Одного поля ягоды

— Том, ты слишком серьёзно к этому относишься, — сказала Гермиона, хлопая его по плечу. — Это просто беллетристика.

— Это не просто беллетристика, — настаивал Том. — Я проверил в справочниках существ. Интеллект вампиров вкупе с их способностями разума ставит их в категорию, сходную с вейлами. Умения и способности, которые они выучили будучи людьми, остаются с ними в их нежитье. Эта часть их натуры может быть стилизована в творческих целях, но она основана на чём-то объективно реальном.

— Предположим, это правда, — сказала Гермиона, пытаясь подшутить над ним в том, что, она полагала, было последним из его странных наваждений, — но каждая ведьма отличается от других и имеет свои предпочтения.

— Не слишком отличается, — сказал Том. Он открыл задний форзац книги и показал вложенный формуляр с длинным списком красных штампов с датами возврата. За учебный 1944–1945 гг. книгу брали восемь раз. Для библиотеки размером с библиотеку Хогвартса это было вполне основательное количество для несправочного или дополнительного чтения. — Многие ведьмы любят вампиров.

— Когда тебя начало волновать, что думают незнакомые? Тебя это никогда раньше не волновало, только если ты не знал, что можешь это использовать как-то для себя, — размышляла Гермиона. — Должно быть, ты чувствуешь, что предпочтения ведьм каким-то образом влияют на твоё личное качество жизни.

— Что-то в этом ключе, — сказал Том. — Я подумал, что в интересах волшебника знать, как лучше всего соблазнить свою жену. Если он будет в этом несведущ, тогда какой-то другой волшебник — или даже не волшебник — может прилететь, даже в буквальном смысле, и забрать его должность. Этого никогда не случится. Муж должен знать, что заставляет сердце его жены трепетать и млеть, чего она жаждет, что дает ей удовлетворение во всех сферах ее жизни. Логичным курсом действий стало исследование этого предмета. Я отправился на поиски книг, в которых объяснялось, как это работает, какая именно черта или характер делают мужчину настолько неотразимым, что ведьма не может не захотеть провести с ним вечность.

Он повернул голову, чтобы посмотреть вниз на руку, которую Гермиона положила на его плечо. Гермиона нервно постаралась одёрнуть её, но Том положил сверху свою ладонь, ту, которая не держала книгу, и удержал её на месте. Его рука соскользнула на её запястье и крепко его сжала. Небольно, но без признаков того, что он хотел отпустить её в ближайшее время.

Том наклонился ближе, его глаза сверкали:

— Я хочу знать, что заставляет ведьму чувствовать желание. Я хочу знать, что заставляет её ахнуть, и задрожать, и не обращать внимания на тихий, разумный голос её прародительниц, раздающийся эхом в её голове, говорящий ей, что она не должна хотеть кого-то столь устрашающего, столь опасного. Столь порочного.

Каждое предложение было отмечено шагом вперёд, что заставляло Гермиону делать шаг назад, пока шагов не осталось, и Том не прижал её спиной к книжному шкафу. Гермиона чувствовала, как корешки книг впиваются в её джемпер, как Том держит её за запястье, и как его внимание было полностью устремлено на неё.

— У меня были мои теории о том, чем обладает мистер Максимилиан, что делает его таким желанным. Но этим они лишь и были — пустыми теориями, не подкреплёнными ни практикой, ни содержанием, — продолжал Том. — Мне не казалось разумным, что Максимилиану достаточно подкрасться к Элоизе в розовом саду, чтобы заставить её трепетать от одного его присутствия. Как такое возможно? Это звучало слишком нереалистично. Снисходительная щепотка повествовательной самонадеянности. Но нет, в этом что-то есть, не так ли?

Во мне есть что-то, что оказывает на тебя такое же инстинктивное воздействие. Что это? Это моё присутствие? Это мой голос, моя магия, сила, с которой резонирует каждое слово и каждое прикосновение? — Том наклонился ближе, его лоб касался её, аккуратный завиток на лбу висел над её бровью. Глаза Гермионы расширились: это было ненормально. Том часто забывался и забывал о своих манерах, когда попадал в хватку очередного безумия. Но в его глазах не было свидетельства о далёких шестерёнках, вращающихся на глубине нескольких саженей под поверхностью. Они были зафиксированы на её и выглядели… практически ясными. — Трудно поверить, что мою жену может соблазнить нечто столь невразумительное, как то, что в книге описывается как «грубая мужская чувственность». Как причудливо.

Он был слишком близко. Его грудь касалась её, их мантии так близко переплетались, что синяя отделка встретилась с зелёной подкладкой, и губы Тома проложили путь от её скулы к её шее и наконец к своей цели, её рту. Он усмехнулся, и рокот тихого смеха разжёг этот скрытый трепет, в котором она не любила признаваться, когда Том предавался импульсивности и пренебрегал всеми правилами, которым она учила и была обучена о приличиях в обществе. Затем его рот поймал её, и все ростки жалоб, которые она могла высказать, завяли на лозе.

Его зубы прошлись по её губе. Рука, которая держала книгу, прижалась возле её бока, а уголок обложки касался её рёбер. Том медленно исследовал с полуприкрытыми глазами, наслаждаясь редким уединённым моментом, когда он мог обнимать Гермиону без ограничений его образцовой репутации, удерживающей его. Его рот прошёлся по её щеке, мочке её уха, ниже к горлу…

А затем он укусил её прямо в шею.

Гермиона издала приглушённый вскрик, не в состоянии сдержать смех, вырывающийся наружу:

— Том, это щекотно! Что это ты творишь?

Том отодвинулся и укоризненно посмотрел на неё:

— Я делаю то, что Максимилиан делал в книге, пытаясь объяснить Элоизе, почему он отвратительный монстр, который уничтожит её жизнь. Элоизе это должно нравиться: в своём внутреннем монологе она распинается, не прекращая, как она хотела, чтобы он бросил её на землю и добился своего.

— Не могу поверить, что ты пользуешься советами из любовного романа, Том! — сказала Гермиона со смехом. — Это нелепо!

— Пока что это работало, — ворчливо сказал Том, недовольный тихим звоном её смеха. — Ты не должна смеяться над этим. Ты должна чувствовать то, что рассказчик описывает как, ах, «тёмное, пульсирующее желание».

— Это беллетристика, — сказала она ему. — Уверена, автор всё придумал.

— Есть только один способ проверить это…

— Какой?

— Попробуй на мне, — сказал Том. — Нельзя прийти к значимому выводу с выборкой из одного.

— Том…

— Пожалуйста?

— Агх, — фыркнула Гермиона и вырвала своё запястье из хватки Тома. Она ослабила узел на его галстуке, расстегнула первую пуговицу на форменной рубашке и отодвинула накрахмаленный воротник. — Если это рассмешит тебя, то никакого вреда не будет, полагаю.

Она положила свои руки на его плечи, опустив его на доступную высоту. Затем она провела своими губами по его челюсти вниз к его горлу и вбок от его шеи. Том молчал, но она чувствовала, как резко колотился его пульс под её губами, его короткие выдохи регулируемого дыхания. Он был взволнован, но изо всех сил старался это скрыть.

— Поехали, — пробормотала она, открывая свой рот и нежно его кусая, едва заметно. Когда он не отреагировал, даже не засмеялся, она сжала плоть его горла крепче между зубов, что оставило на нём розовое кольцо её зубного отпечатка.