Общество гурманов (сборник)

— Джонсон — составитель словаря? — скептически осведомился Форбс.

— Он самый.

— Тогда вашему деду следовало бы поужинать Джонсоном, — заметил Форбс. — Тучный Джонсон всяко сочнее, чем Чаттертон, да еще и с привкусом гениальности. А стихи Чаттертона никто не читал: пустословие талантливого юнца, у которого нет ничего за душой.

Открылась дверь, и в столовую заглянул слуга в ливрее, похожий на одетую в человеческое платье обезьяну: свисающие до колен руки, покатый лоб и огромная нижняя челюсть.

— Приехал мистер Джулиан Хоббс, просит принять, сэр, — сказал он председателю. — Отказать ему, или вы его ждете?

— Хоббс, говоришь? Проводи его в столовую, Дженсен, и усади в кресло с покрывалом. Мы действительно его ждали.

— Прикажете открыть замок на ошейнике?

— Да, и непременно оставайся рядом с этим джентльменом, после того как запрешь дверь и усадишь его.

Дженсен поклонился, подошел к украшенному богатой резьбой шкафу и открыл дверцу. В шкафу, в петле с замком, висел круглый, напоминающий хомут деревянный ошейник с отверстиями по периметру, рядом с каждым из которых располагался маленький железный винт. Он достал ключ, открыл замок, чтобы ошейник можно было снять, и вышел из комнаты, бесшумно притворив за собой дверь.

После долгой паузы Дженсен ввел в комнату Хоббса и объявил его имя.

— Добро пожаловать, сэр, — радушно приветствовал его Саузерли.

Дженсен повесил пальто Хоббса на крюк у двери и поставил его утяжеленную трость в подставку для зонтиков, сделанную из слоновьей ноги. Дженсен шагнул к предназначенному для гостя креслу, укрытому до самого пола цветастой накидкой. Он отвел кресло влево, чтобы Хоббс мог сесть, а затем повернул вместе с его обитателем обратно, и оно с лязгом встало на место.

— Добрый день, джентльмены, — Хоббс окинул собравшихся критическим взглядом. Он обратил внимание на патологически натуралистичные полотна на стене — отрубленные головы и конечности, расчлененный скелет — и не смог сдержать гримасы отвращения. Будучи человеком совершенно рациональным, он с трудом переносил экстравагантность и фантазии, патологические и любые другие; они в равной степени его не впечатляли.

— Меня зовут Саузерли, — приветливо сообщил председатель, — а это мои товарищи: мистер Форбс и мистер Ларсен. Кстати, бутылка у вас, Ларсен.

— Действительно, так и есть, — Ларсен наполнил пустой бокал. — Не желаете ли отведать этого превосходного кларета, мистер Хоббс?

Он придвинул бокал через стол Хоббсу, тот кивнул в знак благодарности и пригубил из бокала.

— Весьма недурственно, — подтвердил Хоббс.

— Мистер Джулиан Хоббс! — Саузерли глядел на гостя сквозь пенсне, из-за чего глаза его казались неестественно близко посаженными. — Почти готов поверить, что вы сын химика Хоббса — Хоббса из Кентербери?

— Да, сэр, я действительно его сын.

— Тогда мы вдвойне рады знакомству с вами. Я даже имел честь знать вашу матушку, хотя и много лет назад, в стране иной, как сказал бы Великий бард — я имею в виду Кристофера Марло, разумеется. Вы тоже питаете склонность к наукам, сэр?

Хоббс некоторое время молча смотрел на него, не вполне понимая, как ответить на замечание о своей матушке. В конце концов он решил не обращать на это внимания и ответил:

— Я немного интересуюсь электрической медициной, изучал в Париже.

— Превосходно. Интереснейшая область с блестящими перспективами, как я понимаю. Электрификация идет семимильными шагами.

Хоббс кивнул всем в знак согласия и сказал:

— Перейдем к делу, джентльмены. Я пришел по поводу смертной книги моей матушки. У меня есть веские основания полагать, что она может находиться в этом доме.

— Неужели? — спросил председатель. — Не вполне понимаю, о чем вы говорите. Что за смертная книга? Джентльмены, может быть, кто-то из вас просветит меня? — он вопросительно посмотрел на Форбса и Ларсена.

— Увы, нет, — отвечал Форбс. — Вот наш друг Ларсен, в его жилах течет кровь поэта, кровь книгочея. Возможно, он…

Ларсен покачал головой.

— Он шутит, мистер Хоббс. Я не интересуюсь никакими книгами, кроме бухгалтерских.

— К сожалению, не могу сказать ничего более определенного, — с грустью произнес Хоббс, — но, как я понимаю, в этой книге собраны воспоминания, надежды и горести моей бедной матушки. Она небольшая — скорее всего в четвертушку листа, но в богатом переплете. По правде сказать, отец всегда держал эту книгу под замком, и я ее никогда не видел. Он верит, что в этой книге обитает часть ее… духа. Ее душа, скажем так, и если книгу ему не вернуть, он совершенно точно умрет несчастным. Понимаю, это может показаться фантазией, но такова правда.

— Крайне прискорбно такое слышать, — заметил Саузерли, — но, думаю, вы это в метафорическом смысле. Вы имеете в виду дневник? Может быть, написанный собственной рукой вашей матушки? Записки?

— Очевидно, это нечто более эзотерическое, — ответил Хоббс. — Но сама по себе книга сейчас не существенна. Существенно то, что книгу принес в этот самый дом подлый слуга, выкравший ее из письменного стола отца вместе с небольшой лампой и украшенной драгоценными камнями бутылочкой светильного масла: все это лежало в деревянной шкатулке с именем моей матушки. Слуга сам сознался в краже, когда мы нашли в его комнате подозрительно крупную сумму денег, и сам же указал мне на этот дом. Моя единственная цель — забрать украденное и вернуть деньги тому, кто купил книгу и лампу. Это предсмертное желание моего отца, джентльмены, поэтому оно и мое тоже.

— Очень разумно, что вы прихватили с собой неправедно вырученные деньги, мистер Хоббс, но мы трое просто пришли поужинать и вполне искренне говорим вам, что ничего не знаем ни о книжке, ни о прочих диковинных вещицах. Ваш слуга сообщил имя человека, которому их продал?

— По его словам, это был какой-то барон.

— Ну конечно! — воскликнул Саузерли. — Барон! Совершенно в его манере. Если ваш слуга украл книгу, уверяю вас, барон ничего не знал о краже и вернет ее вам немедленно или как только сможет найти. Барон — человек чести. Вы не подождете его, сэр? Он скоро к нам присоединится. Вы ведь не откажетесь немного перекусить, пока мы ждем? У нас тут гастрономическое общество, как бы причудливо это ни звучало.

— Я надеялся вернуться в Кентербери на почтовом дилижансе сегодня же вечером. Тяжелый день.

— Так выпейте еще бокал вина и немного отдохните. Не думаю, что придется долго ждать. Мы намерены продегустировать один интересный… pate, как говорят французы. Лучше всего есть его с хлебом.

— А вы слыхали, что на Востоке, — вставил Ларсен, странно ухмыляясь, — едят мозги живых обезьян? Понимаете ли, обезьяне вскрывают череп и закрывают его серебряной крышкой, а на столе крышку снимают и вычерпывают содержимое ложками. По консистенции мозговое вещество напоминает свиной пудинг.