Одного поля ягоды

— Я не настолько зашорена на библиотеке! — оскорбилась Гермиона. — Я знакома полностью только со справочным разделом по предметам. И, кроме того, я не понимаю, что именно в тебе такого, ради чего мне надо выделять дополнительное время сверх того, что я уже делаю.

— О, Гермиона, — снисходительно взглянул на неё Том. — Не бойся, я удостоверюсь, что ты скоро поймёшь. Почему ты так на меня смотришь? Ты разве не веришь, что я не заинтересован в растрате твоего времени — и своего тоже? Время, проведённое со мной, — потраченное с пользой. Даю тебе своё слово.

— Вы отвращаете меня от моего ужина, — сказал Нотт, отпихивая наполовину съеденную тарелку шотландского супа{?}[Густой наваристый суп из баранины с перловкой, овощами и горохом или чечевицей ]. — Откуда такая необходимость приносить свою личную чепуху к столу, Риддл? Разве ты не осознаёшь, что то, что обостряет твой аппетит, портит его всем остальным?

— Осознаю, — сказал Том. — Но осознание не то же самое, что сочувствие.

— А как насчёт того, что это ужасно непристойно? — спросил Нотт. — Твои действия плохо отражаются на твоей семье и твоём воспитании. Знатный и культурный волшебник не потерпит, чтобы позор упал на его семью, если он может это предотвратить.

— Моя семья не найдёт ничего для критики, изучив ситуацию, — ответил Том. — Скорее всего, они бы похлопали меня по спине и сказали бы продолжать в том же духе. Сыновья сами себя не породят.

Основное блюдо появилось посреди их спора: рулеты из свиной вырезки с подливкой из чёрного перца. К ним прилагались треугольные кусочки испускающих пар шотландских банноков{?}[Плотная, толстая шотландская лепёшка, которую обжаривают с двух сторон. Традиционно готовится из ячменной и овсяной муки, реже – из пшеничной.], горячих, только из очага, и разноцветные ломтики запечённых кабачков и морковок. Эйвери вскочил со своего места, чтобы схватить блюдо с мясом — которые ставили вдоль длинных столов по одному на группу каждого года — до того, как девочки седьмого курса успели бы его взять, и предложил Тому полагающуюся ему десятину для него и Гермионы. Затем Эйвери и Лестрейндж с ожесточением набросились на блюдо и после передали его остальным мальчикам, но, к несчастью, лишённым самых вкусных частей золотистой корочки. Когда к девочкам, сидящим дальше по столу, наконец-то отправили жаркое, осталась только четверть.

Сидони Хипворт, приняв блюдо, сморщила нос:

— Вы, мальчики, всегда разводите такую грязь во время еды. Это отвратительно. Почему вы никогда не пропускаете нас вперёд? Мы же всё равно не заглотим всё сами. Куда подевалась галантность? — сказала она Эйвери.

— За стол Гриффиндора, если тебе нужно, — ответил Эйвери с полным ртом.

— Н-но как же джентльменство? — сказала Хипворт.

Эйвери пожал плечами:

— А как же голод?

Гермиона тихонько фыркнула. С безопасного расстояния туристического сафари её всегда забавляли переплетения межслизериновских стычек. Это был чужой мир, где респектабельность боролась с бездушием на каждом шагу, но, будучи кочевницей Рейвенкло, которая приходила и уходила, когда хотела, она не была частью естественной пищевой цепи. И, конечно же, она была связана с Томом Риддлом. Который, если и был частью византийской организации факультета Слизерин, то настолько выше её, что с точки зрения трофических схем мог бы быть и солнцем.

Во время ужина на неё внезапно нахлынул прилив скрытой сентиментальности. Через неделю она уедет и больше не будет случайных посиделок за ужином с самыми близкими друзьями, которых она приобрела за семь лет обучения в Хогвартсе. У каждого из слизеринцев в клубе Тома был свой взгляд на волшебную политику, культуру и общество, что было захватывающим для Гермионы, ведь ей всегда внушали мнение, что Слизерин — это факультет, объединённый вокруг своих основных ценностей братства и кумовства. Но это было впечатление, которое они — и явственнее всего профессор Слагхорн — создавали для посторонних. Внутри же картина была иной.

