Одержимость
Шрифт:
Через несколько кварталов понимаю, что недалеко от своего офиса, поэтому решаю заглянуть. Впервые пробую это сделать с тех пор, как несколько месяцев назад вынесла оттуда коробки. На самом деле, я до сих пор обходила этот квартал стороной. Но скоро моё отстранение закончится — тридцать семь дней и счёт истечёт — и я вернусь к работе, вернусь к своей практике. На шаг ближе к нормальной жизни.
На углу поворачиваю направо и вижу впереди своё здание. Моё сердце колотится, когда я подхожу ближе, но на этот раз это приятное чувство. Больше волнение, чем тревога. Начало новой жизни, а не страх перед прошлым. По крайней мере, до тех пор, пока
Моё сердце замирает.
Что за чёрт?
Фотография моего лица крупным планом приклеена к стеклу автобусной остановки. Под ней текст, но в моих глазах ужасный испуг, и мне требуется целая минута, чтобы сосредоточиться и прочесть его.
НАРКОДИЛЕРЫ НЕ ВСЕГДА УЛИЧНЫЕ ОТБРОСЫ
Доктор Марина Макарова выписывает рецепты известным наркоманам.
Поддержите законопроект, требующий пожизненного лишения лицензии врачей, торгующих наркотиками.
Внизу — логотип: два сжатых кулака и надпись «Матери против недобросовестных врачей» .
Мои глаза мечутся по улице. Такое ощущение, что все смотрят, как будто знают, что я сделала. Ожидаю увидеть злые лица людей, указывающих пальцем. Но кроме меня, на объявление никто не обращает внимания. Протягиваю руку и срываю его со стекла, оставляя только клочки белой бумаги, приклеенные по всем четырём углам. И пускаюсь бежать.
Бегу, пока мои лёгкие не начинают гореть, а ноги не дрожат настолько, что кажется, вот-вот и я упаду. Оседаю на коричневый камень ступеней случайного дома, опускаю голову между колен и жадно глотаю воздух.
— Вы в порядке? — останавливается и спрашивает женщина.
Киваю.
Она улыбается.
— Я тоже всем говорю, что всё хорошо. Просто помните: что бы это ни было, рано или поздно пройдёт.
Сомневаюсь в этом. В жизни есть вещи, от которых мы не заслуживаем права убегать.
На следующей неделе доктор Аверин закидывает ногу на ногу.
— С Новым Годом.
— Спасибо. У меня ещё и День рождения.
— О? Тогда с Днём рождения, — поправляет галстук. — Какие планы?
— Я… — делаю паузу. Собиралась придумать что-нибудь, чтобы он чувствовал себя комфортно. Теперь это моя привычка. Часто так делаю для своего брата. Говорю ему, что встречаюсь с подругой на обед или иду в музей или… ну, что-то в этом духе. Но мне не нужно успокаивать своего терапевта. К тому же, мне стало лучше с тех пор, как я начала быть с ним честной.
— Никаких. Вообще-то, я чувствую себя очень одинокой.
— Расскажи мне подробнее.
Устраиваюсь на диване, скрещиваю ноги, уставившись в абстрактную картину на его стене.
— Ну, я имею в виду, у меня есть брат, но у него своя жизнь. Жена, дети и работа. И он живёт рядом, но не совсем близко. Друзей у меня не так много. Тех, что были в училище, я потеряла во время жёстких лет в мединституте. После этого я была занята своей лицензией и практикой, и, ну… я строила свою жизнь вокруг Андрея. Моими друзьями были жёны его товарищей по команде или пары, с которыми мы проводили время. И после всего, что случилось, большинство из них исчезли. Или, может быть, я просто не могла смотреть им в глаза. Уже не помню. Я была довольно близка с Кариной, женой лучшего друга Андрея по его команде. Но у неё трое детей младше пяти лет, и она не могла… — С трудом подбираю подходящие слова. И не уверена, что только Карина виновата в нашем молчании. — Мы просто
отдалились, — заканчиваю я. — Я общаюсь с парой женщин в тренажерном зале на занятиях йогой, на которые записалась в прошлом месяце, но мне во взрослом возрасте очень сложно перейти от обычного «привет» к «может, выпьем кофе? »Доктор понимающе кивает, но ничего не говорит.
Я делаю также, когда хочу, чтобы пациент продолжил. Молчание часто эффективнее слов. Люди чувствуют необходимость заполнить пустоту.
— И дома мне тоже одиноко, — делаю судорожный вдох и выдавливаю слова из себя. — Я думала о знакомствах. Я одна уже почти два года… Это достаточно долго, да?
Илья широко разводит руками.
— Только ты можешь решить, что для тебя достаточно, Марина.
Фыркаю.
— То же самое, что я говорю своим пациентам, — закусываю губу и размышляю. — Конечно, для этого есть приложения — для знакомств. Возможно, попробую одно. Это кажется относительно анонимным. Можно попробовать, а затем удалить и сделать вид, что ничего не было. Но мои слова напоминают мне о другом. — В следующем месяце я возвращаюсь к практике. Не могу поверить, что прошел уже почти год.
— Как ты к этому относишься?
— Хорошо. Думаю. Я имею в виду, что мне придётся восстанавливать свою практику. Доктор Максим Ковалёв — может быть, слышал о нём? — вышел с пенсии, чтобы подменить меня. Он замечательный, но ему за семьдесят, и у него другой подход. Из-за него и из-за заголовков в прессе почти половина моих пациентов ушла. Так что я немного волнуюсь по этому поводу, но мне просто придётся потратить время, чтобы восстановить всё. Боже, да у меня сейчас только время и есть. А еще беспокоюсь из-за этих новых листовок… или чего похуже.
Он хмурится.
— Листовок?
— Есть группа, вроде «Матерей против пьяных водителей», но они преследуют врачей, которые злоупотребляют рецептами. На прошлой неделе я проходила мимо своего офиса и увидела на автобусной остановке приклеенную скотчем листовку со своим лицом. А ещё раньше кто-то запросил копию моего дела из Управления по профессиональным нарушениям. Оказывается, это можно сделать по Закону о свободе информации. Сначала думала, что это журналисты хотят написать статью. Но теперь кажется, что это они.
Доктор Аверин несколько раз моргает.
— Мне жаль это слышать.
Пожимаю плечами.
— Сама виновата.
— Все равно. Это было нелегко.
— Да, нелегко. Но я не позволю этому сбить меня с пути. До этого я была в хорошем состоянии. Я сорвала листовку. Хотя с тех пор проверяю каждый день, не появилась ли новая. К счастью, пока нет.
Он улыбается.
— Тогда не будем зацикливаться. Расскажи, как ты относишься к возвращению к практике. Думаешь, ты готова?
— Да. — И это правда. Абсолютно. Но я изменилась, и мой взгляд на пациентов тоже. Говорю ему об этом, добавляя: — После всего, через что я прошла, я буду другим психиатром.
— Наш жизненный опыт бесценен для эмпатии к пациентам.
Киваю, но мысли далеко — возвращаюсь к тому, что моя практика едва держится на плаву. Плечи сжимаются. Я так старалась её построить, сделать не просто успешной, а процветающей.
Снова закрадываются мысли о знакомствах. Могу ли я начать заново? Попробовать? Глотаю ком в горле.
Илья забрасывает меня вопросами — о повседневной жизни, о ведении дневника, о целях на год. В конце концов говорит:
— Похоже, время подходит к концу. Хочешь обсудить что-то ещё?