Одного поля ягоды
Шрифт:
— Как долго это займёт? — спросил Том.
— Нельзя торопить искусство, — ответил Нотт. — И акустика в этом месте отвратительная. Потолок слишком высокий, и вода даёт отражение…
Когда он наконец начал играть, Том остановился и посмотрел на статую Слизерина, сузив глаза.
— Сонорус, — призвал он, и музыка удвоила, а затем утроила громкость. Гермиона стояла перед Ноттом и могла почувствовать ощутимую рябь, когда звук проходил через её тело.
Слушая, как он играет и играет очень хорошо, Гермиона стала размышлять, почему Нотт никогда не проявлял интереса во вступлении в музыкальный клуб Хогвартса. В Хогвартсе было немного внеклассных занятий для студентов, и из них плюй-камни, квиддич, волшебные шахматы, музыка и дуэли не представляли для неё личной привлекательности, но
Когда Нотт закончил играть, Том повернулся к статуе Слизерина с потемневшими от предвкушения глазами.
— Это сработало? — спросил Нотт.
— Ш-ш-ш!
Минуту или две Том стоял, внимательно прислушиваясь, прикрыв глаза. Почему именно, Гермиона не знала: она слышала только равномерный «плинк» воды, падающей на камень, шарканье ног Нотта по грязному полу, шелест мантии и вздох собственного дыхания.
— Вы слышали это? — внезапно спросил Том, неотрывно глядя на лицо статуи.
— Что? — спросила Гермиона.
— Я подумал, я слышал, как что-то двигается…
— Ты будешь тут стоять и слушать? Или мы можем просто пойти обратно? — предложил Нотт, засовывая руку в сумку и доставая свои карманные часы. Он нажал на кнопку сбоку, и крышка откинулась. — Уже четвёртый час утра.
Гермиона не обратила на него внимания:
— Что ты имеешь в виду, «что-то двигается»? Статуя подвинулась?
— Ты хочешь сказать мне, что статуи не могут двигаться? — сказал Том. — Я знаю, что я слышал!
— Я не собиралась говорить, что это невозможно, — сказала Гермиона. — Я знаю, что магия может заставлять предметы двигаться, и есть чары движения, которые наложили основатели, сохранившиеся до сегодняшнего дня — крылатые кабаны на парадных воротах, например. Но эта статуя не двигалась — мы бы заметили это!
— Но я что-то слышал, — упрямо сказал Том.
Следующие двадцать минут Гермиона и Нотт наблюдали, как Том подступается к статуе, несколько раз пройдясь перед ней, затем начав перебирать мысленный каталог проявляющих заклинаний. Они простирались от простейших заклинаний из руководства старост для обнаружения записок, переданных по рукам под партами на уроках, до заклинаний, которые отменяли свойства заранее смешанных невидимых чернил, до более сложных заклинаний, о которых Гермиона только читала в книгах, используемых чародеями, чтобы наносить марку на свои товары без порчи покрытия драгоценных ювелирных изделий или инкрустации изящных шкафов и шкатулок. Эти знаки были скрыты во время повседневного использования, но их можно было проверить в целях аутентификации и аккредитации.
Через некоторое время Нотт залез в свою сумку и достал жестяную чашку и маленький мешочек. Из мешочка он взял щепотку какой-то коричневой пудры, бросив её в чашку. Затем он поднял свою палочку и навёл на край.
— Агуаменти, — сказал Нотт, зевнув. — Как много времени, ты думаешь, он потратит, Грейнджер?
— Какого чёрта ты… Ты завариваешь чай?
— Я знал, что будет небольшая вероятность, что я застряну под землёй с Риддлом, поэтому я не хотел рисковать, делая это на пустой желудок, — ответил Нотт, покручивая палочкой над чашкой и вызывая заклинание для подогрева воды. — Ты не взяла какой-нибудь еды с собой? Я рассчитывал, что ты подготовишься получше.
— Принесла! — сказала Гермиона. Она вытащила свёрток вощёной бумаги из кармана своего магловского пальто. Имбирные печенья миссис Уиллроу из собранного с собой ланча, который миссис Риддл передала им для поездки на поезде этим утром. Или, точнее, прошлым утром.
— Ох, хорошо, — сказал Нотт, вырывая свёрток из её рук и развернув его. — Они сделаны с патокой? Мне больше всего нравятся такие — даёт им хорошую текстуру. Твёрдые, но не слишком крошащиеся.
