Одиссея капитана Блада - английский и русский параллельные тексты

The condition was accepted, and Captain Blood went off to find his guests, the children of the Governor of Tortuga.	Условие было принято без колебаний, и капитан Блад отправился к своим гостям - детям губернатора Тортуги.
Mademoiselle d'Ogeron and her brother - the latter now relieved of his bonds - sat in the great cabin of the Arabella, whither they had been conducted.	Мадемуазель д'Ожерон и ее брат, освобожденный от веревок, сидели в большой каюте "Арабеллы".
Wine and food had been placed upon the table by Benjamin, Captain Blood's negro steward and cook, who had intimated to them that it was for their entertainment.	Бенджамэн, черный слуга и повар Блада, поставив на стол вино и еду, уговаривал их поесть.
But it had remained untouched.	Но они ни к чему не притронулись.
Brother and sister sat there in agonized bewilderment, conceiving that their escape was but from frying-pan to fire.	В мучительном замешательстве сидели брат и сестра, полагая, что их спасение было лишь сменой огня на полымя.
At length, overwrought by the suspense, mademoiselle flung herself upon her knees before her brother to implore his pardon for all the evil brought upon them by her wicked folly.	Наконец мадемуазель д'Ожерон, измученная неизвестностью, бросилась на колени перед братом, умоляя его о прощении за все страдания, которые она причинила ему своим легкомыслием.
M. d'Ogeron was not in a forgiving mood.	Однако ее брат не был склонен к снисходительности.
"I am glad that at least you realize what you have done.	– Надеюсь, ты наконец поймешь, что ты натворила.
And now this other filibuster has bought you, and you belong to him.	Сейчас тебя купил другой пират, и ты принадлежишь ему.
You realize that, too, I hope."	Надеюсь, тебе тоже это понятно...
He might have said more, but he checked upon perceiving that the door was opening.	Он мог бы сказать и больше, но умолк, заметив, что дверь каюты приоткрывается.
Captain Blood, coming from settling matters with the followers of Levasseur, stood on the threshold. M. d'Ogeron had not troubled to restrain his high-pitched voice, and the Captain had overheard the Frenchman's last two sentences.	На пороге стоял капитан Блад. Он пришел сюда после того, как закончил расчеты с людьми Левасера, и хорошо слышал последние слова д'Ожерона.
Therefore he perfectly understood why mademoiselle should bound up at sight of him, and shrink back in fear.	Поэтому его не удивило, что мадемуазель д'Ожерон, увидев своего нового хозяина, вздрогнула и сжалась от страха.
"Mademoiselle," said he in his vile but fluent French, "I beg you to dismiss your fears.	Сняв шляпу с пером, Блад подошел к столу. – Мадемуазель, прошу вас успокоиться, - сказал он на плохом французском языке.
Aboard this ship you shall be treated with all honour.	– Здесь, на борту "Арабеллы", с вами будут обращаться со всем подобающим вам уважением.
So soon as we are in case to put to sea again, we steer a course for Tortuga to take you home to your father.	Как только наши корабли выйдут в море, мы направимся на остров Тортуга, чтобы отвезти вас к отцу.
And pray do not consider that I have bought you, as your brother has just said.	И забудьте, пожалуйста, о том, что я вас купил, как сейчас говорил вам ваш брат.

All that I have done has been to provide the ransom necessary to bribe a gang of scoundrels to depart from obedience to the arch-scoundrel who commanded them, and so deliver you from all peril.	Чтобы избавить вас от опасности, я вынужден был подкупить банду негодяев и убедить их выйти из повиновения еще большему негодяю, который руководил ими.
Count it, if you please, a friendly loan to be repaid entirely at your convenience."	Если найдете нужным, считайте данный мной за вас выкуп дружеским займом.
Mademoiselle stared at him in unbelief. M. d'Ogeron rose to his feet.	Девушка, не веря своим ушам, изумленно смотрела на него, а ее брат даже привстал от удивления.
"Monsieur, is it possible that you are serious?"	– Вы серьезно это говорите?
"I am.	– Вполне!
It may not happen often nowadays.	Хотя такие слова вы услышите не часто.
I may be a pirate. But my ways are not the ways of Levasseur, who should have stayed in Europe, and practised purse-cutting.	Я - пират, но я не могу поступать так, как Левасер.
I have a sort of honour - shall we say, some rags of honour? – remaining me from better days."	У меня есть свое понятие о чести и своя честь... или, допустим, остатки от прежней чести.
