Одного поля ягоды

Значит, Нотт вложил собственные галлеоны в это дело. В канцелярском магазине хороший пергамент отрезали по запросу, а велень хранили в запертом шкафу за кассой. А раз это был пробник, он не мог быть единственным.

Внутри конверта не было ни письма, ни брошюры, ни листовки — но сам велень была далеко не пустой. Длинные строки убористых плотных рун были прописаны спиралевидным узором, расходящимся из центральной точки. Каждый символ был написан блестящими чёрными чернилами, ширина росчерка была однородной, пробелы были чёткими, не прерываемыми странными кляксами или помарками. Темперамент Тома не подходил для чар, но он знал, что ошибки были недопустимы. Неправильно написанная фраза — неверное обозначение, — и замысел составителя был изменён, и хотя ошибки всегда можно было соскоблить лезвием и написать сверху, чтобы сохранить лист дорогого пергамента, магия всё равно оставляла следы. Достаточно хорошо для учебного проекта, возможно, но не для будущей реликвии или шедевра.

В целом, в проекте Нотта было некое изящество, присущее всем видам хорошо созданной магии, и Том должен был признать, что он был прекрасно выполнен. Он видел работу Гермионы в изучении древних рун. Она страдала от излишней зависимости от Самозаправляющихся перьев, которые не рекомендовались для зачарованных проектов, так как присутствие уже существующих чар могло изменить работу чар в тонком процессе их создания. Когда Гермиона пользовалась простыми перьями, она стремилась в первую очередь к эффективности, во вторую — к аккуратности, но у неё не существовало ни третьей, ни четвёртой, ни даже пятой очереди для красоты.

Из своей сумки Том призвал флакон зелья, заполненный яркой зелёной жидкостью. Потребовалась секунда, чтобы срезать сургучный слой, который удерживал пробку закреплённой и герметичной, и ещё одна секунда, чтобы вылить всё в конверт, как его проинструктировал Нотт. Двенадцать часов, ему сказали, оно выстоит с водой или соком. Затем чернила, несмотря на то, что это были «Архивистские превосходные несмываемые» начнут отслаиваться и растворяться. Они не будут полностью смыты, но неизбежно, что нарушенные чары не будут работать так хорошо, как было задумано.

Нотт не сказал, как надолго их хватит с ядом:

— Я прописал их на двух слоях лигроинового воска. Всё, что имело бы органическое происхождение, растворится при воздействии. Но это не будет длиться вечно, он слишком тонкий. Может быть, несколько часов. Но я не собираюсь его испытывать.

Если он не собирается, Том соберётся.

Нотт болтался на береге на безопасном расстоянии, вышагивая вперёд и назад отрывистой походкой, что показывало, что он был на грани того, чтобы расстелить свой ковёр улететь в любой момент.

Том, острожно держал толстый пергаментный конверт большим и указательным пальцами, подошёл к василиску, который перекладывал яйца в яме наподобие кратера, не спеша выбирая, какое съесть первым.

— Съешь вот это сначала, — сказал Том, указывая на яйцо, которое было чуть более тёмного коричневого цвета, чем остальные. Несколькими взмахами палочки он наложил на верхушку яйца лёгкое Согревающее заклинание и прикрепил к нему конверт. Змеи не видят цветов, но они могут чувствовать тепло. С чисто визуальной точки зрения конверт будет невидим, но излучаемое тепло должно подсказать василиску, что это яйцо чем-то отличается от остальных.

Том отошёл, пока василиск скользил вокруг, изучая яйцо.

Нотт вытащил театральный бинокль, чтобы наблюдать за ним.

