Одиссея капитана Блада - английский и русский параллельные тексты

I mention it chiefly as a warning, for when presently I come to relate the affair of Maracaybo, those of you who have read Esquemeling may be in danger of supposing that Henry Morgan really performed those things which here are veraciously attributed to Peter Blood.	Питт особенно подчеркивает тот факт, что именно эти обстоятельства, на которых я подробно останавливался, вынудили Питера Блада искать убежища на Тортуге.
I think, however, that when you come to weigh the motives actuating both Blood and the Spanish Admiral, in that affair, and when you consider how integrally the event is a part of Blood's history -whilst merely a detached incident in Morgan's - you will reach my own conclusion as to which is the real plagiarist.	Он пишет об этом пространно и с заметным пристрастием, убеждающим нас в том, что в свое время на этот счет высказывалось другое мнение.
The first of these logs of Pitt's is taken up almost entirely with a retrospective narrative of the events up to the time of Blood's first coming to Tortuga.	Он настаивает на отсутствии у Блада и его товарищей по несчастью каких-либо предварительных намерений объединиться с пиратами, которые превратили, под полуофициальной защитой французов, Тортугу в свою базу, откуда и совершали пиратские набеги на испанские колонии и корабли.
This and the Tannatt Collection of State Trials are the chief - though not the only - sources of my history so far.	По утверждению Питта, Блад вначале стремился уехать во Францию или Голландию.
Pitt lays great stress upon the fact that it was the circumstances upon which I have dwelt, and these alone, that drove Peter Blood to seek an anchorage at Tortuga.	Однако в ожидании попутного корабля он израсходовал почти все имевшиеся у него деньги.
He insists at considerable length, and with a vehemence which in itself makes it plain that an opposite opinion was held in some quarters, that it was no part of the design of Blood or of any of his companions in misfortune to join hands with the buccaneers who, under a semi-official French protection, made of Tortuga a lair whence they could sally out to drive their merciless piratical trade chiefly at the expense of Spain.	Их у него было не очень много, и Питт сообщает, что тогда-то он и заметил признаки внутреннего беспокойства, мучившего его друга.
It was, Pitt tells us, Blood's original intention to make his way to France or Holland.	Питт высказывает предположение, что Блад, общаясь в эти дни вынужденного бездействия с искателями приключений, заразился их настроениями, столь характерными для этой части Вест-Индии.
But in the long weeks of waiting for a ship to convey him to one or the other of these countries, his resources dwindled and finally vanished.	Я не думаю, чтобы Питта можно было обвинить в придумывании каких-то оправданий для своего друга, потому что многое действительно могло угнетать Питера Блада.
Also, his chronicler thinks that he detected signs of some secret trouble in his friend, and he attributes to this the abuses of the potent West Indian spirit of which Blood became guilty in those days of inaction, thereby sinking to the level of the wild adventurers with whom ashore he associated.	Несомненно, он часто думал об Арабелле Бишоп и сходил с ума, сознавая, что она для него недосягаема.

I do not think that Pitt is guilty in this merely of special pleading, that he is putting forward excuses for his hero.	Он любил Арабеллу и в то же время понимал, что она потеряна для него безвозвратно.
I think that in those days there was a good deal to oppress Peter Blood.	Вполне объяснимо, конечно, его желание уехать во Францию или в Голландию, но вряд ли он мог объяснить и отчетливо представить себе, что будет там делать.
There was the thought of Arabella Bishop - and that this thought loomed large in his mind we are not permitted to doubt.	Ведь в конце концов он был беглым рабом, человеком, объявленным вне закона у себя на родине, и бездомным изгнанником на чужбине.
He was maddened by the tormenting lure of the unattainable.	Оставалось только море, открытое для всех и особенно манящее к себе тех, кто чувствовал себя во вражде со всем человечеством.
He desired Arabella, yet knew her beyond his reach irrevocably and for all time.	Таким образом, душевное состояние Блада и свойственный ему дух смелой предприимчивости, толкнувшие его в свое время на поиски приключений просто из-за любви к ним, вынудили его уступить, а наличие у него богатого опыта и, я сказал бы, даже таланта в командовании военными кораблями лишь умножило соблазнительность выдвигаемых предложений.