Then on a brisker note he added: "We dine in an hour, and I trust that you will honour my table with your company.	– И, перейдя на деловой тон, он добавил: - Обед будет подан через час. Надеюсь, вы окажете мне честь отобедать со мной.
Meanwhile, Benjamin will see, monsieur, that you are more suitably provided in the matter of wardrobe."	А пока мой Бенджамэн позаботится о вашем гардеробе.
He bowed to them, and turned to depart again, but mademoiselle detained him.	И, поклонившись, он повернулся, чтобы уйти, но мадемуазель д'Ожерон остановила его громким восклицанием:
"Monsieur!" she cried sharply.	– Капитан! Месье!
He checked and turned, whilst slowly she approached him, regarding him between dread and wonder.	Блад повернулся, а она, медленно приближаясь к нему и глядя на него со страхом и удивлением, сказала взволнованно:
"Oh, you are noble!"	– Вы благородный человек, капитан!
"I shouldn't put it as high as that myself," said he.	– О, мадемуазель, вы преувеличиваете мои достоинства, - улыбнулся Блад.
"You are, you are!	– Нет, нет! – горячо воскликнула она. – Вы благородный, вы настоящий рыцарь! Я очень виновата в том, что произошло.
And it is but right that you should know all."	Я должна вам рассказать... Вы имеете на это право.
"Madelon!" her brother cried out, to restrain her.	– Мадлен! – закричал ее брат, пытаясь удержать ее.
But she would not be restrained. Her surcharged heart must overflow in confidence. "Monsieur, for what befell I am greatly at fault. This man - this Levasseur..." He stared, incredulous in his turn. "My God! Is it possible? That animal!"	Но ей трудно было сдерживать свою пылкую благодарность, переполнявшую ее сердце.

Abruptly she fell on her knees, caught his hand and kissed it before he could wrench it from her.	Внезапно она упала перед Бладом на колени, схватила его руку и, прежде чем он успел опомниться, поцеловала ее.
"What do you do?" he cried.	– Что вы делаете? – воскликнул он.
"An amende.	– Пытаюсь искупить свою вину.
In my mind I dishonoured you by deeming you his like, by conceiving your fight with Levasseur a combat between jackals.	Мысленно я обесчестила вас. Я думала, что вы такой же, как и Левасер, а ваша схватка с ним -это драка шакалов.
On my knees, monsieur, I implore you to forgive me."	На коленях умоляю вас - простите меня!
Captain Blood looked down upon her, and a smile broke on his lips, irradiating the blue eyes that looked so oddly light in that tawny face.	Капитан Блад взглянул на нее, и мгновенно промелькнувшая улыбка зажгла огонек в его светло-синих глазах, которые будто засветились на его смуглом лице.
"Why, child," said he,	– Не нужно, дитя мое, - мягко сказал он, поднимая ее.
"I might find it hard to forgive you the stupidity of having thought otherwise."	– Ведь ваша мысль обо мне, в сущности, была совершенно правильной. Иначе вы и не могли думать.
As he handed her to her feet again, he assured himself that he had behaved rather well in the affair. Then he sighed.	Он пытался уверить себя, что, вызволив молодых людей из неволи, совершил неплохой поступок, и тут же вздохнул.
That dubious fame of his that had spread so quickly across the Caribbean would by now have reached the ears of Arabella Bishop.	Его сомнительная слава, так быстро распространившаяся в обширных границах Карибского моря, несомненно, дошла уже до Арабеллы Бишоп.
That she would despise him, he could not doubt, deeming him no better than all the other scoundrels who drove this villainous buccaneering trade.	Он был убежден, что она относится к нему с презрением, считая его таким же мерзавцем, какими являлись все прочие пираты.
Therefore he hoped that some echo of this deed might reach her also, and be set by her against some of that contempt.	Он надеялся поэтому, что какое-то, пусть даже очень отдаленное, эхо сегодняшнего его поступка также докатится до нее и хоть немного смягчит ее сердце.
For the whole truth, which he withheld from Mademoiselle d'Ogeron, was that in venturing his life to save her, he had been driven by the thought that the deed must be pleasing in the eyes of Miss Bishop could she but witness it.	Он, конечно, скрыл от мадемуазель д'Ожерон истинную причину ее спасения. Блад решил рискнуть своей жизнью, движимый единственной мыслью, что Арабелла Бишоп была бы довольна им, если бы смогла присутствовать здесь сегодня.
