Одного поля ягоды
Шрифт:
— Могу ли я выразить свои соболезнования, сэр? — сказал Том. — Вы не возражаете, если я спрошу, какие заклятия можно наложить на могилы? Я читал о ведьмах в Вест-Индии, исполняющих традиционные погребальные ритуалы, но, насколько мне известно, в Европе магические похороны — редкость.
— Вы читали о погребальных церемониях, мистер Риддл? — спросил мистер Пацек. — Я рекомендую Вам проявлять осторожность при просмотре читательских материалов на эту конкретную тему. Их авторы известны тем, что преувеличивают самые жуткие детали, но нельзя отрицать, что макабр может притягивать взгляд и завораживать разум. Помнится, во времена моей юности эти книги были одними из самых популярных в библиотеке Дурмстранга. Смею предположить, что за прошедшие
— Включая Ваши? — сказал Том.
— К сожалению, нет, — мистер Пацек вытащил палочку и постучал по пивному бокалу, где поднималась и поднималась шапка пены. Он остановился за мгновение до того, как она перелилась через край. — В мои юные годы областью моей страсти были прорицания. Вы знакомы, мистер Риддл, с исключениями из закона Гэмпа? Еда, золото, истинная жизнь, любовь и знания — они не могут быть призваны из ничего, и в то же время разве это не основа прорицаний? Магическое искусство выуживания истины из глубин тьмы, одна нить из гобелена нереализованного потенциала. Исключение из правил… — он прочистил горло и добавил. — Магические теоретические дисциплины — удивительно увлекательная тема, но я рекомендую изучить некоторые аспекты практической магии, если Вы хотите время от времени добывать немного еды или золота.
Вскоре миссис Грейнджер изящно перевела разговор к более приятным вещам, чем война и похороны. Том чувствовал себя униженным. В Хогвартсе его информация о ходе войны была ограничена тем, что печатали в «Ежедневном пророке», тем, что было одобрено к публикации некоторыми магловскими газетами, которые приходили совиной почтой, и информацией из вторых и третьих рук, переданной Трэверсу отцом или Слагхорну от бывшего ученика. За столом Грейнджеров война была частью их повседневной жизни, причём довольно мрачной. Доктор и миссис Грейнджер предвкушали, что возвращение Гермионы станет радостной передышкой в их рабочей рутине, и до конца обеда они расспрашивали Тома и Гермиону об их планах на лето, причём миссис Грейнджер холодно смотрела на него всякий раз, когда Том упоминал о размерах своего поместья или удобстве слуг.
После ужина Грейнджеры удалились в гостиную к чаю, печенью и вечернему радиовещанию.
Осмотревшись по сторонам, чтобы убедиться, что их не услышат, Том загнал Гермиону в угол в коридоре, бормоча ей:
— Если похорон было достаточно, чтобы убедить пассивного созерцателя выбрать сторону, интересно, что нужно сделать, чтобы Дамблдор решился?
— Что ты… — начала Гермиона, но остановилась, не продолжая. Том рассказал ей о том, что узнал от Слагхорна — слух о европейском друге школьных дней Дамблдора. — Том, профессор Дамблдор — учитель! Уверена, он слишком занят, чтобы принимать участие в международных политических делах, к тому же решать этот вопрос — работа авроров.
— У Дамблдора есть десять отпускных недель каждое лето и две с половиной недели на Рождество, — сказал Том. — Ты не можешь оспорить, что он обладает достаточной квалификацией. Если бы он хотел внести свой вклад, то, несомненно, смог бы это сделать. И очень эффективно.
— Я думала, ты предпочитаешь, чтобы он не был причастен, — заметила Гермиона.
— Я предпочитаю, чтобы люди не отдавались на волю беспомощности, если только для этого нет хорошей причины, — сказал Том. — А в случае Дамблдора его доводы недостаточно хороши. Он могуществен. Он талантлив, и да, я признаю это. А самое лучшее — вся его семья ненавидит его или её члены уже умерли, они не могут быть использованы против него, чтобы держать его в узде. Если у кого и есть влияние, чтобы заманить самого Гриндевальда на поле боя, так это у Дамблдора.