Also, whilst he may have desired to go to France or Holland, he had no clear purpose to accomplish when he reached one or the other of these countries.	Следует также помнить, что такие заманчивые предложения исходили не только от знакомых ему пиратов, наполнявших кабачки Тортуги, но даже и от губернатора острова д'Ожерона, получавшего от корсаров в качестве портовых сборов десятую часть всей их добычи.
He was, when all is said, an escaped slave, an outlaw in his own land and a homeless outcast in any other.	Помимо этого, д'Ожерон неплохо зарабатывал и на комиссионных поручениях, принимая наличные деньги и выдавая взамен их векселя, подлежащие оплате во Франции.
There remained the sea, which is free to all, and particularly alluring to those who feel themselves at war with humanity.	Занятие, которое казалось бы отвратительным, если бы в защиту его высказывались только грязные, полупьяные авантюристы, охотники, лесорубы и прибрежные жители, собирающие все то, что выбрасывается морем, становилось солидной, почти узаконенной разновидностью каперства[46], когда его необходимость убедительно доказывал изысканно одетый господин, представлявший здесь интересы французской Вест-Индской компании с таким видом, будто он был представителем самой Франции.
And so, considering the adventurous spirit that once already had sent him a-roving for the sheer love of it, considering that this spirit was heightened now by a recklessness begotten of his outlawry, that his training and skill in militant seamanship clamorously supported the temptations that were put before him, can you wonder, or dare you blame him, that in the end he succumbed?	Все, кто спасся с Питером Бладом с плантаций Барбадоса, и в числе их сам Джереми Питт, в ушах которого постоянно шумел настойчивый зов моря, почувствовав себя вечными изгнанниками, также хотели присоединиться к великому "береговому братству", как называли себя пираты.

And remember that these temptations proceeded not only from adventurous buccaneering acquaintances in the taverns of that evil haven of Tortuga, but even from M. d'Ogeron, the governor of the island, who levied as his harbour dues a percentage of one tenth of all spoils brought into the bay, and who profited further by commissions upon money which he was desired to convert into bills of exchange upon France.	Они настоятельно требовали от Блада согласия быть их, вожаком и клялись следовать за ним повсюду.
A trade that might have worn a repellent aspect when urged by greasy, half-drunken adventurers, boucan-hunters, lumbermen, beach-combers, English, French, and Dutch, became a dignified, almost official form of privateering when advocated by the courtly, middle-aged gentleman who in representing the French West India Company seemed to represent France herself.	Если подвести итог под записями Джереми, посвященными этому вопросу, то выйдет так, что Блад подчинился своим настроениям и настояниям друзей и отдался течению судьбы, заявив, что от нее все равно никуда не уйдешь.
Moreover, to a man - not excluding Jeremy Pitt himself, in whose blood the call of the sea was insistent and imperative - those who had escaped with Peter Blood from the Barbados plantations, and who, consequently, like himself, knew not whither to turn, were all resolved upon joining the great Brotherhood of the Coast, as those rovers called themselves.	Я думаю, что основной причиной его колебаний и столь длительного сопротивления была мысль об Арабелле Бишоп.
And they united theirs to the other voices that were persuading Blood, demanding that he should continue now in the leadership which he had enjoyed since they had left Barbados, and swearing to follow him loyally whithersoever he should lead them.	Ни тогда, ни позже он не задумывался о том, что им, может быть, не суждено больше встретиться.
And so, to condense all that Jeremy has recorded in the matter, Blood ended by yielding to external and internal pressure, abandoned himself to the stream of Destiny.	Он представлял себе, с каким презрением она будет вспоминать о нем, услышав, что он стал корсаром, и это презрение, существовавшее пока лишь в его воображении, причиняло ему такую боль, как если бы оно уже стало реальностью.
"Fata viam invenerunt," is his own expression of it.	Мысль об Арабелле Бишоп никогда не покидала его.
If he resisted so long, it was, I think, the thought of Arabella Bishop that restrained him.	Совершив сделку со своей совестью - а воспоминания об этой девушке делали его совесть болезненно чувствительной, - он дал клятву сохранить свои руки настолько чистыми, насколько это было возможно для человека отчаянной профессии, которую он сейчас выбрал.
That they should be destined never to meet again did not weigh at first, or, indeed, ever.	Он, видимо, не питал никаких обманчивых надежд когда-либо добиться взаимности этой девушки или даже вообще встретиться с ней, но горькая память о ней должна была навсегда сохраниться в его душе.