Chapter XVI	Глава XVI
THE TRAP	ЗАПАДНЯ
That affair of Mademoiselle d'Ogeron bore as its natural fruit an improvement in the already cordial relations between Captain Blood and the Governor of Tortuga.	Спасение мадемуазель д'Ожерон, естественно, улучшило и без того хорошие отношения между капитаном Бладом и губернатором Тортуги.

At the fine stone house, with its green-jalousied windows, which M. d'Ogeron had built himself in a spacious and luxuriant garden to the east of Cayona, the Captain became a very welcome guest.	Капитан стал желанным гостем в красивом белом доме с зелеными жалюзи, который д'Ожерон построил для себя к востоку от Кайоны, среди большого, роскошного сада.
M. d'Ogeron was in the Captain's debt for more than the twenty thousand pieces of eight which he had provided for mademoiselle's ransom; and shrewd, hard bargain-driver though he might be, the Frenchman could be generous and understood the sentiment of gratitude.	Губернатор считал, что его долг Бладу не ограничивается двадцатью тысячами песо, которые тот уплатил за Мадлен. Умному и опытному дельцу не чужды были и благородство и чувство признательности.
This he now proved in every possible way, and under his powerful protection the credit of Captain Blood among the buccaneers very rapidly reached its zenith.	Француз доказал это различными способами, и под его покровительством акции капитана Блада среди пиратов поднялись к зениту.
So when it came to fitting out his fleet for that enterprise against Maracaybo, which had originally been Levasseur's project, he did not want for either ships or men to follow him.	Когда пришло время оснащать эскадру для набега на Маракайбо, в свое время предложенного Левасером, у капитана Блада оказалось достаточно и людей и кораблей.
He recruited five hundred adventurers in all, and he might have had as many thousands if he could have offered them accommodation.	Он легко набрал пятьсот авантюристов, а при желании мог бы навербовать и пять тысяч.
Similarly without difficulty he might have increased his fleet to twice its strength of ships but that he preferred to keep it what it was. The three vessels to which he confined it were the Arabella, the La Foudre, which Cahusac now commanded with a contingent of some sixscore Frenchmen, and the Santiago, which had been refitted and rechristened the Elizabeth, after that Queen of England whose seamen had humbled Spain as Captain Blood now hoped to humble it again.	Точно так же ему ничего не стоило вдвое увеличить и свою эскадру, но он предпочел ограничиться тремя кораблями: "Арабеллой", "Ла Фудр" с командой в сто двадцать французов под начальством Каузака и "Сантьяго", оснащенного заново и переименованного в "Элизабет". Это имя они дали кораблю в честь английской королевы, во время царствования которой моряки проучили Испанию так же, как сейчас собирался это сделать снова капитан Блад.
Hagthorpe, in virtue of his service in the navy, was appointed by Blood to command her, and the appointment was confirmed by the men.	Командиром "Элизабет" он назначил Хагторпа, и это назначение было одобрено всеми членами пиратского братства.
It was some months after the rescue of Mademoiselle d'Ogeron - in August of that year 1687 - that this little fleet, after some minor adventures which I pass over in silence, sailed into the great lake of Maracaybo and effected its raid upon that opulent city of the Main.	В августе 1687 года небольшая эскадра Блада после некоторых приключений в пути, о которых я умалчиваю, вошла в огромное Маракайбское озеро и совершила нападение на богатый город Мэйна - Маракайбо.
The affair did not proceed exactly as was hoped, and Blood's force came to find itself in a precarious position.	Операция эта прошла не столь гладко, как предполагал Блад, и отряд его попал в опасное положение.
This is best explained in the words employed by Cahusac - which Pitt has carefully recorded - in the course of an altercation that broke out on the steps of the Church of Nuestra Senora del Carmen, which Captain Blood had impiously appropriated for the purpose of a corps-de-garde.	Сложность этого положения лучше всего характеризуют слова Каузака - их старательно записал Питт, - произнесенные в пылу ссоры, вспыхнувшей на ступенях церкви Нуэстра Сеньора дель Кармен, в которой Блад бесцеремонно устроил кордегардию[51].
I have said already that he was a papist only when it suited him.	Раньше я уже упоминал, что ирландец был католиком только тогда, когда это его устраивало.

The dispute was being conducted by Hagthorpe, Wolverstone, and Pitt on the one side, and Cahusac, out of whose uneasiness it all arose, on the other.	В споре принимали участие, с одной стороны, Хагторп, Волверстон и Питт, а с другой - Каузак, чья трусость и послужила причиной спора.
