Одного поля ягоды

Том хотел жениться на ней, потому что он хотел её, потому что не было никого другого, кого бы он хотел так же сильно, как её. Она верила в романтику, а Том — нет, но разве объяснение Тома было так уж далеко от «романтики»? Он мог бы наколдовать бесконечные охапки красных роз, чтобы попасть в описание «романтики», которое понимали другие люди, но она понимала его слишком хорошо, чтобы знать, что это был бы пустой жест, лишённый истины. Для него сказать, что он хотел её и только её на протяжении всех непроторённых столетий их жизней… Это было самым истинным подтверждением его отношения к ней, чем любое количество цветов. Она знала, что она была ему небезразлична, и, когда она обратилась к состоянию своего сердца без хождения по кругу в своих мыслях, во что она часто себя заточала, она признала, что то же чувствовала в ответ.

Он был ей небезразличен. Она… хотела его.

Было едва ли большим прыжком приблизиться к нему на один шаг ближе, чем где она уже стояла.

Но следующий шаг, в свою очередь, не был пустячным. Том выразил своё намерение, что их брак должен повлечь за собой всё, что она понимала, влечёт за собой брак, и, несмотря на широкий спектр различий между магловским и волшебным мирами, некоторые вещи были одинаковыми. Розье — старший и младшая — и Трэверс ожидали, что она произведёт детей Тома. И Гермиона выучила достаточно об обоих мирах, чтобы знать, что магловских детей собирали примерно на таком же конвейере, что и волшебных.

Супружеский долг.

Этот предмет был за пределами её личного опыта.

«И за пределами опыта и Тома», — подумала она. Он терпел чужие прикосновения лишь едва. Она не могла представить его, как он описал это, желающего кого-то другого. И уже тем более творящего такие дела. Но для Гермионы всё было по-другому. Том искал её прикосновений, залезал в её кровать в Усадьбе Риддлов, даже когда она пыталась запереть дверь, чтобы избавиться от него. Зачарованные замки с вариативной головоломкой по фазе луны едва ли могли его разубедить. Она просыпалась с его руками, обвивающими её талию, так много раз, что, в конце концов, она уступила ему победу в войне на истощение.

Его необразованность в таких интимных делах не помешает Тому узнать все подробности и механику. Ей в таком случае тоже не стоит отступать от этой перспективы. Разве Гермиона Грейнджер когда-нибудь признавала поражение, когда сталкивалась с самостоятельным проектом такого грандиозного масштаба и важности? Она была лично заинтересована в этом. И она с некоторой готовностью призналась, что ей понравилась их с Томом шарада о том, что они «вместе гуляют», которую они разыгрывали на протяжении всего учебного года. С некоторой неохотой она также призналась, что не возражает против мысли о том, что Том Риддл станет её будущим мужем. (Более того, она возражала против мысли о том, что Том Риддл станет ещё чьим-то мужем, и какой-то эгоистичный уголок сердца затрепетал от самодовольства, услышав, что Том предпочёл бы быть один, а не принадлежать кому-то ещё).

Она хотела однажды обзавестись мужем, и если этот день пришёл раньше, чем она ожидала, это было скорее решением её переживаний о скоро приближающемся выпускном, а не проблемой. К тому же она едва ли могла подумать о ком-то ещё, кому бы подошёл этот титул мужа, кроме Тома Риддла. Том был бы невыносимо самодоволен от этого, но это была правда, и Гермиона не была настолько нечестной, чтобы отрицать это из принципа.

Том был ей небезразличен. Бoльшую часть их жизней они стояли на первом месте друг для друга. Она была не против мысли, что он её будущий муж. Или мысли, чтобы… владеть им. Возможно, ей этого не стоило, возможно, это было слишком развязно с её стороны, слишком непристойно, чтобы говорить об этом вслух. Но опять же, кто что мог сказать об этом, если бы они были мужем и женой? Никто.

Лёжа в кровати, она потушила свет своей палочки и положила свою палочку из виноградной лозы на прикроватную тумбочку. Затем, после секундного колебания, она сняла кольцо с пальца и бросила его через комнату. Оно отскочило от дальней стены и закатилось под подзор пустой кровати с балдахином Твайлы.