He conceived the scorn with which she would come to hear of his having turned pirate, and the scorn, though as yet no more than imagined, hurt him as if it were already a reality.	Приняв решение, он с увлечением занялся подготовкой к пиратской деятельности.

And even when he conquered this, still the thought of her was ever present.	Д'Ожерон, пожалуй, самый услужливый из всех губернаторов, дал ему значительную ссуду на снаряжение корабля
He compromised with the conscience that her memory kept so disconcertingly active.	"Синко Льягас", переименованного в
He vowed that the thought of her should continue ever before him to help him keep his hands as clean as a man might in this desperate trade upon which he was embarking.	"Арабеллу".
And so, although he might entertain no delusive hope of ever winning her for his own, of ever even seeing her again, yet the memory of her was to abide in his soul as a bitter-sweet, purifying influence.	Блад долго раздумывал, перед тем как дать кораблю новое имя, опасаясь выдать этим свои истинные чувства.
The love that is never to be realized will often remain a man's guiding ideal.	Однако его друзья увидели в новом имени корабля лишь выражение иронии, свойственной их руководителю.
The resolve being taken, he went actively to work.	Неплохо разбираясь в людях, Блад добавил к числу своих сторонников еще шестьдесят человек, тщательно отобранных им из числа искателей приключений, околачивающихся на Тортуге.
Ogeron, most accommodating of governors, advanced him money for the proper equipment of his ship the Cinco Llagas, which he renamed the Arabella.	Как было принято неписаными законами "берегового братства", он заключил договор с каждым членом своей команды, по которому договаривающийся получал определенную долю захваченной добычи.
This after some little hesitation, fearful of thus setting his heart upon his sleeve.	Но во всех остальных отношениях этот договор резко отличался от соглашений подобного рода.
But his Barbados friends accounted it merely an expression of the ever-ready irony in which their leader dealt.	Все проявления буйной недисциплинированности, обычные для корсарских кораблей, на борту
To the score of followers he already possessed, he added threescore more, picking his men with caution and discrimination - and he was an exceptional judge of men - from amongst the adventurers of Tortuga.	"Арабеллы" категорически запрещались.
With them all he entered into the articles usual among the Brethren of the Coast under which each man was to be paid by a share in the prizes captured.	Те, кто уходил с Бладом в океан, обязывались полностью и во всем подчиняться ему и ими самими выбранным офицерам, а те, кого не устраивали эти условия, могли искать себе другого вожака.
In other respects, however, the articles were different.	В канун Нового года, после окончания сезона штормов, Блад вышел в море на хорошо оснащенном и полностью укомплектованном корабле.
Aboard the Arabella there was to be none of the ruffianly indiscipline that normally prevailed in buccaneering vessels.	Но, еще прежде чем он возвратился в мае из затянувшегося и насыщенного событиями плавания, слава о нем промчалась по Карибскому морю подобно ряби, гонимой ветром.

Those who shipped with him undertook obedience and submission in all things to himself and to the officers appointed by election.	В самом начале плавания в Наветренном проливе произошла битва с испанским галионом, закончившаяся его потоплением.
Any to whom this clause in the articles was distasteful might follow some other leader.	Затем с помощью нескольких пирог был совершен дерзкий налет на испанскую флотилию, занимавшуюся добычей жемчуга у Риодель-Хача, и захвачена вся добыча этой флотилии.
Towards the end of December, when the hurricane season had blown itself out, he put to sea in his well-found, well-manned ship, and before he returned in the following May from a protracted and adventurous cruise, the fame of Captain Peter Blood had run like ripples before the breeze across the face of the Caribbean Sea.	Потом была предпринята десантная экспедиция на золотые прииски Санта-Мария на Мэйне, подробностям описания которой даже трудно поверить, и совершено еще несколько других менее громких дел.
There was a fight in the Windward Passage at the outset with a Spanish galleon, which had resulted in the gutting and finally the sinking of the Spaniard.	Из всех схваток команда
There was a daring raid effected by means of several appropriated piraguas upon a Spanish pearl fleet in the Rio de la Hacha, from which they had taken a particularly rich haul of pearls.	"Арабеллы" вышла победительницей, захватив богатую добычу и понеся небольшие потери в людях.
