Общество гурманов (сборник)

— Никогда особенно не увлекался анатомией, — заверил жену Сент-Ив, помотав для убедительности головой, словно предвосхищая ее недоверие. — Живые существа интереснее мертвых, включая человеческих существ, и потом, я никогда не собирался заниматься медициной. Однако, возвращаясь к твоему вопросу о мертвецах: на них много не заработаешь, никак не хватит на полную шлюпку людей и пароход, ждущий в море на якоре. Финн рассказал кое-что любопытное: мрачная, малопонятная история, прямо мороз по коже.

— Я как-нибудь выдержу, — сказала Элис. — Если бы я не переоделась в пижаму, сама спустилась бы его послушать. Хочу знать все подробности. Тем более, что сразу вспоминается дядюшка.

— Ну раз так, пожалуйста: Финн говорит, что услышал шевеление в одном из гробов, и вскрыл крышку. Короче говоря, он боится, что покойник на самом деле не вполне мертв: он будто вздыхал и что-то бормотал.

— В самом деле? Покойник пробормотал что-нибудь внятное?

— Финн говорит, что нет. Вполне возможно, просто из легких выходили остатки воздуха или это были мышечные спазмы. Контрабандисты забрали гробы, так что с практической точки зрения тайны больше нет, а все следы в пещере смыло приливом. А почему это напоминает тебе о дядюшке?

— Я уже рассказывала тебе, что он впал в немилость у родственников.

— Скелет в шкафу, ты говорила. Скелет тоже бормотал?

— Пришлось подвязать ему рот бечевкой, чтобы замолчал. По большей части он был метафорическим скелетом. Но как-то раз я подслушала, как мать с отцом говорили о дяде. Я подслушивала тайком, не к моей чести будь сказано. К сожалению, у меня была такая привычка — подслушивать.

— По мне, так недостойный повод для сожаления. И что же ты подслушала?

— Что-то о непристойных книгах.

— В смысле, развратных? Неприличные книги?

— Нет, хуже того. Они шептались, и мне не все удалось разобрать. Иллюстрации на пергаменте, сделанном из человеческой кожи, и подобное. Фотографии мертвецов. Волшебные лампы, в свете которых на страницах проступают невидимые письмена. У родственников жертв вымогали за это деньги, что и послужило причиной несчастий моего дядюшки. Его вместе с двумя сообщниками схватила полиция, их обвинили в вымогательстве. Всех приговорили к штрафам, но виселицы они избежали.

— Наверное, из-за этих книг и тому подобного он и держал комнаты на замке, как ты рассказывала.

— Наверняка отсюда и порка кузена Коллиера, и, возможно, его последующее изгнание из дома тоже. В общем, сам можешь представить: дядюшку Годфри арестовали, разразился скандал, но в нем оказались замешаны богатые люди, и все подробности дела тщательно замяли.

В наступившей тишине Элис слушала шум дождя, струившегося по оконным стеклам. От полена остались одни угли, и ей захотелось подложить в очаг дров, но, услышав ровное дыхание Лэнгдона, она закрыла глаза.

ГЛАВА 10 ТЕМНАЯ ДОРОГА

Коллиер Боннет сидел в одиночестве в трактире «Ласточка», глядя в окно на косые струи дождя, налетавшего с моря вместе с резкими порывами ветра. Ступени к Холодной бухте превратились в водопад, а по дороге несся поток воды, унося в океан разнообразный мусор. Иногда ветер стихал на секунду-другую, и влажный воздух доносил сквозь полуоткрытое окно запах гниющих морских водорослей и дохлой рыбы.

Боннет нетерпеливо ждал появления Элис и уже почти уверился, что она так и не появится — не столько из-за шторма, сколько потому, что поставила на нем крест, предоставив его своей вполне заслуженной участи. Он ее не винил. Он и сам давно поставил бы на себе крест, будь у него достаточно решимости затянуть на шее петлю, забраться на табурет и оттолкнуться. Но решимости, как и многого другого, ему не хватало.

Задумавшись о том, как низко он пал, Боннет испустил вздох, который едва не превратился во всхлип. Он с отвращением посмотрел на стоящий перед ним полупустой стакан слабого пива. Густое от осадка пиво пахло хлебом; когда он был маленьким, отец уверял его, что два стакана этого пойла вполне заменяют завтрак: не только пена, но и вполне сытная еда. Его отец, человек от природы добродушный, спился и умер много лет назад, и Коллиер, которого родственники отправили жить к дядюшке, дорожил скудными воспоминаниями об отце, особенно в одинокие и тоскливые моменты.

Он снова глянул в окно, в надежде увидеть Элис, но вместо нее увидел мужчину, прячущегося от ливня под нависающим вторым этажом стоящего через дорогу ветхого здания с обрушившимся фасадом. За ним скопилась стайка чаек, повернувшихся спиной к ветру. Мужчина походил скорее на моряка, чем на бродягу, и то и дело поглядывал на окно, где сидел Боннет. Устроившись поудобнее, он раскурил трубку, дым которой уносил морской ветер.

Гостиница «Латам», где остановился Боннет, стояла всего ярдах в пятидесяти от начала Парадайз-стрит. В этой старой гостинице на утесе номера сдавались на час, на сутки или на месяц — в зависимости от того, какое дело привело постояльца в это промозглое место. По бедности Боннет ночевал в своем фургоне или, в теплые ночи, на конюшне вместе с пони, убирая фургон с улицы от посторонних глаз. Он умывался у насоса и чувствовал себя в относительной безопасности, хотя долго так продолжаться не могло. Сама гостиница представляла собой лабиринт комнат, где он мог мгновенно скрыться, если враги его найдут.

Конечно, остается шанс, что Элис все же не поставила на нем крест. Если это все та же Элис, какую он знал много лет назад, если время не ожесточило ее сердце. Аренда Мористого, конечно, могла все испортить.

Боннет взял старый выпуск «Американ Ревю», лежавший рядом со стаканом обложкой вверх, открытый на странице с «Правдой о том, что случилось с мистером Вальдемаром» — странным и жутким рассказом Эдгара Аллана По о живых мертвецах. Он попытался перечитать рассказ, но почти сразу закрыл журнал, не в состоянии сосредоточиться на чтении.

Он пришел к выводу, что рассказ «Правда о том, что случилось с мистером Вальдемаром», в последние годы выходивший под разными названиями, — правдивая в существенных деталях история. Это было описание действительных событий, как и говорилось в названии, а не плод вымысла. Самого По нашли в горячке на улице в Балтиморе, уже при смерти, одетого в чужую одежду, и он успел назвать имя «Рейнолдс», прежде чем испустить дух от ужаса — если верить словам врача, изучавшего лицо покойника в морге.

Загадочный Рейнолдс был одним из друзей По — увы, безумцем и преданным поклонником Франца Месмера, приверженца животного магнетизма. Как казалось Боннету, безумцы говорят правду ничуть не реже, чем люди в своем уме; возможно, даже чаще, потому что душевнобольные обычно говорят то, что кажется им истиной, а здоровые нередко прибегают ко лжи.

Боннет праздно задумался о том, что за человек прячется на другой стороне улицы — опустившийся моряк в поисках укрытия от непогоды или кто-то более опасный. Задняя дверь «Ласточки» стояла незапертой, как он самолично предварительно убедился, и он достаточно хорошо знал Эсмеральду, прислуживавшую в трактире, чтобы ей доверять. Вполне возможно, она к нему неравнодушна… Он обернулся и встретился с ней взглядом, а та подмигнула в ответ и принесла еще стакан пива.

— Ждешь друга? — спросила она, откинув волосы назад и положив руку ему на плечо.