Нотт был невысокого мнения о магических существах и растениях вне полезности, которую они давали волшебникам. Эйвери с пеной у рта не соглашался, считая уход и разведение магической жизни почётной обязанностью в своём роде, малопривлекательной, но достойной работой. Почему бы не использовать силу и многогранность магии палочек для руководства другими видами волшебства? Лестрейндж согласился с этим и добавил, что руководство теми, кто обладает высшей магией, должно включать в себя «надлежащее управление» довольно широкой категорией магически неполноценных людей, в которую входили сквибы, родители маглорождённых и несовершеннолетние маглорождённые…

Том перевёл холодный взгляд на Лестрейнджа, который закашлялся полным ртом пропаренного фигового пудинга.{?}[Традиционный кекс с фигами, может быть запечённым или пропаренным. Подаётся с заварным или сливочным кремом. В Средневековье (особенно) был традиционным Рождественским пудингом.]

— Э-э, я имел в виду гряз — маглорождённых младше одиннадцати, естественно, — сказал Лестрейндж, вытирая рот тыльной стороной ладони. — Я слышал от дедушки, что Сектору борьбы с неправомерным использованием магии постоянно приходилось отправлять обливиаторов в их дома из-за случайной магии несовершеннолетних. Чем старше они становятся, тем чаще это происходит, потому что они набираются возраста, но не контроля. Иногда обливиаторов посылают по шесть-семь раз в год перед получением письма. Трата времени и денег, ведь родителям всё расскажут через считанные месяцы.

— У меня в детстве была игрушечная метла, — добавил Розье. — Она не поднималась выше десяти футов{?}[3 м] над землёй, но работала как настоящая. Ей нужно было приказывать подняться, сказав: «Вверх», — и это уже базовая вербальная формула. Это уже призыв, и он учит намерению и контролю тех, кто слишком юн для владения палочкой. Говорят, чистокровные дети слишком породистые для случайной магии, но дело вообще не в породе. А в разведении.

— Ты собираешься предложить разлучать маглорождённых детей с родителями, чтобы давать им «должное разведение»? — спросила Гермиона.

— Они делали так до Статута, три или четыре века назад, — заметил Нотт. — Волшебные семьи обменивали сквибов на маглорождённых младенцев соседей, а потом предавали все улики забвению.

— Ну, что-то должно было случиться, раз они больше так не делают, — сказал Том.

— Дети вырастали, — ответил Розье. — Они шли в Хогвартс и, когда подбирались к старшим курсам, понимали, что составление натальных карт по их естественному расположению даёт совсем не то, о чём им всегда говорили родители. Любой человек, обладающий хоть каким-то подобием дара, почувствует… неправильность чтения карты Нептуном, если он асцендент Меркурия.

— Это вызывало разного рода драму, — сказал Нотт. — Дети чувствовали себя преданными, родители — подавленными, потенциальные женихи взыскивали за обман направо и налево. Подлог детей не сработает, если с каждой стороны нет по свежему новорождённому. Волшебные дети в состоянии изучать свои воспоминания с возраста одного-двух лет. Сквибы могут видеть сквозь маглоотталкивающие чары, поэтому нельзя определить сквиба, пока ему не исполнится четыре или пять, когда случайная магия становится очевидной. Практическая сторона вопроса делает его… непрактичным.

— Удивительно, что ты не сказал «аморальным», — произнесла Гермиона. — Кража детей внушает ужас, как и разделение матерей с их детьми.

— Я подумал, это настолько вызывающе очевидно, что нет смысла и озвучивать.

— Хорошо, в этом мы согласны!

— Воистину аморально, — беспечно сказал Нотт, — облапошивать отпрыска достойной волшебной семьи женитьбой на маглорождённом.

— Что, если они взаимно нравились друг другу до обнаружения? — спросила Гермиона.

— Неважно.