There was an overland expedition to the goldfields of Santa Maria, on the Main, the full tale of which is hardly credible, and there were lesser adventures through all of which the crew of the Arabella came with credit and profit if not entirely unscathed.	Итак, слава об
And so it happened that before the Arabella came homing to Tortuga in the following May to refit and repair - for she was not without scars, as you conceive - the fame of her and of Peter Blood her captain had swept from the Bahamas to the Windward Isles, from New Providence to Trinidad.	"Арабелле", возвратившейся на Тортугу в мае следующего года, и о капитане Питере Бладе прокатилась от Багамских до Наветренных островов и от Нью-Провиденс[47] до Тринидада.
An echo of it had reached Europe, and at the Court of St. James's angry representations were made by the Ambassador of Spain, to whom it was answered that it must not be supposed that this Captain Blood held any commission from the King of England; that he was, in fact, a proscribed rebel, an escaped slave, and that any measures against him by His Catholic Majesty would receive the cordial approbation of King James II.	Эхо этой славы докатилось и до Европы.
Don Miguel de Espinosa, the Admiral of Spain in the West Indies, and his nephew Don Esteban who sailed with him, did not lack the will to bring the adventurer to the yardarm.	Испанский посол при Сент-Джеймском дворе, как назывался тогда двор английского короля, представил раздраженную ноту, на которую ему официально ответили, что капитан Блад не только не состоит на королевской службе, но является осужденным бунтовщиком и беглым рабом, в связи с чем все мероприятия против подлого преступника со стороны его католического величества[48] получат горячее одобрение Якова II.

With them this business of capturing Blood, which was now an international affair, was also a family matter.	Дон Мигель де Эспиноса - адмирал Испании в Вест-Индии и племянник его дон Эстебан страстно мечтали захватить этого авантюриста и повесить его на нок-рее своего корабля.
Spain, through the mouth of Don Miguel, did not spare her threats.	Вопрос о захвате Блада, принявший сейчас международный характер, был для них личным, семейным делом.
The report of them reached Tortuga, and with it the assurance that Don Miguel had behind him not only the authority of his own nation, but that of the English King as well.	Дон Мигель не скупился на угрозы по адресу Блада.
It was a brutum fulmen that inspired no terrors in Captain Blood.	Слухи об этих угрозах долетели до Тортуги одновременно с заявлением испанского адмирала о том, что в своей борьбе с Бладом он опирается не только на мощь своей страны, но и на авторитет английского короля.
Nor was he likely, on account of it, to allow himself to run to rust in the security of Tortuga.	Хвастовство адмирала не испугало капитана Блада.
For what he had suffered at the hands of Man he had chosen to make Spain the scapegoat.	Он не позволил себе и своей команде бездельничать на Тортуге, решив сделать Испанию козлом отпущения за все свои муки.
Thus he accounted that he served a twofold purpose: he took compensation and at the same time served, not indeed the Stuart King, whom he despised, but England and, for that matter, all the rest of civilized mankind which cruel, treacherous, greedy, bigoted Castile sought to exclude from intercourse with the New World.	Это вело к достижению двоякой цели: удовлетворяло кипящую в нем жажду мести и приносило пользу - конечно, не ненавистному английскому королю Якову II, но Англии, а с нею и всей остальной части цивилизованного человечества, которую жадная и фанатичная Испания пыталась не допустить к общению с Новым Светом.
One day as he sat with Hagthorpe and Wolverstone over a pipe and a bottle of rum in the stifling reek of tar and stale tobacco of a waterside tavern, he was accosted by a splendid ruffian in a gold-laced coat of dark-blue satin with a crimson sash, a foot wide, about the waist.	Однажды, когда Блад, покуривая трубку, вместе с Хагторпом и Волверстоном сидел за бутылкой рома в пропахшей смолой и табаком прибрежной таверне, к ним подошел неизвестный человек в расшитом золотом камзоле из темно-голубого атласа, подпоясанном широким малиновым кушаком.
"C'est, vous qu'on appelle Le Sang?" the fellow hailed him.	– Это вы тот, кого называют Ле Сан? [49] -обратился он к Бладу.
Captain Blood looked up to consider the questioner before replying.	Прежде чем ответить на этот вопрос, капитан Блад взглянул на разряженного головореза.
