но ароматным шампунем — пахло чистотой.