Том знал, что он тоже могущественен и талантлив. Он был лучшим на своём курсе. У него было одиннадцать «превосходно» по С.О.В. Он был любимчиком учителей Хогвартса. Он был издаваемым и высокоавторитетным писателем, пользующимся уважением у той части волшебников, которая считает, что шёлковый шифон,
надетый после октября, неуместен, а до шести вечера — нескромен.Его считали восходящей звездой, но в этом и заключалась загвоздка: его звезда всё ещё восходила.
Том знал все учебные материалы к предметам седьмого курса, несмотря на то, что только закончил шестой. Он мог пройти все Ж.А.Б.А. прямо сейчас и получить все «превосходно». Но так же, как и его значок старосты или его будущий — старосты школы, это были просто студенческие достижения, а Том хоть юридически и считался взрослым, был просто студентом. Это терзало его так же сильно, как раньше называть сиротский приют Вула своим домом. Они были, будут временными ярлыками. Том позаботится об этом.
Но пока это было фактом. И это был один из тех фактов, которые он мог попытаться изменить с помощью умных или уклончивых формулировок, но это не сдвинуло бы ядро реальности, застывшее в самом центре.
Том Риддл был учёным магом. Взрослым, совершеннолетним волшебником — не мальчиком и не несовершеннолетним ребёнком.
Альбус Дамблдор был волшебником шестидесяти с чем-то лет, он закончил Хогвартс с высшими отметками в конце века, путешествовал по миру и, согласно Гермионе, выиграл премию Финкли для стипендии и прошёл обучение во Франции у известного Мастера алхимии.
Тому было семнадцать лет и семь месяцев. Он был студентом. Его магический опыт был ограничен Запретной секцией библиотеки Хогвартса, а его маршрут путешествий распространялся не дальше территории Хогвартса в Шотландии, его семейного поместья в Йоркшире и проездов и переулков центрального Лондона. Он знал лучшие места, где можно наворовать яблок. Знал, где потерянные, брошенные или освобождённые от прежних хозяев вещи обретают новый дом. Знал, какие трактирщики дают самые справедливые ставки, а какие — время и даты неофициальных скачек, поскольку официальные ипподромы, за исключением Ньюмаркета, были закрыты на время войны.
При всех своих полученных большим трудом знаниях, при всей своей эффективности в исправлении тех, кто ставил под сомнение его магическое могущество Том сомневался, что сможет сделать то же самое с Альбусом Дамблдором, не говоря уже о Геллерте Гриндевальде, нависшей тени Континента. Тому не нравилось признавать этого — ему даже не нравилось думать об этом, — но он знал, что вступить в войну и заслужить Орден Мерлина будет нелёгкой задачей. В последний раз, когда он решил, что будет легко, он оказался с раздробленным тазом, лежащим на верстаке целителя, а целитель был по локоть в его крови. У него был сильный желудок, но, тем не менее, было что-то тревожное в том, чтобы видеть, как лоскуты его собственной кожи были содраны и прижаты обратно, а пара ледяных рук копошилась внутри его тела, извлекая белые осколки сломанной кости и, наконец, маленький скрюченный комок металла, ставший причиной всех его страданий.
Он извлёк урок из этого опыта, и он заключался в том, что обычно Гермиона была права. Не всегда, но на неё можно было положиться, что она предложит хороших идей. Она была могущественной и талантливой, а самой полезной частью её могущества и таланта было то, что они дополняли его собственные.
Том был студентом с шестью годами магического образования. С шестью годами Гермионы получилось двенадцать лет в сумме. Он видел, что вместе они представляют реальную угрозу для закалённых в боях лакеев Гриндевальда. Вместе у них больше шансов склонить конфликт в Европе в сторону победы Британии.
(А пока он признaет, что Дамблдор превзошёл его. Дамблдор не был талантливее его, но у него было больше опыта, и всё лишь благодаря тому, что ему повезло отпочковаться за несколько лет до того, как родители Тома вообще появились на свет. Дайте ему десять лет, и Том мог увидеть, что его путь превзойдёт Альбуса Дамблдора. Дайте ему двадцать лет, и Альбус Дамблдор будет искать его экспертного совета).
— Это твой план? — прошипела Гермиона. — Ты хочешь использовать Дамблдора в качестве наживки?