Общество гурманов (сборник)

— А-а, — протянул Сент-Ив, — позаимствованная лодка совсем другое дело, нежели краденая. Но можно задать этот нравственный вопрос викарию Хэмпсону при встрече. Это выше моей компетенции, — снаружи слышался шум дождя и ветра, а с первого этажа, где якобы спали дети, временами доносились приглушенные голоса. Удивительно, как много всего им нужно обсудить!

— Я считаю, нравственный вопрос можно опустить, — сказала Элис, — хотя, если удастся найти хозяина лодки, я бы возместила ему ущерб. Но вот что было дальше: Матушка Ласвелл узнала девушку — это оказалась Кловер Кантвелл собственной персоной. И как только прозвучало ее имя, Билл вскочил с яростным видом и бросился бы в погоню, если бы Матушка не вцепилась в его гамаши мертвой хваткой, словно терьер. Кловер к тому времени уже забралась в лодку, начинался отлив. Ларкин разошлась: она предлагала позаимствовать другую лодку, чтобы они с Финном догнали Кловер и передали в руки правосудия. При всем моем уважении к способностям Ларкин, я этого не позволила, и Матушка со мной согласилась. Мы обе устали, кроме того, не стоило лишний раз потакать Ларкин. Что до Кловер, то девица исхитрилась лечь и спрятаться под скамейками, и когда лодка почти по середине реки проходила мимо паромной переправы, она выглядела пустой.

— Она не могла знать, что Дэвис убит, — принялся разъяснять Сент-Ив, — и боялась, что он ее настигнет, а этот Дэвис был гораздо страшнее полиции. Скорее всего, решила, что покупка билета на поезд или дилижанс может стоить ей жизни. Пожалуй, даже кстати, что благодаря нам у нее появилась лодка для бегства.

— Не уверена, что это так уж кстати, хотя и понимаю, о чем ты.

Сент-Ив подумал о пятифунтовой ассигнации, данной им Кловер ради тетушки Гоуэр, — эти деньги сплыли в буквальном смысле слова. Пожалуй, не стоит рассказывать о них Элис.

— Думаешь, стоило сообщить констеблю Бруку, что Кловер сбежала? — спросила Элис.

— Не хочешь же ты, чтобы полиция устроила погоню за несчастной девушкой.

— В каком это смысле Кловер «несчастная девушка», Лэнгдон?

— Она ухаживала за своей вдовой тетушкой в Мейдстоуне, работала на фабрике в этих ужасных условиях, — он пожал плечами, словно это говорило само за себя.

— И прислуживала негодяю, которого непонятно как земля-то носит.

— В ее признании так и написано, и она подписала его по доброй воле. Все подробнейшим образом изложено — раскрыты все тайны.

— Если бы не признание, ей грозила бы виселица. Скажи-ка, ты поверил ее россказням или просто пожалел пригожую девицу?

Сент-Ив перевел взгляд на гобелен и задумался. Оттуда при свете свечей на него глядели блестящими глазками звезды.

— И то и другое. Мне показалось, что мир к ней несправедлив. Откуда мне знать, виновна она или нет, но я ничуть не сомневаюсь, что Хенли Тауновер убил бы ее, как и других, — мы знаем про четверых, кроме Пинка. Дэвиса я даже не считаю, этот не лучше своего хозяина; к тому же мы не знаем, куда пропал Дженкс — может, скрылся после убийства Пинка. Хенли Тауновера повесят, и никто не пожалеет, что он покинул этот мир. Так что меня не очень беспокоит, что Кловер удалось избежать уготованной ей участи, тем более что мне отвратительно, когда казнят женщин.

— Только женщин, но не мужчин?

— Да, в целом так, хотя, возможно, это и нелогично. Надо занести в список вопросов, чтобы задать викарию.

— Пусть так, — Элис пристально посмотрела на мужа и сказала: — Мне нравится, что ты такой сентиментальный в душе, Лэнгдон, но не хотелось бы думать, что Кловер Кантвелл тебя перехитрила.

— Перехитрила меня? — с притворным возмущением произнес Сент-Ив. — Никогда.

Общество гурманов [4]

Посвящается Вики

4

The Gobblin' society, 2020

ГЛАВА 1 ТИХИЙ УЖИН

На утесе над городком Бродстейрс, на почтительном расстоянии от моря, возвышался деревянный особняк в готическом стиле. Высокий, узкий, со стрельчатыми окнами и заостренными крышами, он стоял здесь за много лет до того, как Бродстейрс разросся вдоль меловых обрывов побережья Кента. Вязы и буки, поднявшиеся вокруг особняка за последнее столетие, почти полностью скрыли от посторонних глаз смотровую площадку на юго-восточном краю крыши.

