Одного поля ягоды

Карточки не имели значения. Чары движения лягушки, массового производства, но всё ещё устойчивые и хорошо сделанные, были причиной его интереса. Конечно, он мог трансфигурировать и зачаровать собственных лягушек, но зачем напрягаться, если кто-то сделал работу за него? Гермиона бы упомянула что-то под названием «нравственные устои», но нравственные устои самой Гермионы означали то, что она перебьёт профессора, который упомянет какую-то незначительную деталь, опровергнутую тремя другими авторами по этой теме. Поскольку её совесть не позволила бы ошибке остаться неисправленной, даже в ущерб другим ученикам в классе или плану урока учителя.

Тома, с другой стороны, не тяготило такое мучительное понятие, как «совесть».

Он раскрыл коробочку с шоколадной лягушкой, и появилась лягушка, выпрыгнув на свободу. Том не попытался поймать её. Следя глазами за её траекторией, Том поднял свою палочку и выстрелил в неё заклинанием уменьшения веса ровно когда она коснулась поверхности воды, растянув конечности.

Плоп!

Шоколадная лягушка разбила поверхность крошечным всплеском, и такая же крошечная волна ударилась о борт деревянной лодки. Чарам движения оставалось несколько минут до окончания, но до этого времени лягушка плескалась на воде, и её шоколадная кожа сияла.

— Великий не питается такими предметами волшебного искусства, — сказал акромантул, выглядывая из-за своего сундука.

— Я не пытаюсь накормить «Великого», — сказал Том. — Следи за другой стороной и скажи мне, если увидишь что-то под лодкой.

Когда движение остановилось, Том оставил размокшую шоколадную лягушку тонуть в воде, а потом открыл новую коробочку и повторил технику. Полезность этих необычных сладостей заключалась в том, что их движения были смоделированы по образцу настоящих лягушек и на расстоянии выглядели вполне реалистично. Чары движения, вызванные обычным любителем, зачастую оставались жёсткими и отрывистыми. Те, кто не был знаком с формой и структурой тела животного, не могли и надеяться воспроизвести его поведение с какой-либо реальной точностью.

(Том за годы наблюдений заметил, что большинство волшебников использовали простейшие чары движения. Картинки двигались коротким повторяющимся циклом, совок делал единственное сметающее движение, половник помешивал котёл только в одном направлении. Что-либо более сложное требовало приложенной мысли, и по этой причине волшебники покупали свои бытовые зелья в местной аптеке и посещали бакалейщика, чтобы купить хлеб насущный. Но Том, не колеблясь, пояснил, что сам он посещал бакалейщика не потому, что был неспособен к приличным заклинаниям, но потому, что у него были более важные дела, чтобы занимать его время. Это был исключительно вопрос времени, а не возможностей!)

Шестая лягушка исчезла в чёрных глубинах озера, когда акромантул, который опустил передние лапы в воду, начал беспокоиться.

— Что-то приближается, — сказал он, отпрянув в центр лодки.

— Насколько большое?

— Длиннее Вас.

Седьмая лягушка сделала один решительный прыжок, пытаясь освободиться, прежде чем её внезапно поймали. Из воды высунулась серокожая рука с длинными пальцами и когтями, раздавив лягушку своей хваткой. На руке были перепончатые мембраны между каждым пальцем и противостоящим большим пальцем, и сжатая в них лягушка один раз дёрнулась с надеждой, прежде чем чары окончательно остановились.

Под поверхностью воды что-то бледное и серебристое крутилось взад-вперёд, извилистое, как угорь, с интеллигентным угрожающим видом, которым не обладал ни один знакомый ему вид рыб.

Акромантул вздрогнул и выпустил один пронзительный свистящий звук.

Том открыл восьмую шоколадную лягушку, сдирая картонную крышку левой рукой. Правой он схватил палочку, поднял её с колен и вверх к борту лодки, стараясь не делать резких движений.

В этот раз, когда лягушка выпрыгнула с лодки, и серебряная вспышка поспешила встретить её на поверхности воды, Том был готов.

— Остолбеней!

