Одного поля ягоды

Но что бы Гермиона ни понимала в этом лично, было неоспоримо, что Том Риддл был самым популярным студентом Хогвартса, любимчиком большинства преподавателей и на хорошем счету своих одноклассников и товарищей как «хороший парень, для слизеринца», — и комплимент становился ещё выше в отсутствие высказанного вслух несогласия. Среди слизеринцев Том пользовался глубоким уважением: он умело победил всех в своей возрастной группе и в учёбе, и в дуэлях, и помогал всем младшим с домашней работой и советами к экзамену в качестве обязанностей старосты. Широкий консенсус твёрдо решил, что он будет старостой школы в следующем году, и, когда его об этом спрашивали на его еженедельных ужинах «Клуба слизней», обычным ответом профессора Слагхорна было покачать липким, покрытым сахаром пальцем и глубокомысленно подмигнуть.

Среди слизеринцев Нотт был на самом нижнем уровне популярности своего курса, что Гермиона считала странным для кого-то с такой близкой связью со знаменитой книгой, «Справочником чистокровных волшебников». Но когда она узнала его получше, Гермиона поняла, что ему не хватало ловкости в общении, чтобы формировать собственную репутацию, как это сделал Том, поскольку он был персонажем скандальной известности и неутихающих споров. Помимо этого, Нотт был до неприличия высокомерным: в то время как его отец исключил некоторое количество богатых, знатных чистокровных семей — Диггори, Поттеров, Смитов — за их политические взгляды, Нотт отмахивался от каждого, кого считал недостойным его времени и близости, что, по-видимому, включало практически всех в Хогвартсе.

Было необычным — воистину поразительным — для Нотта сближаться с другими студентами по какой-то причине, отличной от учебных обязательств. Многие годы эта отчуждённость служила ему хорошую службу: у Гермионы были причины считать, что Нотту доставляло удовольствие быть отстранённым и недоступным — как и Тому, но он, в сравнении, построил образ холодного достоинства, а не угрюмого высокомерия Нотта. И так же, как Нотт избегал других людей, все остальные, в свою очередь, с удовольствием не имели с ним дел. Но теперь, под давлением ограниченного по времени задания, было интересно наблюдать, как Нотт пытается выторговать себе благосклонность.

У Гермионы вошло в привычку оставаться в библиотеке, пока библиотекарша не гасила лампы в восемь вечера. Она знала, что Том пригласит её на ужин с профессором Слагхорном в пятницу вечером, и они растягивались после десяти, когда Слагхорн заканчивал передавать сырную тарелку и бросал взгляд на свои песочные часы. Поскольку она, Том и многие другие шестикурсники отметили свои семнадцатые дни рождения за последние полгода, Слагхорн без колебаний открывал бутылку вина и его любимую выдержанную в дубовых бочках медовуху, и именно из-за этого Гермиона стала списывать вечер пятницы и утро субботы из своего расписания выполнения домашней работы.

Она была в библиотеке вечером четверга, вскоре после их первого урока по аппарации с представителем Министерства. Её расстраивало, как сложно было аппарировать — она ожидала, что справится до конца первого занятия, как она всегда понимала новое понятие или разучивала новую технику ко времени, когда профессор объявлял об окончании урока. Она не смогла, и это было крайне досадно: она решила перечитать все учебники, которые библиотека могла предоставить по этой теме. Возможно, её недостаток мастерства был связан с посредственными объяснениями аппарации инструктором Министерства. Если проблема была в этом, тогда стоило поискать второе, третье или четвёртое мнение из множества других источников.

Там её и загнал в угол Нотт с тяжёлым фолиантом пергаментов, зажатым под мышкой.

— Я нашёл ещё немного информации о возможном местоположении Комнаты, Грейнджер, — возвестил Нотт, подходя к её столу и не тратя времени на приветствие. — Тебе нужно это увидеть!

Он с шумом бросил фолиант на её открытый учебник, разбрасывая перья по столу.

— Ты втягиваешь меня в это? — спросила Гермиона, оттаскивая чернильницу в сторону, пока она не перевернулась от кипы затхлого пергамента Нотта. — Ты заключил с ним сделку — и даже не сказал мне ни слова заранее, спасибо.