The man was tall and built on lines of agile strength, with a swarthy, aquiline face that was brutally handsome.	В том, что это был именно головорез, не стоило сомневаться - достаточно было взглянуть на быстрые движения его гибкой фигуры и грубо-красивое смуглое лицо с орлиным носом.
A diamond of great price flamed on the indifferently clean hand resting on the pummel of his long rapier, and there were gold rings in his ears, half-concealed by long ringlets of oily chestnut hair.	Его не очень чистая рука покоилась на эфесе длинной рапиры, на безымянном пальце сверкал огромный брильянт, а уши были украшены золотыми серьгами, полуприкрытыми длинными локонами маслянистых каштановых волос.

Captain Blood took the pipe-stem from between his lips.	Капитан Блад вынул изо рта трубку и ответил:
"My name," he said, "is Peter Blood.	– Мое имя Питер Блад.
The Spaniards know me for Don Pedro Sangre and a Frenchman may call me Le Sang if he pleases."	Испанцы знают меня под именем дона Педро Сангре, а француз, если ему нравится, может называть меня Ле Сан.
"Good," said the gaudy adventurer in English, and without further invitation he drew up a stool and sat down at that greasy table.	– Хорошо, - сказал авантюрист по-английски и, не ожидая приглашения, пододвинул стул к грязному столу.
"My name," he informed the three men, two of whom at least were eyeing him askance, "it is Levasseur.	– Мое имя Левасер, - сообщил он трем собеседникам, из которых по крайней мере двое подозрительно его рассматривали.
You may have heard of me."	– Вы, должно быть, слыхали обо мне.
They had, indeed.	Да, его имя, конечно, было им известно.
He commanded a privateer of twenty guns that had dropped anchor in the bay a week ago, manned by a crew mainly composed of French boucanhunters from Northern Hispaniola, men who had good cause to hate the Spaniard with an intensity exceeding that of the English.	Левасер командовал двадцатипушечным капером, неделю назад бросившим якорь в Тортугской бухте. Команда корабля состояла из французов-охотников, которые жили в северной части Гаити и ненавидели испанцев еще сильнее, чем англичане.
Levasseur had brought them back to Tortuga from an indifferently successful cruise. It would need more, however, than lack of success to abate the fellow's monstrous vanity.	Левасер вернулся на Тортугу после малоуспешного похода, однако потребовалось бы нечто гораздо большее, нежели отсутствие успехов, для того чтобы умерить чудовищное тщеславие этого горластого авантюриста.
A roaring, quarrelsome, hard-drinking, hard-gaming scoundrel, his reputation as a buccaneer stood high among the wild Brethren of the Coast.	Сварливый, как базарная торговка, пьяница и азартный игрок, он пользовался шумной известностью у дикого "берегового братства".
He enjoyed also a reputation of another sort.	За ним укрепилась и еще одна репутация совсем иного сорта.
There was about his gaudy, swaggering raffishness something that the women found singularly alluring.	Его щегольское беспутство и смазливая внешность привлекали к нему женщин из самых различных слоев общества.
That he should boast openly of his bonnes fortunes did not seem strange to Captain Blood; what he might have found strange was that there appeared to be some measure of justification for these boasts.	Он открыто хвастался своими успехами у "второй половины человеческого рода", как выражался сам Левасер, и надо отдать справедливость - у него были для этого серьезные основания.
It was current gossip that even Mademoiselle d'Ogeron, the Governor's daughter, had been caught in the snare of his wild attractiveness, and that Levasseur had gone the length of audacity of asking her hand in marriage of her father.	Ходили упорные слухи, что даже дочь губернатора, мадемуазель д'Ожерон, вошла в число его жертв, и Левасер имел наглость просить у отца ее руки.
M. d'Ogeron had made him the only possible answer. He had shown him the door.	Единственно, чем мог ответить губернатор на лестное предложение стать тестем распутного бандита, - это указать ему на дверь, что он и сделал.

Levasseur had departed in a rage, swearing that he would make mademoiselle his wife in the teeth of all the fathers in Christendom, and that M. d'Ogeron should bitterly rue the affront he had put upon him.	Левасер в ярости удалился, поклявшись, что он женится на дочери губернатора, невзирая на сопротивление всех отцов и матерей в мире, а д'Ожерон будет горько сожалеть, что он оскорбил будущего зятя.