Behind them in the sun-scorched, dusty square, sparsely fringed by palms, whose fronds drooped listlessly in the quivering heat, surged a couple of hundred wild fellows belonging to both parties, their own excitement momentarily quelled so that they might listen to what passed among their leaders.	Перед вожаками пиратов, на выжженной солнцем пыльной площади, окаймленной редкими пальмами с опущенными от зноя листьями, бурлила толпа из нескольких сот головорезов обеих партий.
Cahusac appeared to be having it all his own way, and he raised his harsh, querulous voice so that all might hear his truculent denunciation.	Каузака, видимо, никто не останавливал, и его резкий, крикливый голос покрывал нестройный шум толпы, стихавший по временам, когда француз бессвязно обвинял Блада во всех смертных грехах.
He spoke, Pitt tells us, a dreadful kind of English, which the shipmaster, however, makes little attempt to reproduce.	Питт утверждает, что Каузак говорил на ужасном английском языке, который Питт даже не пытается воспроизвести.
His dress was as discordant as his speech. It was of a kind to advertise his trade, and ludicrously in contrast with the sober garb of Hagthorpe and the almost foppish daintiness of Jeremy Pitt.	Одежда на французском капитане была так же нелепа и растрепана, как и его речь, и весь облик Каузака резко отличался от скромной фигуры Хагторпа, одетого в чистый костюм, и от почти щегольского облика Питта, появившегося там в нарядном камзоле и блестящих туфлях.
His soiled and blood-stained shirt of blue cotton was open in front, to cool his hairy breast, and the girdle about the waist of his leather breeches carried an arsenal of pistols and a knife, whilst a cutlass hung from a leather baldrick loosely slung about his body; above his countenance, broad and flat as a Mongolian's, a red scarf was swathed, turban-wise, about his head.	Вымазанная в крови блуза из синей бумажной ткани, мешковато сидевшая на французе, была расстегнута, открывая его грязную волосатую грудь; за поясом кожаных штанов у него торчал нож и целый арсенал пистолетов, и, кроме того, на перевязи болталась абордажная сабля. Над широким и скуластым, как у монгола, лицом свисал красный шарф, обвязанный вокруг головы в виде тюрбана.
"Is it that I have not warned you from the beginning that all was too easy?" he demanded between plaintiveness and fury.	– Разве я не предупреждал вас еще вначале, что все идет слишком гладко, слишком благополучно? – выкрикивал он, яростно подпрыгивая на своих кривых ногах.
"I am no fool, my friends.	– Я ведь не дурак, друзья!
I have eyes, me.	У меня все-таки есть глаза.
And I see.	Мы входим в озеро - и что мы видим?
I see an abandoned fort at the entrance of the lake, and nobody there to fire a gun at us when we came in.	Брошенный форт. Вы помните, да? Там никого не было. Помните? Никто в нас не стрелял. Пушки молчали.
Then I suspect the trap.	Я тогда уже заподозрил неладное.
Who would not that had eyes and brain?	Да и любой на моем месте, у кого есть глаза и мозги, думал бы так же.
Bah! we come on.	Но мы все-таки плывем дальше.
What do we find?	И что же мы находим?

A city, abandoned like the fort; a city out of which the people have taken all things of value.	Такой же брошенный, как и форт, город, из которого бежали жители, забрав с собой все ценное.
Again I warn Captain Blood. It is a trap, I say.	Я снова предупреждаю капитана Блада, я говорю ему, что это неспроста, что тут ловушка. Но он меня не слушает, не хочет слушать.
We are to come on; always to come on, without opposition, until we find that it is too late to go to sea again, that we cannot go back at all.	Мы продолжаем идти дальше, не встречая никакого сопротивления.
But no one will listen to me.	Наконец все уже видят, что еще немного - и думать о возвращении будет слишком поздно.
You all know so much more.	Я снова предупреждаю, но меня по-прежнему никто не слушает.
Name of God!	Боже мой!
Captain Blood, he will go on, and we go on.	Капитан Блад должен идти дальше!
We go to Gibraltar. True that at last, after long time, we catch the Deputy-Governor; true, we make him pay big ransom for Gibraltar; true between that ransom and the loot we return here with some two thousand pieces of eight.	И мы двигаемся дальше и доходим до Гибралтара[52] Правда, здесь в конце концов мы находим вице-губернатора, заставляем его заплатить нам выкуп за этот город, но стоимость всех наших трофеев составляет две тысячи песо!