— Это напоминает мне один трюк, в который мы играли в детстве, — сказал он, бросив осторожный взгляд в сторону Тома. — …Я имею в виду тех из нас, чьи матери отправляли нас на уроки, пока сами ходили к стеллажу vins petillants{?}[(фр.) игристые вина] и за парой партий в вист. Мы тайком выносили из сарая несколько мётел, брали инструменты садовников, когда те поворачивались спиной, и прятали их на крыше. Нужно было дождаться подходящего момента, чтобы стащить лопату или садовые ножницы. Разумеется, — добавил Нотт, — с нами ничего бы не случилось, если бы нас поймали. Но это совсем другое дело. Разве мы не должны сделать себя менее заметными?

— Ты можешь спрятаться за камнем там, — ответил Том. — Я остаюсь.

— Ну, тогда не возражай, что я так и сделаю.

— Но, — сказал Том, потягиваясь и выхватывая рукоятку бинокля Нотта прямо из рук мальчика, — я возьму вот это, спасибо.

Нотт открыл рот, чтобы что-то сказать, но, видимо, передумал. Он поспешил прочь, натягивая галстук на брови, и спрятался за скалистым выступом у лодки, которую Том захватил из лодочного сарая Хогвартса.

И таким образом Проект, одержимость последних нескольких месяцев, был приведён в использование в первый раз.

Том сузил глаза, сжав руки на театральном бинокле. Он был сделан волшебниками. У него должны были быть особые свойства — вот! Он нашёл рукоятку сбоку из латуни с маленькими насечками, которые тик-тик-тикали, когда он поворачивал её, и после этого он мог рассмотреть василиска в его увеличенном великолепии: каждую зелёную чешуйку его брюха, каждый выступ рогов на его голове, каждый внушающий ужас зуб, сверкающий по периметру розово-белой пасти.

В дюжине ярдов язык василиска попробовал воздух вокруг зачарованного яйца, затем медленно, осторожно высунул его. Он протянулся вперёд, кончик коснулся зачарованного конверта, где он был прикреплён к стороне яйца.

Том задержал дыхание в предвкушении.

Ничего не произошло.

Ищущий язык удлинился. Он провёл по конверту, любопытно тёплому в этот морозный декабрьский день…

Затем со слабым и невыразительным «поп!», будто велосипедная шина прокололась на другой стороне улицы, конверт взорвался маленьким облаком конфетти, и из дождя разорванной бумаги вырвался цветок зелёного дыма.

В тихом обсуждении в спальне, когда остальные мальчики засыпали, Том донимал Нотта о его успехах. И Нотт признал несколько случаев «присвоения», упомянув, что он копировал кусочки тут и там из разных источников, включая плюй-камни и взрывающиеся карты — две вещи, которые венчали список Тома самых унылых волшебных способов провести свободное время.

(Этот список включал «кегли», любимый спорт профессора Дамблдора — у старика даже была награда в кабинете из «Клуба игры в кегли Бодмина» рядом с его наградой за сорокалетний вклад в «Трансфигурацию сегодня». Так же в этом списке был отупляющий рунический кроссворд «Ежедневного пророка», Гермионин любимый, и коллекционирование шоколадных лягушек — хобби, на которое его сокурсники тратили десятки галлеонов, чтобы покупать и открывать пачки лягушек ради единственной редкой карты. Они ничего не делали ни с шоколадом, ни с карточками! Они просто владели ими, чтобы владеть ими, поэтому для Тома было естественно осуждать такое глупое, инфантильное увлечение).

Плагиат не особенно волновал Тома, который ещё в одиннадцатилетнем возрасте нажился на жалком соблазне академических махинаций. Разве европейские пушки с чёрным порохом не были изначально скопированы из петард, диковинного развлечения китайцев? Тогда это никого не волновало. Не было причин волноваться и сейчас.

Установив такие ожидания для него, Том не ожидал ничего слишком грандиозного от Нотта. Что-то, что работало бы, разумеется, — он бы не нанял Нотта в Проект, если бы не думал, что мальчик обладает некоторым подобием компетентности. Но несмотря на его ожидания — и личные стандарты — Том впечатлился слаженности чар и умению, с которыми Нотт выполнил свою часть Проекта.