На стол, в веселых бурях побывалый, —Суровое простое полотно,Вино и хлеб — простейшие начала:Хлеб — крепости, и радости — вино.Бесхитростная девушка, да будетКрепка и радостна твоя любовь.Мое же сердце ввек не позабудетТех тихих слов, тех настоящих слов,Что ты сказала мне; они дохнулиТакою чистотою на меня,Как тот прозрачный чистый сок, что в улейПчела приносит на закате дня.
Голландская печь (двенадцать изразцов)
Н. Жемчужниковой
1Двое
за круглым столом сидят за кружками; костимечет один, а другой трубкой стучит о сапог.2Сторож вдет с фонарем горбатой улицей. В небе —шпиль колокольни, петух, месяца узенький серп.3Теплый ветер дохнул — и тает снежная баба;с черной розгой в руках, набок сползает она.4Синие волны шумят и чайки кричат и кружатся:двухмачтовый корабль входит торжественно в порт.5Вьется, летает смычок; по всей по поляне мелькаюткруглые лица, чепцы, гулко стучат башмаки.6Дремлет вечерний канал. Рыболов в соломенной шляпетянет леску; на ней бьется серебряный ерш.7С криками двое детей пускают кораблик. Собака,с длинной палкой в зубах, морду задравши, плывет.8Синее небо вверху. Заодно уж синею краскойтронуты лошади, воз, мельник с мешком на спине.9Заяц, уши поджав, бежит; за зайцем — собака.Сзади — охотник: ружье выше соседней сосны.10Палкою с дуба старик сбивает желуди. Свиньисбились в кучу. Одна грустно в сторонке стоит.11Мальчик бечевкой конек приладил и пробует: крепко ль?Крепко. Ранец его тут же лежит на снегу.12Ослик жмется к бычку. В окне морозные звездыблещут. Над яслями круг тихо горит золотой.Перекресток. Вып. 2. Париж, 1930
Из цикла «Зиглинда»
Siegmund: …ihres Blieckes Strahl streifte
mich da Warme gewann ich und Tag.
Wagner. “Walkure”
Посвящение
Как в бурный день на пажити и нивыСквозь облаков внезапные разрывыШироко хлынет целый хор лучей, —Во мрак встревоженной души моей,Так свет вошёл. И, пением охвачен,Я встретил с ликованием и плачемТот образ, что от высшего огняБыл послан сжечь и сохранить меня.
1. «Любовь моя, сестра моя…»
Любовь моя, сестра моя,О если б знала ты, с какоюПечальной бережностью яТогда склонился над тобою.Нет, нет, дыханья твоегоЯ не обжег, не тронул страстью, —Но мне была тоска по счастьюОтрадней счастья самого.
2. «Люблю, как друга, как большого друга…»
«Люблю, как друга, как большого друга…»— Не стоить, друг: вернее, — как врага!Летит, летит неистовая вьюга,И вспять река бежит на берега.И детским лепетом, и жалким бредомЗвучат о мирном счастии слова:Их ветер
мнет и рвет, — за нами следомОни шумят, как листья, как трава.Но этот дикий голос: в непогоду,В ночь, ветер, мрак и стужу — он поет,И кто на звук его выходит, — тотВстречает страшную свою свободу.
3. «Как снимают с руки кольцо…»
Как снимают с руки кольцо,Как бросают в глубокую воду, —Возвращаю тебе, сестра,Возвращаю тебе свободу.Возвращаю, — но ты самаСкажешь мне: «храни ее, милый!», —Если смелости у тебя,Если веры больше, чем силы.
4. «Любовь моя! Нет, ты не умерла…»
Любовь моя! Нет, ты не умерла,Нет, — дикой, грозной птицею из пеплаВосстала ты, восстала и окрепла.И вот молниевидные крылаТебя несут. И страшно мне следить,И страшно мне взирать на путь твой горний.Свирели детской ты была покорней…Когда б я знал, как можешь ты парить.«Современные записки». Париж. 1931, № 46.
«Что говорить: не так уже легки…»
Что говорить: не так уже легкиВсе эти дни, и месяцы, и годы.У нас у всех по линиям рукиГадалка прочитала бы: невзгоды,Нужда, изгнанье, — длинный список бед…Но одного она б не прочитала:Когда б могли мы ряд поспешных летВернуть назад и все начать начало, —Что ж, разве не ушли бы мы опять,Что б средь чужой и чуждой нам породыЖить, мучиться, — но все-таки дышатьХолодным, горьким воздухом свободы…«Меч». Варшава-Париж. 1934, № 8
«Юноше — горячий конь…»
Юноше — горячий конь,Знамя, слава и огонь.Но достойней встретить мужуГрудью — ледяную стужу.Не широкие орлыС гордым клёкотом над нами, —Ветер средь растущей мглыРезкими летит кругами.В мире нет такой стены,Что б укрыла за собою,В мире нет такой страны,Где к прозрачному покоюМы вернуться бы могли.Трудно вырастают всходыТой дорогой, где прошлиЭти каменные годы.Средь тяжелых скал одна,Все сильней и непокорней,Медленно растет сосна,Укрепляя в бурю корни.Альманах «Круг». Кн. 2. Берлин: Парабола, 1937
«Все стихло на исходе дня…»
Все стихло на исходе дня,И мы с тобой притихли сами.Ты молча смотришь на меня,Четырехлетними глазами,Такими чистыми, что мнеВсе ближе хочется склонитьсяК их синеватой глубине,Чтоб снова — чудом — очутитьсяТам, где вечерняя волнаПочти сквозь сон тебя качает,Где медленная тишина,Как белый лебедь, проплывает.
«Трудолюбивые руки, которые пряли…»
Трудолюбивые руки, которые прялиТонкую пряжу, широкий кроили хитон,Смуглые женские руки не знали,Знать не могли, кому достанется он:На просторах полей, по тропам неприметнымЗвездной ночью, на утренней ранней заре,С солнцем, пылью, дождем дружил он и с ветром,Чтоб средь зеленых олив на высокой гореВдруг просиять. Вот эта простая, вот этаБедная ткань — непорочного снега белей.Что же с того, что мы не видели света,Что не могли коснуться одежды Твоей!