Именно на это Гермиона обижалась больше всего. Она постаралась, чтобы Нотт не принял её тон и облик за что-то иное, кроме как за недовольство.

— Это во всём касается тебя, — сказал Нотт, ничуть не обеспокоенный тем, что Гермиона жёстко скрестила руки и отказалась пересесть на другую сторону парты. Он взял стул с другого стола через проход и придвинул его прямо к её. — Это ведь ты говорила, что Том Риддл заслуживает бесполезный титул по обычаю{?}[Он же титул учтивости. Форма обращения в дворянских системах, используемая для детей, бывших жён и других близких родственников пэра, а также некоторых должностных лиц, таких как некоторые судьи и представители шотландского дворянства. Эти стили используются «из вежливости» в том смысле, что лица, упомянутые этими титулами, по закону не обладают основным титулом. ] вместо своего незаконнорождённого дяди, Морфина Гонта. Вот как мы его добудем, ты не видишь? Истинный наследник Слизерина — это волшебник, который может открыть Тайную комнату.

— И ты думаешь, что сможешь сделать себя следующим Мерлином{?}[Помимо того, что Мерлин и епископ Кентерберийский ждали, пока “истинный король Англии” достанет меч из камня, в последствии он стал наставником и советником короля Артура.]? — сказала Гермиона.

— Ты о чём? — спросил Нотт. — Только Риддл достаточно высокомерен, чтобы мыслить такими категориями.

— Комната — это испытания для истинного Наследника! — вскрикнула Гермиона. — А завтра ты уже будешь искать камни, чтобы спрятать в них мечи.

— О, Грейнджер, — сказал Нотт, устремляя на неё острый взгляд, — в твоих устах это звучит так тупо и нелестно. Но я вижу, что ты имеешь в виду. Риддл, как бы много у него ни было потенциала, как мы оба знаем, новичок в достойном волшебном обществе. С длинной родословной или нет. Этого не исправить, но это можно уравновесить. Риддлу, если хочет куда-то пробиться, нужен провожатый. Ментор. Советник, чтобы показать ему, как тут всё устроено.

— Профессор Слагхорн вызывался на это с первого курса, — заметила Гермиона. — Зачем Тому тебя слушать?

— Старина Слагги хочет, чтобы Риддл пошёл в Министерство и сделал из себя респектабельного мужчину, — фыркнул Нотт. — Насколько можно быть респектабельным мужчиной, когда ты младший секретарь по делопроизводству и расхваленный мальчик на побегушках, — он наклонился поближе к Гермионе, его светлые глаза были суровыми под свечением настольной лампы. — Он заслуживает большего — я знаю это, и ты это знаешь. Риддл тоже это знает, когда он увидит и примет своё истинное происхождение. Я знаю, какой он — с недавних пор слишком хорошо для своего успокоения, — и он утихомирится, когда я покажу ему, что Комната настоящая. Что это значит. На что он способен.

— Я не знаю, почему ты продолжаешь говорить, что она настоящая.

— Она настоящая! — сказал Нотт, подпихивая фолиант на её сторону парты. — Я нарыл новой информации — вот.

Неохотно Гермиона открыла лицевую сторону обложки, обнажив стопку смятых бумаг, заляпанных по полям кляксами чернил и красных подтёков, напоминавших клубничный джем. Там даже были маленькие клубничные зёрнышки между страниц.

Страницы, когда она начала читать их, были написаны аккуратным почерком Нотта. Они содержали список записей, которые вместе составляли наброшенный хронологический порядок жизни семьи Гонт. Линия за линией генеалогических схем, начинавшихся в четырнадцатом веке, английский раннего Нового времени{?}[XV-XVIII вв.] был почти нечитабельным для её современных глаз. Семья Гонтов пустила свои корни в Ирландии, её ветви были записаны на полулистах, вложенных друг в друга, составляли приложения, в которых перечислялись ответвления рода, и шли по документальному следу, который прервался к середине девятнадцатого века.