But what is it, in reality, will you tell me?	Может быть, вы ответите мне, что это такое?
Or shall I tell you?	Или я вам должен объяснить?
It is a piece of cheese - a piece of cheese in a mousetrap, and we are the little mice. Goddam!	Это кусок сыра, понимаете? Кусок сыра в мышеловке! Кто же мыши? – спросите вы. Мыши - это мы, черт возьми!
And the cats - oh, the cats they wait for us!	А кошки? О, они еще ожидают нас!
The cats are those four Spanish ships of war that have come meantime. And they wait for us outside the bottle-neck of this lagoon.	Кошки - это четыре испанских военных корабля, которые стерегут нас у выхода из этой мышеловки.
Mort de Dieu!	Боже мой!
That is what comes of the damned obstinacy of your fine Captain Blood."	Мы попали в капкан из-за дурацкого упрямства нашего замечательного капитана Блада!
Wolverstone laughed.	Волверстон засмеялся.
Cahusac exploded in fury.	Каузак рассвирепел.
"Ah, sangdieu!	– А-а, черт возьми!
Tu ris, animal? You laugh!	Ты еще смеешься, скотина!
Tell me this: How do we get out again unless we accept the terms of Monsieur the Admiral of Spain?"	Отвечай мне: как мы сможем выбраться отсюда, если не примем условий испанского адмирала?
From the buccaneers at the foot of the steps came an angry rumble of approval.	Пираты, стоявшие на ступеньках внизу, одобрительно загудели.

The single eye of the gigantic Wolverstone rolled terribly, and he clenched his great fists as if to strike the Frenchman, who was exposing them to mutiny.	Огромный Волверстон, гневно взглянув на них своим единственным глазом, сжал кулаки, как бы готовясь ударить француза, подстрекавшего людей к бунту.
But Cahusac was not daunted.	Но Каузака это не смутило.
The mood of the men enheartened him.	Воодушевленный поддержкой пиратов, он продолжал:
"You think, perhaps, this your Captain Blood is the good God. That he can make miracles, eh?	– Ты, должно быть, полагаешь, что капитан Блад -это бог и что он может творить чудеса, да?
He is ridiculous, you know, this Captain Blood; with his grand air and his..."	Да знаешь ли ты, что ваш хваленый капитан Блад смешон...
He checked. Out of the church at that moment, grand air and all, sauntered Peter Blood.	Он внезапно умолк, потому что как раз в эту минуту из церкви не торопясь выходил капитан Блад.
With him came a tough, long-legged French sea-wolf named Yberville, who, though still young, had already won fame as a privateer commander before the loss of his own ship had driven him to take service under Blood.	Рядом с ним шел Ибервиль, длинноногий, высокий француз. Несмотря на свою молодость, он не пользовался славой лихого корсара, и его считали настоящим морским волком еще до того, как гибель собственного судна вынудила Ибервиля поступить на службу к Бладу.
The Captain advanced towards that disputing group, leaning lightly upon his long ebony cane, his face shaded by a broad-plumed hat.	Капитан "Арабеллы", в широкополой шляпе с плюмажем, приближался к пиратам, слегка опираясь на длинную трость из черного дерева.
There was in his appearance nothing of the buccaneer. He had much more the air of a lounger in the Mall or the Alameda - the latter rather, since his elegant suit of violet taffetas with gold-embroidered button-holes was in the Spanish fashion.	По внешнему виду никто не назвал бы его корсаром; он скорей походил на праздного щеголя с Пелл Молл[53] или с Аламеды[54]. Последнее, пожалуй, вернее, так как его элегантный камзол с отделанными золотом петлями был сшит по последней испанской моде.
But the long, stout, serviceable rapier, thrust up behind by the left hand resting lightly on the pummel, corrected the impression. That and those steely eyes of his announced the adventurer.	Но при более пристальном взгляде на него это впечатление менялось. Длинная боевая шпага, небрежно откинутая назад, и стальной блеск в глазах Блада выдавали в нем искателя приключений...
"You find me ridiculous, eh, Cahusac?" said he, as he came to a halt before the Breton, whose anger seemed already to have gone out of him.	– Вы находите меня смешным, Каузак, а? – спросил он, останавливаясь перед бретонцем, который вдруг как-то внезапно выдохся.