Утром, когда Гермиона одевалась в чистую форменную мантию, она заметила серебряное кольцо, лежащее рядом с её палочкой. Оно вернулось к ней ночью.

«Всегда на месте, — вспомнила она. — Том не лгал о чарах. Это кольцо мне суждено носить до конца жизни».

Несколько дней спустя Гермиона посетила библиотеку Хогвартса.

Она рассчитывала, что Том будет просматривать раздел справочников по трансфигурации. Это было самым разумным выбором с их приближающимися экзаменами, просьбой клуба по домашней работе о творческом использовании трансфигурации для самозащиты и недавними замечаниями профессора Дамблдора к эссе Тома, о которых она услышала на их последнем занятии. Том дал ответы из учебника, полностью правильные, но, конечно, Дамблдор ожидал большего от Тома, чем от обычного студента. Профессор даже дошёл до того, чтобы сказать это Тому в лицо, достаточно прямо, как будто знал, что Том может быть вдохновлён на большее, когда его работа была описана как: «Отличное владение материалом в соответствии с рубрикой экзаменатора Ж.А.Б.А. Хорошая, удовлетворительная работа на ‘П’, Том».

Услышать его оценку своей работы очень расстроило Тома, хоть она не до конца это понимала. Но она позволила ему держать её левую руку своей под столом, пока профессор Дамблдор прохаживался, чтобы поговорить со следующим рядом студентов, сидевшими за ними, об их эссе.

Гермиона не ожидала, что встретит его в пустынном разделе, где волшебная культура пересекалась с волшебной литературой, читающим романы. Романы! Что случилось с его безразличием к художественной литературе, отсутствием понимания персонажей и их логических побуждений? А как насчёт дефектов личности каждого персонажа, которые, по его словам, заставляют его презирать человека вместо того, чтобы ценить его бесчисленные сложности?

Однако он сидел в пыльном углу библиотеки, сдвинув брови, погружённый в литературу, которую даже Гермиона, любительница всех книжек, могла бы назвать бессмысленным лёгким чтением: «Мистический мистер Максимилиан». Это был любовный роман, волшебная версия классического дамского эротического романа, дополненный портретом красивого мужчины на обложке.

Когда Том услышал приближающиеся шаги, он захлопнул книгу с резким «снап» и встал из-за парты:

— Гермиона? — позвал он. — Не знал, что ты здесь.

Гермиона выглянула из-за полки:

— Откуда ты знаешь, что это я?

— Только девочки ходят так легко. Это не шовинизм, это физика. И у тебя отличительная походка. Шаг, шаг, шаг, пауза. «О, эта книга кажется интересной!» — и следующие шаги становятся чуть тяжелее, потому что ты добавила книгу к своей стопке для чтения.

Она виновато взглянула вниз на свою из четырёх, нет, пяти книг в руках:

— Видимо, ты знаешь меня слишком хорошо.

— Недостаточно хорошо, я считаю, — сказал Том, подходя к ней и опуская книжную стопку на стол. В руках у него была книга, и он мельком повернул к ней обложку, на которой был изображён мужчина с упругими грудными мышцами под струящейся рубашкой с объёмными рукавами и треугольным вырезом. — Я прочитал её от корки до корки, дважды, и всё ещё не понимаю…

— Что именно не понимаешь?

— Ведьм, — сказал Том. — Каково объяснение их очарованию вампирами? Что есть в этих едва ли людях, практически мёртвых существах, что ведьмы считают таким привлекательным? Что есть у них, чего нет у меня?

Он начал ходить взад-вперёд, вновь открывая книгу и переворачивая страницы с бешеной скоростью, слова лились из него:

— Мистер Максимилиан или Риттер фон Альдерсбах в прошлой жизни. Он живёт в большом роскошном доме, и у него есть деньги. У меня есть деньги. Бледная кожа, блестящие тёмные волосы. Мои выглядят примерно так же. Сила управления разумом. Как и у меня. Он играет на фортепиано и может жить вечно. У меня этого нет… пока. Это то, что нравится ведьмам? Фортепиано и бессмертие?