Одного поля ягоды

— Грейнджер? Это ты? — раздался голос Трэверса. Он зажёг свою палочку, и она увидела, что он стоит перед сводчатой аркой, которая поднималась от земли и сужалась кверху, образуя перегородку высотой до пояса, на которой студенты сидели в хорошую погоду и в свободное время. Выдра подплыла к нему и перекинулась через плечо, как безжизненная мочалка. Трэверс ткнул пальцем в выдру, но не смог её сдвинуть, и палец прошёл насквозь.

— Я не против, если ты будешь называть меня «Гермиона», — сказала она. — Если ты не против, если я буду называть тебя «Квентин» в ответ. Мне нравится думать, что мы знаем друг друга достаточно давно для этого. Исходя из долгого товарищества, я заметила, что ты сделал неожиданный выбор, уходя после ужина. С твоей семьёй всё в порядке?

— Я… — начал Трэверс и нервно прижал руку к карману, который отозвался шорохом сложенной бумаги. — Риддл не одобрит, чтобы кто-то помимо него был настолько фамильярным с тобой.

— Мне не нужно одобрение Тома для всего, — сказала Гермиона. — Когда мы поженимся, мы будем Риддл и Риддл. Представляю, как будет сложно моим друзьям, если они больше не смогут отличать меня от моего мужа. Если ты считаешь, что эта фамильярность незаслуженная, то я даю тебе разрешение называть меня по имени — хотя бы ради ясности.

— Ладно… Гермиона, — сдался Трэверс, и сам акт нанизывания друг за другом этих незнакомых слогов, похоже, нервировал его, поскольку он огляделся по сторонам, дабы убедиться, что его не подслушивают где-нибудь поблизости. Он прочистил горло. — Я ставлю под сомнение необходимость этого. Маловероятно, что мы будем в одинаковых кругах после выпуска.

— Что ты имеешь в виду? — спросила Гермиона, нахмурившись. Она отряхнула пыль с низкой каменной стены и села на неё. Её Патронус-выдра спрыгнул с плеча Трэверса и лёг отдохнуть на её коленки, подставив кверху пушистый белый живот. — Том не собирается мешать мне заводить друзей, будучи мужем или нет. Это слишком самонадеянно даже по его меркам.

Трэверс потёр шею сзади и тоже сел, прокатывая палочку между ладоней в тревожном тике, отчего с её кончика срывались красные искры:

— Вот в чём дело: никто из нас не нужен Риддлу. Он терпит нас, потому что это удобно, и, как слизеринец, он понимает, что нет смысла быть грубым с теми, с кем ты делишь жилые помещения. Даже ему нужно спать, и он знает это. Что мы можем предложить ему вне Хогвартса, чем он не найдёт больше и лучше у кого-то ещё? Слагхорн организует стажировку в любой магической дисциплине по выбору Риддла, и его даже лично обучал Дамблдор. Я не вижу будущего, где Риддл старается сохранить школьные связи. В чём смысл клуба по домашней работе, если больше нет домашней работы? Поэтому Лестрейндж стал подлизываться больше обычного — он слишком привык уклоняться от наказаний и командовать подземельями, оседлав имя Риддла. Без Риддла и Хогвартса он эльф без дома и хозяина. Это сводит его с ума.

— А ты… — колебалась Гермиона. — А все считают, что мы с Томом вместе из-за полезности союза? Что я ему не нужна по-настоящему, просто думает, что это удобно?

На лице Трэверса отразилась внезапная паника, такой любопытный род мужского ужаса, который Гермиона встречала на собраниях старост Рейвенкло, когда старосты-мальчики докладывали, что их спрашивали о гигиенических салфетках второкурсницы и третьекурсницы под их опекой. (Отдать Тому должное, в нём не было неловкости касаемо раздачи гигиенических салфеток. В деревенском магазине Литтл-Хэнглтона он спросил продавца, какая марка самая лучшая, с беспечностью покупки банки фасоли или взвешивания сливочного масла по унциям. Из них двоих Гермиона была смущена больше. Это был один из случаев, когда полное отсутствие стыда Тома о чём-либо, касающемся физических процессов Гермионы, пришлось кстати).