"What, then, must I find you?"	– Кем же тогда я должен считать вас?
He spoke quietly, almost wearily.	– Он говорил тихим, утомленным голосом.
"You will be telling them that we have delayed, and that it is the delay that has brought about our danger.	– Вы кричите, что наша задержка породила опасность.
But whose is the fault of that delay?	А кто в этой задержке виноват?
We have been a month in doing what should have been done, and what but for your blundering would have been done, inside of a week."	Мы потратили почти месяц на то, что можно было сделать за одну неделю, если бы не ваши ошибки.
"Ah ca! Nom de Dieu!	– О, боже мой!

Was it my fault that..."	Значит, я еще и виноват, что...
"Was it any one else's fault that you ran your ship La Foudre aground on the shoal in the middle of the lake?	– А разве я посадил "Ла Фудр" на мель посреди озера?
You would not be piloted. You knew your way. You took no soundings even.	Вы понадеялись на себя, отказались от лоцмана.
The result was that we lost three precious days in getting canoes to bring off your men and your gear.	Это привело к тому, что мы потеряли три драгоценных дня на разгрузку вашего корабля, чтобы стащить его с мели.
Those three days gave the folk at Gibraltar not only time to hear of our coming, but time in which to get away.	За эти три дня жители Гибралтара не только узнали о нас, но и успели скрыться.
After that, and because of it, we had to follow the Governor to his infernal island fortress, and a fortnight and best part of a hundred lives were lost in reducing it.	Вот что вынудило нас гнаться за губернатором и потерять у стен этой проклятой крепости около сотни людей и две недели времени!
That's how we come to have delayed until this Spanish fleet is fetched round from La Guayra by a guarda-costa; and if ye hadn't lost La Foudre, and so reduced our fleet from three ships to two, we should even now be able to fight our way through with a reasonable hope of succeeding.	Вот в чем причина нашей задержки! А пока мы со всем этим возились, подоспела испанская эскадра, вызванная из Ла Гуайры кораблем береговой охраны. Но даже и сейчас мы могли бы вырваться в открытое море, если бы не был потерян "Ла Фудр".
Yet you think it is for you to come hectoring here, upbraiding us for a situation that is just the result of your own ineptitude."	И вы еще осмеливаетесь обвинять меня в том, в чем виноваты вы сами или, вернее, ваша глупость!
He spoke with a restraint which I trust you will agree was admirable when I tell you that the Spanish fleet guarding the bottle-neck exit of the great Lake of Maracaybo, and awaiting there the coming forth of Captain Blood with a calm confidence based upon its overwhelming strength, was commanded by his implacable enemy, Don Miguel de Espinosa y Valdez, the Admiral of Spain.	Надеюсь, вы согласитесь со мной, что сдержанность Блада трудно не назвать удивительной, если учесть, что испанской эскадрой, сторожившей выход из озера Маракайбо, командовал его злейший враг - дон Мигель де Эспиноса-и-Вальдес, адмирал Испании.
In addition to his duty to his country, the Admiral had, as you know, a further personal incentive arising out of that business aboard the Encarnacion a year ago, and the death of his brother Don Diego; and with him sailed his nephew Esteban, whose vindictive zeal exceeded the Admiral's own.	У адмирала, помимо долга перед страной, были, как вам уже известно, и личные причины желать встречи с Бладом из-за истории, которая произошла около года назад на борту "Энкарнасиона" и завершилась смертью его брата дона Диего. Вместе с доном Мигелем плавал и его племянник дон Эстебан, еще более, чем сам адмирал, жаждавший мщения.
Yet, knowing all this, Captain Blood could preserve his calm in reproving the cowardly frenzy of one for whom the situation had not half the peril with which it was fraught for himself. He turned from Cahusac to address the mob of buccaneers, who had surged nearer to hear him, for he had not troubled to raise his voice. "I hope that will correct some of the misapprehension that appears to have been disturbing you," said he.	И все же капитан Блад сохранял полное спокойствие и высмеивал трусливое поведение Каузака.

"There's no good can come of talking of what's past and done," cried Cahusac, more sullen now than truculent. Whereupon Wolverstone laughed, a laugh that was like the neighing of a horse.	– Сейчас нечего говорить о том, что сделано в прошлом! – закричал Каузак.
"The question is: what are we to do now?"	– Вопрос сейчас стоит так: что мы теперь будем делать?
"Sure, now, there's no question at all," said Captain Blood.	– Такого вопроса вообще не существует! – отрезал Блад.