Том делал всё возможное летом, чтобы обеспечить выдворение Нотта из дома до ужина, но несколько
раз миссис Риддл с успехом собирала их на послеполуденный чай. По какой-то фантастической причине Нотт находил удовольствие в приглашениях миссис Риддл, даже если и высказывал больше нежности и тепла еде, а не людям, присоединявшимся к столу. Но, опять же, не сказать, что он когда-либо выражал нежность и тепло к кому бы то ни было. В итоге Гермиона не была уверена, как это расценивать. Она знала, что люди вроде Нотта думали, что маглы, даже образованные и воспитанные, были природными диковинками в той же манере, как британские исследователи, которые встречали представителей племени пигмеев в диких широтах Гвинеи или Малайи. Поэтому она следила за ним с намерением поправить манеры Нотта, если он оступится перед Риддлами, но, к её удивлению, он этого не делал.Гермиона поймала его за тем, что он задавал провокационные вопросы миссис Риддл о её семье, об обстоятельствах переезда Тома (он что-то не так запомнил, или Том из Лондона, а не Йоркшира?) и загадке происхождения Тома. Ни она, ни Том, ни миссис Риддл не собирались вдаваться в эту тему разговора, к большому разочарованию Нотта.
И каким бы разочаровывающим ни был послеобеденный чай с миссис Риддл летом, этот очень ранний утренний чай должен был быть таким же не оправдывающим ожиданий. Нотт предвкушал открытие магических артефактов в Тайной комнате, а всё, что они пока нашли, — длинный рулон грязной змеиной кожи. Ценный для нужного покупателя, но чем было больше денег для того, у кого уже и так множество? Это была огромная разница с тем, что он надеялся найти: давно забытые знания с дней основателей, могущественные заклинания, утраченные на поколения, или древние секреты о скрытых механизмах зaмка.
Хрум.
Нотт разломил печенье пополам. Теперь, вытянув руку, он предложил ей кусочек:
— Ты о чём-то думаешь, Грейнджер. Что это?
Гермиона взяла печенье:
— Какая наглость предложить мне печенье, которое изначально было моим! Почему ты вообще его тогда забрал?
— Потому что сахар вредный, — сказал Нотт между укусами своей половины печенья. — Отец говорит, что сахар положен только детям и инвалидам, и если Риддл получит, что хочет… — Он кивнул в сторону статуи Слизерина, на которую Том попытался залезть, держа палочку в зубах. — Что ж, я думаю, что мы должны ценить время, которое у нас есть, в качестве людей, которые могут есть и наслаждаться твёрдой пищей, а не питаться зельями.
Гермиона сдвинула брови и заговорила приглушённым голосом:
— Том может говорить со змеями. Если Комната открылась для него, не означает ли, что он теперь хозяин монстра Слизерина?
— Кто знает, какие управляющие чары Слизерин оставил на нём, — сказал Нотт, пожав плечами. — И сохранились ли они до нашего времени. Если Риддл, несмотря на все препоны, найдёт монстра, мы не можем исключить шанса, что он послушается его, а не съест его на месте. Но мы с тобой не змееусты, и единственное, что удерживает нас от того, чтобы нас съели заживо… это он.
— Уверена, что он не даст нам быть съеденными… — сказала Гермиона.
— Если ему придётся выбирать между самим собой и нами, кого, ты думаешь, он выберет? — спросил Нотт.
— Ему не придётся никого выбирать. Мы удостоверимся, что он никогда не окажется в позиции, где такое решение было бы необходимым, — решила она.
— Риддл знает, как много ты вмешиваешься в его жизнь?
— Я не понимаю, как это связано!
— Потому что он, похоже, так же полон решимости вмешаться в твою, — заметил Нотт. — Я не могу не предсказать вам обоим целую жизнь взаимной невыносимости, основываясь на его, скажем так, «чрезмерной фамильярности». Разве ты не поняла, что Риддл хочет тебя?
— Я прекрасно осведомлена о том, чего он хочет, спасибо, — резко ответила Гермиона. — Или что он говорит, он хочет. Уверяю тебя, здесь не о чем спекулировать. Да, это правда, мы заключили личное соглашение в некотором роде, но оно и близко не такое захватывающее — или серьёзное, — как ты думаешь.
— Значит, ты не станешь принимать его предложение? — сказал Нотт, внимательно изучая чайные листья, плавающие в чашке, и определённо не пытаясь показаться слишком заинтересованным в её ответе.