С площадки открывался вид на суда, пришвартованные в Даунсе и идущие под парами из Ла-Манша, а сквозь деревья, если приглядеться, виднелся, правда едва-едва, силуэт замка Кингсгейт-Касл. В особенно ясные ночи, когда свет луны падает на мели Гудуин, человек с острым зрением мог в предрассветные часы различить контрабандистов, плывущих на быстрых люггерах в укромные бухты. Высокие окна второго этажа особняка по ночам закрывали выпуклыми ставнями, что придавало старому серому дому загадочности, а когда с моря надвигался туман, он и вовсе превращался в невидимку. Постояльцы, приезжавшие отдохнуть в одном из отелей с видом на море в Бродстейрсе, могли прожить там целый месяц, даже не подозревая о существовании этого здания. А местные обходили его стороной.

Джулиан Хоббс, войдя в открытые ворота, остановился на середине длинного проезда, отходившего от дороги, и с недоверием оглядел дом. Ставни окон второго этажа были широко распахнуты, и даже тени от листвы на окнах не могли скрыть движущийся силуэт. Солнце клонилось к закату; и, глядя на возвышающийся над ним призрачный замок, Хоббс пожалел, что приехал позднее, чем собирался. Увы, у дилижанса по дороге из Кентербери отвалилось колесо, и починка заняла чертову прорву времени.

Неизвестно, какой прием ожидает его здесь и примут ли его вообще, но он не сомневался, что цель его визита не требует присутствия констебля. На случай неприятностей он носил с собой утяжеленную трость. Но что-то в этом старом доме вызывало в нем смутную, безотчетную тревогу. Однако подобные мысли относились к области воображения, а Хоббс был человеком практическим, поэтому выбросил их из головы и, похлопав набалдашником трости по ладони, решительно двинулся вперед по обрамленному деревьями проезду, намереваясь через два часа с комфортом отбыть на вечернем дилижансе в Кентербери.

На втором этаже особняка, в столовой с деревянными панелями на стенах, за освещенным канделябром со свечами столом сидели трое мужчин. Все они состояли в гастрономическом клубе под названием «Общество гурманов», а старый дом эти экстравагантные джентльмены именовали «Замком гурманов». На стене висели омерзительные полотна французского художника Жерико, напоминающие анатомические карты. Стол опирался на колонну, сделанную из выдолбленного изнутри ствола дерева, где помещались механизмы, доставлявшие кушанья из располагавшейся ниже этажом кухни. Под стрекот подъемника на столе появилось серебряное блюдо, накрытое высоким серебряным колпаком; бутылка кларета тем временем завершала второй оборот вокруг стола. Собравшиеся обходились без прислуги. Рядом с накрытым колпаком блюдом лежала деревянная доска с ковригой темного хлеба и длинный нож.

— Насколько мне известно из заслуживающих доверия источников, мой прадед как-то поужинал поэтом Чаттертоном, — громко объявил Гарри Ларсен, очнувшись от дремы. Помимо неучтивого обыкновения засыпать после второго бокала вина, Ларсен слишком часто похвалялся своими сомнительными предками. Однако он был богат, и остальные терпели его вздорное поведение. Он отличался ненормально большой круглой головой, покрытой кудрявой растительностью, и слегка вздернутым носом, открывавшим на обозрение не менее кудрявые заросли.

— Не верю, Ларсен, — ухмыльнулся Джейсон Форбс. — Чаттертон отравился мышьяком, и его мясо было бы ядовитым. Хотя откуда у голодного поэта на костях мясо? Как я слышал, поэты почти несъедобны без обильного соуса и все равно жилистые, как старые петухи, — Форбс носил сиреневый шейный платок с узлом, скрепленным янтарной булавкой. Из янтаря выглядывала увязшая пчела. Говоря, Форбс теребил в руках висевшую рядом с его креслом перевитую золотом тесьму с вплетенной в нее ярко-голубой лентой.

— Это по слухам Чаттертон отравился мышьяком, — парировал Ларсен. — Мой дед знал, что это не так.

— Стало быть, ваш дед был поэтом? — спросил третий, председатель общества — остальные называли его Саузерли, хотя это было вымышленное имя. — В конце концов, то, что мы едим, не только дает нам силы, но и меняет нас, — председатель, высокий, худой как скелет, никогда не улыбающийся без крайней на то необходимости, вещал, рассматривая рубиновое содержание винного бокала сквозь притулившееся на носу пенсне.

— Именно так, — буркнул Ларсен. — Поэт малоизвестный, но сильный. Джонсон высоко ценил его работы.