Том просунул палочку в рукав и протолкнулся мимо акромантула, схватив руль и подтолкнув лодку на несколько ярдов влево — он почти услышал голос Гермионы, напоминавшей ему в её очаровательно-педантичной манере, что это правильно называть левый борт, бакборт, противосолонь или каким-то другим морским термином, который ему был безразличен, — и дерево скрипело под ним, раскачиваясь, когда нос поворачивался против нарастающего ветра. Подол его мантии развевался по ветру, как парус, и на мгновение Том был ослеплён, когда галстук хлопнул его по лицу. Но вскоре он подвёл лодку к отрезку сверкающего серебра, покачивающемуся на поверхности воды, и, когда перевернул её, схватив за ближайшую конечность, он впервые увидел русалку вблизи.

Она ничуть не была похожа на русалку на витраже, величавшую ванную старост, которая выглядела более подходящей для бань султана в «Le Jardin Parfume», чем купального помещения студентов. Та русалка была девой с глазами с поволокой и гривой рыже-золотистых волос, которые она расчёсывала обломком ракушки. Когда она не укладывала свои волосы, она разваливалась на своём камне и наблюдала за проходящими купальщиками с невинным выражением любопытства.

Эта русалка, которую Том тащил за волосы на другую сторону лодки, выглядела как половина рыбы. Её волосы были зелёными и сбитыми в колтуны, её кожа была гладкой и склизкой на ощупь, покрытая слоем вязкой, как у слизняка, прозрачной слизи. Её рот был шире человеческого, надрез от щеки до щеки, и внутри её рта было несколько рядов зубов, как в челюстях акулы. Чем больше Том смотрел, тем больше различий он видел между ней и им: жабры на её сером горле, распахивающиеся и трепетавшие, когда он вытащил существо из воды; покрытый серебряными чешуйками хвост, украшенный рядом острых шипов, продолжавших линию позвоночника; холодную безволосую кожу, испещрённую отметинами на спине и плечах, напоминавшими плоть трупа после того, как кровь застоялась и осела…

«Министерство называет этих существ зверьми, — подумал Том. — Ну, теперь я думаю, я могу понять их рассуждение».

— Скажи мне, если почувствуешь других, — сказал Том акромантулу, который забился в свою часть лодки, наблюдая за тем, как Том тащит верхнюю часть русалки в сторону. В глубине тоннелей под школой Нотт упомянул, что русалки сбиваются в группы, чтобы загнать и нейтрализовать смертельную угрозу. Придя к этому плану, Том признал, что не может просто убить русалку, даже если это будет самый простой поступок — и самый прибыльный. Поэтому он подстраивался.

Из-под деревянной доски сидения Том вытащил маленький мешочек, содержащий предметы первой необходимости, которые Гермиона собрала для их путешествия в Тайную комнату. Пузырьки зелий, бинты, ножницы и бутылка коричневого стекла, содержащая раствор йода, чья этикетка говорила о том, что Гермиона стащила её из клиники родителей. Том дополнил мешочек своим собственным запасом зелий и пустыми флаконами, которые он использовал для сбора яда акромантула, чтобы продать их в таверне в Хогсмиде.

Он принялся за свой «сбор урожая» с методичной эффективностью, начав с подстригания ногтей, а затем зелёных волос, выжимая воду из мотков в кулаке, прежде чем запихнуть их в пузырёк. Он взял образцы чешуи, позвонков, а когда закончил, достал серебряный клинок для зельеварения и, поворачивая перепончатую руку туда-сюда, некоторое время размышлял, где лучше всего взять кровь.

Акромантул подошёл, щёлкая когтями по дереву:

— Пульс горячее всего в суставе.

— В локте? — спросил Том.

— Верхнем суставе, — сказал акромантул, проводя передним когтем по плечу русалки до подмышки. — Вот тут. Тепло. Вы не чувствуете его?

— Нет, — сказал Том, переворачивая обмякшее тело, чтобы изучить место, на которое показал акромантул. — Покажи мне.

Быстрый удар когтём, и кровь начала вяло течь из разреза. Густая кровь, темнее человеческой, оттенка красного, который был не совсем фиолетовым, но его нельзя было описать ни одним из терминов — алым, малиновым или пунцовым, — которые люди часто использовали для обозначения свежей человеческой крови. Том решил назвать его тёмно-винным цветом и задался вопросом, какими волшебными свойствами он обладает. У акромантулов была голубая кровь, полезная при тестировании зелий — цвет крови менялся в зависимости от зелья, с которым она была смешана, и это стало способом оценить силу коммерческих партий зелий.