This was the man who now thrust himself upon Captain Blood with a proposal of association, offering him not only his sword, but his ship and the men who sailed in her.	Таков был человек, который за столиком портовой таверны предлагал капитану Бладу объединиться для совместной борьбы с испанцами.
A dozen years ago, as a lad of barely twenty, Levasseur had sailed with that monster of cruelty L'Ollonais, and his own subsequent exploits bore witness and did credit to the school in which he had been reared.	Лет двенадцать назад Левасер, которому тогда едва исполнилось двадцать лет, плавал с жестоким чудовищем - пиратом Л'Оллонэ - и своими последующими "подвигами" доказал, что не зря провел время в его школе.
I doubt if in his day there was a greater scoundrel among the Brethren of the Coast than this Levasseur.	Среди "берегового братства" тех времен вряд ли нашелся бы больший негодяй, нежели Левасер.
And yet, repulsive though he found him, Captain Blood could not deny that the fellow's proposals displayed boldness, imagination, and resource, and he was forced to admit that jointly they could undertake operations of a greater magnitude than was possible singly to either of them.	Капитан Блад, чувствуя отвращение к авантюристу, все же не мог отрицать, что его предложения отличаются смелостью и изобретательностью и что совместно с ним можно было бы предпринять более серьезные операции, чем те, которые были под силу каждому из них в отдельности.
The climax of Levasseur's project was to be a raid upon the wealthy mainland city of Maracaybo; but for this, he admitted, six hundred men at the very least would be required, and six hundred men were not to be conveyed in the two bottoms they now commanded.	Одной из таких операций, предлагаемых Левасером, был план нападения на богатый город Маракайбо, лежавший вдали от морского берега. Для этого набега требовалось не менее шестисот человек, а их, конечно, нельзя было перевезти на двух имевшихся сейчас у них кораблях.
Preliminary cruises must take place, having for one of their objects the capture of further ships.	Блад понимал, что без двух-трех предварительных рейдов, целью которых явился бы захват недостающих кораблей, не обойдешься.
Because he disliked the man, Captain Blood would not commit himself at once.	Хотя Левасер не понравился Бладу и он не захотел сразу же брать на себя какие-либо обязательства, но предложения авантюриста показались ему заманчивыми.
But because he liked the proposal he consented to consider it.	Он согласился обдумать их и дать ответ.
Being afterwards pressed by both Hagthorpe and Wolverstone, who did not share his own personal dislike of the Frenchman, the end of the matter was that within a week articles were drawn up between Levasseur and Blood, and signed by them and - as was usual - by the chosen representatives of their followers.	Хагторп и Волверстон, не разделявшие личной неприязни Блада к этому французу, оказали сильное давление на своего капитана, и в конце концов Левасер и Блад заключили договор, подписанный не только ими, но, как это было принято, и выборными представителями обеих команд.

These articles contained, inter alia, the common provisions that, should the two vessels separate, a strict account must afterwards be rendered of all prizes severally taken, whilst the vessel taking a prize should retain three fifths of its value, surrendering two fifths to its associate.	Договор, помимо всего прочего, предусматривал, что все трофеи, захваченные каждым из кораблей, даже в том случае, если они будут действовать не в совместном бою, а вдали друг от друга, должны строго учитываться: корабль оставлял себе три пятых доли захваченных трофеев, а две пятых обязан был передать другому кораблю.
These shares were subsequently to be subdivided among the crew of each vessel, in accordance with the articles already obtaining between each captain and his own men.	Эти доли в соответствии с заключенным договором следовало честно делить между командами каждого корабля.
For the rest, the articles contained all the clauses that were usual, among which was the clause that any man found guilty of abstracting or concealing any part of a prize, be it of the value of no more than a peso, should be summarily hanged from the yardarm.	В остальном все пункты договора не отличались от обычных, включая пункт, по которому любой член команды, признанный виновным в краже или укрытии любой части трофейного имущества, даже если бы стоимость утаенного не превышала одного песо, должен был быть немедленно повешен на рее.
