Обреченный на любовь
Шрифт:
– Разве тебя можно убить? – напрямик спросил Калинов.
Медовик ухмыльнулся:
– Обычному человеку, действительно, нельзя… Но кто тебе сказал, что ты обычный человек?
И правда, подумал Калинов. С каких это пор я стал обычным. До сих пор я слишком часто становился избранным. Но для чего меня избрали на этот раз? Какие цели впереди? Вита?..
– Почему она со мной так обошлась? – сказал он вслух.
– Кто – она?
– Моя жена. Первая жена…
Медовик хитро осклабился:
– Я так понял, что у тебя и первая жена здесь не одна.
– Вот-вот… Хотел бы я
– Ты удивительно недогадлив! – Медовик сокрушенно вздохнул, встал и двинулся к двери.
– Подожди! – Калинов поднялся с кровати, напялил комбинезон.
Медовик ждал, помаргивая хитрым глазом.
– Садись! – Калинов подвинул кресло к столу, уселся.
Медовик последовал его примеру, по-прежнему не произнося ни слова.
– Я бы хотел знать, почему вы с Джосом ходите вокруг да около… Почему не скажете прямо, что вам от меня надо? Ведь зачем-то меня здесь держат!
– Разве? – удивился Медовик. – А я полагал, ты можешь в любое время убраться отсюда.
– Но вы же держите здесь мою жену! И прекрасно понимаете, что я без нее уйти не могу.
– Вот как? – Медовик встал, потом снова сел. Как будто о чем-то вспомнил. – Может быть, твоя жена тебя здесь и держит? Разве это выглядит невероятным предположением?
Бесполезно с тобой разговаривать, подумал Калинов. Одно словоблудие…
– А может быть, ты и сам себя здесь держишь? – продолжал Медовик. – Ты не там ищешь ответы на свои вопросы.
– Где же я должен их искать?
Медовик выразительно пожал плечами. Словно с дурачком разговаривает.
– Полагаю, ответы надо искать в себе самом. Куда уж яснее… В крайнем случае, у твоей первой жены.
Медовик встал и, не обращая больше внимания на смурную физиономию Калинова, вышел.
Калинов взглянул в окно. За окном был день. Синее солнце заливало таинственными лучами нереальную эту землю.
Ответы надо искать у своей жены, подумал Калинов. И захотел, чтобы в кресле рядом оказалась Марина. Очень сильно захотел. Как если бы от этого зависела его жизнь. Обернулся.
Марина была в костюме для беременных, сидела, сложив руки на выпуклом животе, с любовью смотрела на мужа. Калинов слегка остолбенел, но тут же успокоился: по-видимому, на этот раз он сделал то, что требовалось. Он хотел спросить, как дела дома, но все слова куда-то потерялись, а времени на поиски не оставалось. Тогда он подошел к ней, наклонился. Она закрыла глаза и глубоко вздохнула. Он осторожно коснулся теплых губ. Поцелуй получился долгим и упоительным, но когда Калинов, наконец, оторвался, оказалось, что целует он совсем не Марину. В кресле сидела Вита, его прима, прима НАСТОЯЩАЯ.
Она улыбнулась ТОЙ, лукавой улыбкой.
– Господи! – потрясенно прошептал Калинов. – Это ты?
На ней было то самое платье, в котором она нравилась ему больше всего, длинное – до пят, – с рукавами и стоячим воротником. Сшито, правда, оно было почему-то из коричневой ткани, но Калинов решил не обращать внимания на такую мелочь. Вита молча взяла его за руку и потянула на кровать. Он с готовностью последовал за ней. А когда он раздел ее, она спросила:
– Ты меня любишь?
Он
удивленно отстранился и тут же ответил:– Конечно.
Глаза ее сузились.
– Врешь ты все! – прошептала она, закусила губу и вдруг с размаху залепила ему пощечину.
Он плотоядно улыбнулся и схватил ее за запястья. Преодолевая яростное сопротивление, сжал в объятиях. И вдруг обнаружил, что примы рядом нет. Под ним, зажмурившись и счастливо улыбаясь, лежала Вита-горничная. Или официантка. А может, и сестра милосердия. Жмурилась она, как кошка.
Калинов отшатнулся: внезапно пропало все желание. Она с кошачьей грациозностью метнулась за ним, прильнула к его груди. И тогда он оттолкнул ее, оттолкнул так, что она, отлетев на кровать, ударилась затылком о стенку.
– Уходи! – прошептал Калинов.
– Почему? – Она поморщилась, потерла рукой затылок, грациозно устроилась на кровати.
– Уходи! – заорал вдруг Калинов. – Уходи, дрянь! Уходи!!! Ненавижу!
Она испугалась, вскочила с кровати. Он наступал на нее, продолжая вопить:
– Дрянь! Шлюха!!! Убирайся, кукла-подменка!!!
Она схватила коричневое платье, принялась натягивать его на обнаженное тело, запуталась в платье, как муха в паутине. Сжалась, ожидая удара. Калинов продолжал вопить, приближаясь к обреченно замершей девушке. Ее скрючившееся тело бесило его, хотелось схватить этот кусочек упругой плоти, разодрать на части и терзать, терзать, по-волчьи скалясь и захлебываясь горячей кровью.
Но тут в номер ворвался Джос, сграбастал Калинова за левое плечо и, развернув лицом к себе, ахнул кулаком в челюсть.
– Ты с ума сошел! – Джос был откровенно взбешен, но второго удара себе не позволил.
Впрочем, для того чтобы успокоить буяна, хватило одного. Калинов поднялся с пола, потирая челюсть и с удивлением глядя на Джоса. Вита, всхлипывая и размазывая по лицу грим и слезы, наконец справилась с платьем и выскочила из номера. Джос поднял с пола опрокинутое кресло, передвинул к столу и сел.
– Поговорим?
Калинов, все еще потирая челюсть, молча угнездился на кровати. Он по-прежнему смотрел на Джоса, но выражение удивления медленно сходило с его лица.
– Что это вы себе позволяете, уважаемый? – спросил Джос.
– Нет, это вы что себе позволяете? Какое ваше дело до… – Лицо Калинова вдруг озарилось догадкой. – Боже мой, я все понял!.. Ну конечно… – Он погрозил Джосу пальцем. – А я-то голову себе ломаю: что он тут делает…
– И что же я тут делаю?
– Хитрец! – Калинов покачал головой. – Я-то Зяблика подозреваю, а теперь ясно, кто к моей жене прислоняется.
Джос встал, лицо его превратилось в ледяную маску.
– Вы, кажется, вообразили себе, что у вашей жены со мной любовная связь?
– Конечно! Именно это мы и вообразили. Это и дураку понятно. Только такого болвана, как я, можно было за нос водить. Но больше, Джоузеф или как там вас, я такого не позволю!
Джос вдруг расхохотался:
– Ты и в самом деле болван, парень. Меня зовут Джошуа, а не Джоузеф…
– Мне один черт! Что Джоузеф…
– Не перебивай!.. Меня зовут Джошуа, и если ты покопаешься в своей памяти, то вспомнишь это имя.