Очерк о родном крае

Не так уж и плохо они стали жить, подумал я, усаживаясь на сиденье совсем не старого 'рэйндж ровера'. Вот видно, что есть в человеке коммерческая жилка, нашел он себя в новом мире. Освоился. Эх, а сколько еще демократических радостей откроется здешнему населению! Я даже позавидовал.

Доехал быстро'.

Про стояние на светофоре и нацеленный на него пулемет Марек решил не упоминать. Все равно не пропустят, а отметочку об излишнем педалировании сделают. Да и ничего, собственно, не произошло.

За дверью его остановили. Проверили металлодетектором, еще раз сканировали европаспорт. Сумку просветили рентгеном.

– Э, у меня там ноут, - спохватился Марек.

– Ничего с ним не случится, - пехотинец в полной выкладке, в бронежилете, в налокотниках, наколенниках, пухлый, как плюшевый мишка, мягко его придержал.

Вестибюль, светлый, с высоким потолком, словно из памяти выплыл. Только стену, где раньше в фотопортретах висело политбюро, забелили напрочь. По широкой лестнице Марек поднялся на второй этаж, ведя ладонью по перилам. В груди сладко звенело - звон был из далекой юности, здесь, за третьей по левому коридору дверью, десятиклассника Канина звал к себе в помощники секретарь горкома комсомола.

И ведь он чуть не согласился!

Славный, восторженный и незамутненный паренек был Марек Канин. И в коммунизм верил, и в комсомол. И вообще в светлое будущее...

Регистрация звала направо. Даже стрелочка была. Но Марек из любопытства шагнул влево. Ну-ка, где та дверь обитая, с мягким ходом...

Табличка - золотое на синем - 'Planning and forecast department' сбила его с толку. Почему, собственно, department? Для кого, собственно?

Он постоял, оглянулся.

Дверь, все-таки другая уже, с тусклыми металлическими вставками, с круглой ручкой, вдруг показалась ему чужеродным предметом. Да что там - враждебным. Department! Надо же!

Марек потоптался и расстроенно убрел в конец коридора. Надо, надо перекурить. Что-то как-то плывет все. Принтерный стрекот летел отовсюду. Таблички настойчиво лезли на глаза. Загоняли. Department. Branch. Office. В результате он чуть не воткнулся в оконный переплет. Ну и ладушки, подумал. Перекурить и зарегистрироваться.

Окно выходило во двор, на кирпичные гаражи, а выше открывалась так и не проснувшаяся еще сизость, подпираемая далекими домами. По растрескавшемуся от старости асфальту бродил дворник в фартуке поверх штанов и куртки и сбрызгивал газоны из шланга. Водяная пыль рассыпалась радугой.

Марек поискал в углах урну, не нашел, но нашел бумажку с перечеркнутой сигаретой, прилепившуюся к стене на уровне пояса: 'No smoking!'. Задрал голову - так и есть, висит, помигивая, дымоуловитель. Чуть что - разорется.

Ладно. Вытянутая было сигарета отправилась обратно в пачку, а пачка - в нагрудный карман. Потерпим.

В здании было на удивление пусто. Кроме охраны внизу Марек встретил только одного человека. Тот, заложив ногу за ногу, сидел на мягкой лавке у стены и читал газету. Деловой костюм. Золотой блеск часов на запястье. Сосредоточенное лицо. На миг показалось - вагонный сосед. Но нет, этот и порыхлее будет, и щеки - два багровых пятна.

По ковровой дорожке Марек перешел в правый рукав, бесшумный, как убийца какой-нибудь. Даже покашлял на всякий случай. Принтеры стрекотали и здесь. Машинная жизнь кипела. Надпись 'Пункт регистрации' чернела на двери непрозрачного голубоватого стекла.

Марек стукнул костяшками пальцев:

– Можно?
– и взялся за ручку.

Оказалось заперто.

Марек подергал. Прижался к стеклу, стараясь рассмотреть, что там. Не видно. Муть. Но вроде бы никто не ходит.

Он стукнул снова.

– Да не стучите вы!
– раздраженно отозвался одинокий посетитель с газетой.
– Рано еще!

– Но мне сказали - сходите, зарегистрируйтесь, - повернулся к нему Марек.

– У них рабочий день - с десяти.

– И что же?

– Ждите. Я же жду.

– Ясно, - Марек почесал нос.

Сидеть здесь или сразу домой двинуть? Зарегистрироваться ведь можно и днем. Или вообще завтра. Уж, наверное, не вломятся в двери, не попросят с вещами: 'Что ж вы, господин Канин, отметочку о прибытии не поставили?'. Это, извините, прерогатива СССР была.

Домой, решил Марек.

По ступенькам чуть ли не сбежал. Будто с урока дунул. Или с лекции - в кафе. Выпустили, даже не проверяя.

Ах, хорошо!

В вышине развиднелось, опухлость хмурая спала, синь пробилась пронзительная, глубокая, только что ахни и замри. Лето.

От чувств Марек запрыгал по плитам то на одной, то на двух ногах, с сумкой в руке, с плащом под мышкой. 'Классики', что ли, игра раньше называлась? Когда по расчерченным квадратам скачут? Раз-два-три...

Теперь уже из будочки при шлагбауме на него пялились. И у них европейцы в детство не впадали. Не принято такое у просвещенных. Ну так что возьмешь с убогих?

– Здравствуйте еще раз, - сказал Марек охраннику.
– Магазин здесь есть где-нибудь поблизости?

Охранник мотнул головой и придурковато улыбнулся.

– Не знаю. А вы это что?

Он был тоже из новой генерации. Молодой. Что у них сейчас, у молодых? Компьютеры? Клубы? 'Контра'?

– Это называется 'классики', - Марек специально для охранника проскакал еще метра три, старательно не заступая на стыки.
– Знать надо.

С тем и расстались.

Магазин обнаружился, стоило пройти чуть назад к вокзалу. Не с пустыми же, в конце концов, руками являться! Не совсем еще болванчиком из своих европ после семилетнего отсутствия приехал. Да и черт знает, как сейчас живут. В письмах-то всегда все хорошо...

Створки на фотоэлементе плавно утекли в стороны.

Небольшой зальчик встречал высокими, от пола до потолка, зеркальными витражами. На ажурных полках, отражаясь, умножаясь, искрясь, толпились бутылки. На самом верху - коньяки в разнокалиберных благородных сосудах, чуть ниже - текила и виски, в подвале, у ног - вина, видимо, не особо было любителей.

А в середке...

О, белый водочный край! О, три ряда чистого, прозрачного, как слеза, змия! 'Пшеничная', 'Новая', 'Старая слободка', 'Перцовая', 'На березовых бруньках', 'Можжевеловка'. 'Мятная'. И еще, еще. 'Хохлома'. 'Родничок'. 'Мичман'. Ноль-три. Ноль-пять. Литр. Золотые и серебряные колпачки. Разноцветье этикеток. Самые что ни на есть божеские цены.

Марек так и застыл.

Когда мы хрупнем да запьем, завертелось в голове, вдруг пропадает окоем, и видно все, что было скрыто, в один присест, в один прием...

Эльдорадо, мать его, водочное.

– Здравствуйте!
– Продавец материализовался из воздуха и, подшагнув к Мареку, обвел полки широким жестом.
– Вам что-нибудь подсказать?

Подтянутый, лощеный, румяный.

– Дешево-то что так?

Заинтересованно осматриваясь, Марек пошел вдоль бутылочной галереи. Отражение в такт кривило ноги и помахивало плащом. Продавец с двойником семенили следом.