All being now settled they made ready for sea, and on the very eve of sailing, Levasseur narrowly escaped being shot in a romantic attempt to scale the wall of the Governor's garden, with the object of taking passionate leave of the infatuated Mademoiselle d'Ogeron.	Закончив все эти предварительные дела, корсары начали готовиться к выходу в море. Но уже в канун самого отплытия Левасер едва не был застрелен стражниками, когда перебирался через высокую стену губернаторского сада, для того чтобы нежно распрощаться с влюбленной в него мадемуазель д'Ожерон.
He desisted after having been twice fired upon from a fragrant ambush of pimento trees where the Governor's guards were posted, and he departed vowing to take different and very definite measures on his return.	Ему не удалось даже повидать ее, так как по приказу осторожного папы стражники, сидевшие в засаде среди густых душистых кустарников, дважды в него стреляли. Левасер удалился, поклявшись, что после возвращения все равно добьется своего.
That night he slept on board his ship, which with characteristic flamboyance he had named La Foudre, and there on the following day he received a visit from Captain Blood, whom he greeted half-mockingly as his admiral.	Эту ночь Левасер спал на борту своего корабля, названного им, с характерной для него склонностью к крикливости, "Ла Фудр", что в переводе означает "молния". Здесь же на следующий день Левасер встретился с Бладом, полунасмешливо приветствуя его как своего адмирала.
The Irishman came to settle certain final details of which all that need concern us is an understanding that, in the event of the two vessels becoming separated by accident or design, they should rejoin each other as soon as might be at Tortuga.	Капитан "Арабеллы" хотел уточнить кое-какие детали совместного плавания, из которых для нас представляет интерес только их договоренность о том, что, если в море - случайно или по необходимости - им придется разделиться, они поскорее должны будут снова встретиться на Тортуге.
Thereafter Levasseur entertained his admiral to dinner, and jointly they drank success to the expedition, so copiously on the part of Levasseur that when the time came to separate he was as nearly drunk as it seemed possible for him to be and yet retain his understanding.	Закончив недолгое совещание, Левасер угостил своего адмирала обедом, и они подняли бокалы за успех экспедиции. При этом Левасер проявил такое усердие, что напился почти до потери сознания.

Finally, towards evening, Captain Blood went over the side and was rowed back to his great ship with her red bulwarks and gilded ports, touched into a lovely thing of flame by the setting sun.	Под вечер Питер Блад вернулся на свой корабль, красный фальшборт которого и позолоченные амбразуры сверкали в лучах заходящего солнца.
He was a little heavy-hearted.	На душе у него было неспокойно.
I have said that he was a judge of men, and his judgment of Levasseur filled him with misgivings which were growing heavier in a measure as the hour of departure approached.	Я уже отмечал, что он неплохо разбирался в людях, и неприятное впечатление, произведенное на него Левасером, вызывало опасения, увеличивавшиеся по мере приближения выхода в море.
He expressed it to Wolverstone, who met him as he stepped aboard the Arabella:	Он сказал об этом Волверстону, встретившему его на борту "Арабеллы":
"You over persuaded me into those articles, you blackguard; and it'll surprise me if any good comes of this association."	– Черт бы вас взял, бродяги! Уговорили вы меня заключить этот договор. Вряд ли из нашего содружества выйдет толк.
The giant rolled his single bloodthirsty eye, and sneered, thrusting out his heavy jaw.	Но гигант, насмешливо прищурив единственный налитый кровью глаз, улыбнулся и, выдвинув вперед свою массивную челюсть, заметил:
"We'll wring the dog's neck if there's any treachery."	– Мы свернем шею этому псу, если он попытается нас предать.
"So we will - if we are there to wring it by then." And on that, dismissing the matter: "We sail in the morning, on the first of the ebb," he announced, and went off to his cabin.	– Да, конечно, если к тому времени у нас будет возможность сделать это, - сказал Блад и, уходя в свою каюту, добавил: - Утром, с началом отлива, мы выходим в море.
Chapter XIV	Глава XIV
LEVASSEUR'S HEROICS	"ПОДВИГИ" ЛЕВАСЕРА
It would be somewhere about ten o'clock on the following morning, a full hour before the time appointed for sailing, when a canoe brought up alongside La Foudre, and a half-caste Indian stepped out of her and went up the ladder. He was clad in drawers of hairy, untanned hide, and a red blanket served him for a cloak. He was the bearer of a folded scrap of paper for Captain Levasseur.	Утром, за час до отплытия, к борту "Ла Фудр" подошла маленькая туземная лодка - легкое каноэ. В ней сидел мулат в коротких штанах из невыделанной кожи и с красным одеялом на плечах, служившим ему плащом. Вскарабкавшись, как кошка, по веревочному трапу на борт, мулат передал Левасеру сложенный в несколько раз грязный клочок бумаги.