"Indeed, but there is," Cahusac insisted.	– Как не существует? – кипятился Каузак.
"Don Miguel, the Spanish Admiral, have offer us safe passage to sea if we will depart at once, do no damage to the town, release our prisoners, and surrender all that we took at Gibraltar."	– Испанский адмирал дон Мигель обещал обеспечить нам безопасность, если мы немедленно уйдем, оставив город в целости, если мы освободим пленных и вернем все, что захватили в Гибралтаре.
Captain Blood smiled quietly, knowing precisely how much Don Miguel's word was worth. It was Yberville who replied, in manifest scorn of his compatriot:	Капитан Блад улыбнулся, зная цену обещаниям дона Мигеля, а Ибервиль, не скрывая своего презрения к Каузаку, сказал:
"Which argues that, even at this disadvantage as he has us, the Spanish Admiral is still afraid of us."	– Это лишний раз доказывает, что испанский адмирал, несмотря на все преимущества, какими он располагает, все же боится нас.
"That can be only because he not know our real weakness," was the fierce retort.	– Так это потому, что ему неизвестно, насколько мы слабы! – закричал Каузак.
"And, anyway, we must accept these terms. We have no choice.	– Нам нужно принять его условия, так как иного выхода у нас нет.
That is my opinion."	Таково мое мнение.
"Well, it's not mine, now," said Captain Blood.	– Но не мое, - спокойно заметил Блад.
"So, I've refused them."	– Поэтому-то я и отклонил эти условия.
"Refuse'!"	– Отклонили?
Cahusac's broad face grew purple.	– Широкое лицо Каузака побагровело.
A muttering from the men behind enheartened him.	Ропот стоявших позади людей подбодрил его.
"You have refuse'? You have refuse' already - and without consulting me?"	– Отклонили и даже не посоветовались со мной?
"Your disagreement could have altered nothing.	– Ваш отказ ничего изменить не может.
You'd have been outvoted, for Hagthorpe here was entirely of my own mind.	Нас большинство, так как Хагторп придерживается того же мнения, что и я.
Still," he went on, "if you and your own French followers wish to avail yourselves of the Spaniard's terms, we shall not hinder you.	Но если вы и ваши французские сторонники хотите принять условия испанца, то мы вам не будем мешать.
Send one of your prisoners to announce it to the Admiral.	Пошлите сообщить об этом адмиралу.
Don Miguel will welcome your decision, you may be sure."	Можно не сомневаться, что ваше решение только обрадует дона Мигеля.

Cahusac glowered at him in silence for a moment. Then, having controlled himself, he asked in a concentrated voice:	Каузак сердито посмотрел на него, а затем, взяв себя в руки, спросил:
"Precisely what answer have you make to the Admiral?"	– Какой ответ вы дали адмиралу?
A smile irradiated the face and eyes of Captain Blood.	Лицо и глаза Блада осветились улыбкой.
"I have answered him that unless within four-and-twenty hours we have his parole to stand out to sea, ceasing to dispute our passage or hinder our departure, and a ransom of fifty thousand pieces of eight for Maracaybo, we shall reduce this beautiful city to ashes, and thereafter go out and destroy his fleet."	– Я ответил ему, что если в течение двадцати четырех часов он не гарантирует нам свободного выхода в море и не выплатит за сохранность Маракайбо пятьдесят тысяч песо, то мы превратим этот прекрасный город в груду развалин, а затем выйдем отсюда и уничтожим его эскадру.
The impudence of it left Cahusac speechless, But among the English buccaneers in the square there were many who savoured the audacious humour of the trapped dictating terms to the trappers.	Услышав столь дерзкий ответ, Каузак потерял дар речи. Однако многим пиратам из англичан пришелся по душе смелый юмор человека, который, будучи в западне, все же диктовал свои условия тому, кто завлек его в эту ловушку.
Laughter broke from them. It spread into a roar of acclamation; for bluff is a weapon dear to every adventurer.	В толпе пиратов раздались хохот и крики одобрения.
Presently, when they understood it, even Cahusac's French followers were carried off their feet by that wave of jocular enthusiasm, until in his truculent obstinacy Cahusac remained the only dissentient.	Многие французские сторонники Каузака были захвачены этой волной энтузиазма. Каузак же со своим свирепым упрямством остался в одиночестве.
He withdrew in mortification. Nor was he to be mollified until the following day brought him his revenge.	Обиженный, он ушел и не мог успокоиться до следующего дня, который стал днем его мщения.