The Captain unfolded the letter, sadly soiled and crumpled by contact with the half-caste's person. Its contents may be roughly translated thus: "My well-beloved - I am in the Dutch brig Jongvrouw, which is about to sail.	Капитан развернул измятую записку с неровными, прыгающими строчками, написанными дочерью губернатора: Мой возлюбленный! Я нахожусь на голландском бриге[50] "Джонгроув". Он скоро должен выйти в море.
Resolved to separate us for ever, my cruel father is sending me to Europe in my brother's charge.	Мой отец-тиран решил разлучить нас навсегда и под опекой моего брата отправляет меня в Европу.
I implore you, come to my rescue.	Умоляю вас о спасении!
Deliver me, my well-beloved hero!	Освободите меня, мой герой!
– Your desolated Madeleine, who loves you."	Покинутая вами, но горячо любящая вас Мадлен.

The well-beloved hero was moved to the soul of him by that passionate appeal.	Эта страстная мольба до глубины души растрогала "горячо любимого" героя.
His scowling glance swept the bay for the Dutch brig, which he knew had been due to sail for Amsterdam with a cargo of hides and tobacco.	Нахмурившись, он окинул взглядом бухту, ища в ней голландский бриг, который должен был уйти в Амстердам с грузом кож и табака.
She was nowhere to be seen among the shipping in that narrow, rock-bound harbour. He roared out the question in his mind.	В маленькой, окруженной скалами гавани брига не было, и Левасер в ярости набросился на мулата с требованием сообщить, куда девался корабль.
In answer the half-caste pointed out beyond the frothing surf that marked the position of the reef constituting one of the stronghold's main defences.	Вместо ответа мулат дрожащей рукой указал на пенящееся море, где белел небольшой парус.
Away beyond it, a mile or so distant, a sail was standing out to sea.	Он был уже далеко за рифами, которые служили естественными стражами цитадели.
"There she go," he said.	– Бриг там, - пробормотал он.
"There!"	– Там?!
The Frenchman gazed and stared, his face growing white. The man's wicked temper awoke, and turned to vent itself upon the messenger. "And where have you been that you come here only now with this?	– Лицо француза побледнело; несколько минут он пристально всматривался в море, а затем, не сдерживая более своего мерзкого темперамента, заорал: - А где ты шлялся до сих пор, чертова образина? Почему только сейчас явился? Кому показывал это письмо?
Answer me!"	Отвечай!
The half-caste shrank terrified before his fury.	Перепуганный непонятным взрывом ярости, мулат сжался в комок.
His explanation, if he had one, was paralyzed by fear.	Он не мог дать какого-либо объяснения, даже если бы оно у него и было, так как его парализовал страх.
Levasseur took him by the throat, shook him twice, snarling the while, then hurled him into the scuppers.	Злобно оскалив зубы, Левасер схватил мулата за горло и, дважды тряхнув, с силой отшвырнул к борту.
The man's head struck the gunwale as he fell, and he lay there, quite still, a trickle of blood issuing from his mouth. Levasseur dashed one hand against the other, as if dusting them.	Ударившись головой о планшир, мулат упал и остался неподвижным. Из полуоткрытого рта побежала струйка крови.
"Heave that muck overboard," he ordered some of those who stood idling in the waist.	– Выбросить эту дрянь за борт! – приказал Левасер своим людям, стоявшим на шкафуте.
"Then up anchor, and let us after the Dutchman."	– А затем поднимайте якорь. Мы идем в погоню за голландцем.
"Steady, Captain.	– Спокойно, капитан.
What's that?"	В чем дело?
There was a restraining hand upon his shoulder, and the broad face of his lieutenant Cahusac, a burly, callous Breton scoundrel, was stolidly confronting him.	И Левасер увидел перед собой широкое лицо лейтенанта Каузака, плотного, коренастого и кривоногого бретонца, который спокойно положил ему руку на плечо.