This came in the shape of a messenger from Don Miguel with a letter in which the Spanish Admiral solemnly vowed to God that, since the pirates had refused his magnanimous offer to permit them to surrender with the honours of war, he would now await them at the mouth of the lake there to destroy them on their coming forth.	В этот день от дона Мигеля прибыл посланец с письмом. Испанский адмирал торжественно клялся, что, поскольку пираты отклонили его великодушное предложение, он будет ждать их теперь у выхода из озера, чтобы уничтожить.
He added that should they delay their departure, he would so soon as he was reenforced by a fifth ship, the Santo Nino, on its way to join him from La Guayra, himself come inside to seek them at Maracaybo.	Если же отплытие пиратов задержится, предупреждал дон Мигель, то, как только его эскадра будет усилена пятым кораблем - "Санто Ниньо", идущим к нему из Ла Гуайры, он сам войдет в озеро и захватит их у Маракайбо.
This time Captain Blood was put out of temper.	На сей раз капитан Блад был выведен из равновесия.
"Trouble me no more," he snapped at Cahusac, who came growling to him again.	– Не беспокой меня больше! – огрызнулся он на Каузака, который с ворчанием снова ввалился к нему.
"Send word to Don Miguel that you have seceded from me. He'll give you safe conduct, devil a doubt.	– Сообщи адмиралу, что ты откололся от меня, черт побери, и он выпустит тебя и твоих людей.

Then take one of the sloops, order your men aboard and put to sea, and the devil go with you."	Возьми шлюп[55]и убирайся к дьяволу!
Cahusac would certainly have adopted that course if only his men had been unanimous in the matter.	Каузак, конечно, последовал бы этому совету, если бы среди французов было единодушие в этом вопросе.
They, however, were torn between greed and apprehension. If they went they must abandon their share of the plunder, which was considerable, as well as the slaves and other prisoners they had taken.	Их раздирали жадность и беспокойство: уходя с Каузаком, они начисто отказывались от своей доли награбленного, а также и от захваченных ими рабов и пленных.
If they did this, and Captain Blood should afterwards contrive to get away unscathed - and from their knowledge of his resourcefulness, the thing, however unlikely, need not be impossible - he must profit by that which they now relinquished.	Если же хитроумному капитану Бладу удастся выбраться отсюда невредимым, то он, конечно, на законном основании захватит все, что они потеряют.
This was a contingency too bitter for contemplation.	Одна лишь мысль о такой ужасной перспективе была слишком горькой.
And so, in the end, despite all that Cahusac could say, the surrender was not to Don Miguel, but to Peter Blood.	И в конце концов, несмотря на все уговоры Каузака, его сторонники перешли на сторону Питера Блада.
They had come into the venture with him, they asserted, and they would go out of it with him or not at all.	Они заявили, что отправились в этот поход с Бладом и вернутся только с ним, если им вообще доведется вернуться.
That was the message he received from them that same evening by the sullen mouth of Cahusac himself.	Об этом решении угрюмо сообщил ему сам Каузак.
He welcomed it, and invited the Breton to sit down and join the council which was even then deliberating upon the means to be employed.	Блад был рад такому решению и пригласил бретонца принять участие в совещании, на котором как раз в это время обсуждался вопрос о дальнейших действиях.
This council occupied the spacious patio of the Governor's house - which Captain Blood had appropriated to his own uses - a cloistered stone quadrangle in the middle of which a fountain played coolly under a trellis of vine.	Совещание происходило в просторном внутреннем дворике губернаторского дома. В центре, окруженный аркадами каменного четырехугольника, под сеткой вьющихся растений бил прохладный фонтан.
Orange-trees grew on two sides of it, and the still, evening air was heavy with the scent of them.	Вокруг фонтана росли апельсиновые деревья, и неподвижный вечерний воздух был напоен их ароматом.
It was one of those pleasant exterior-interiors which Moorish architects had introduced to Spain and the Spaniards had carried with them to the New World.	Это было одно из тех приятных снаружи и внутри сооружений, которые мавританские архитекторы строили в Испании по африканскому образцу, а испанцы затем уже перенесли в Новый Свет.
Here that council of war, composed of six men in all, deliberated until late that night upon the plan of action which Captain Blood put forward.	В совещании принимали участие всего лишь шесть человек, и оно закончилось поздней ночью. На этом совещании обсуждался план действий, предложенный Бладом.