— Эм… Ну нет, это другое. Связь Риддла с тобой отличается от связи со мной или Лестрейнджем.

— Чем?

Он закашлялся, пробормотав:

— Ты ведьма.

— Я всё ещё не понимаю, — сказала Гермиона.

— Скажем так, если бы ты была волшебником, а не ведьмой, Лестрейндж бы нашёл способ загнать тебя в угол в подземельях или сбросить с лестницы, — сказал Трэверс. — Ты была бы… заменимой в каком-то смысле, не как сейчас. Ведьма-жена не входит в ту лигу соперников, с которыми может тягаться волшебник. Лестрейндж знает об этом.

— Я не думаю, что твой анализ полностью ошибочен, — согласилась Гермиона. — Когда дело касается Тома и эксцентричности его характера. Том — независимая душа, и ему плохо даётся подчинение кому-нибудь или чему-нибудь. Одолжения, выходящие за рамки студенческой жизни, — это серьёзно, и он понимает, что даже близкие соратники в Слизерине не сохраняют отношений без взаимного понимания транзакционности, даже самые близкие.

— Да, а у тех, кто хочет сохранить внимание Риддла, нет равноценной монеты для обмена, — сказал Трэверс. — В Риддле нет обычных пороков, чтобы нажиться. Он не пьёт и не играет в азартные игры, у него нет известных родственников или долгов, и чем меньше с ним говорить об интрижках, тем лучше. Во всех смыслах он самодостаточен. Отчего я могу прийти к выводу, что единственный человек, которого он сохранит после окончания школы, это ты. Когда мы разойдёмся в Лондоне через неделю, это будет конец нашего клуба и нашего продолжающегося союза.

На коленях Гермионы её Патронус-выдра встал на задние лапы и положил свои маленькие лапки ей на грудь. У него не было массы, но она могла чувствовать вес и тепло его присутствия, ауру, которая из него вытекала облаками белого дыма, и это успокоило её сердце с неожиданной уверенностью. Выдра посмотрела на неё, затем повернула голову на Трэверса.

— Тогда… После Хогвартса ты хочешь быть друзьями? Не другом Тома, но моим, — сказала Гермиона. Она сморщилась, осознав, как неловко это прозвучало. Лишь единственный другой раз, когда она просила кого-то быть её другом, был Том Риддл, и в конечном итоге она усомнилась в правильности своего решения и была вынуждена объяснять родителям, почему она отдала мальчику из приюта карманные деньги за полгода. Просить прямо было не по-слизерински: для них это говорило об отчаянии, а слизеринцы инстинктивно не избегали ничего так, как характерные миазмы отчаяния.

Её выдра упала с её колен и пересекла каменный пол к Трэверсу. Она прижала свой усатый нос о колено Трэверса. И хотя Патронусы не были сделаны из чего-то материальнее воли и магии, дрожащая рука Трэверса вытянулась со сжатым кулаком, будто его обнюхивала живая собака, и выдра обнюхала её, проводя усами сквозь костяшки мальчика. Он слегка вздохнул, разжал кулак и дал своим пальцам пройтись по сияющему нимбу света, окружающего тело выдры. Сияние улетучивалось в воздух, как дым из котла, и пополнялось магией Гермионы, бьющейся в серебряном сердце выдры.

— Свет твоего Патронуса такой же сильный, как у отца, но твой каким-то образом кажется теплее. Жизнь и тепло в лучах солнца, проникающих через полог леса. Я не знал, что может быть разница… — бормотал Трэверс. — Факультет Слизерина не приемлет дружбы без оговорок, поэтому у слизеринцев так мало настоящих друзей. Я знаю, что едва ли заслуживаю такой чести. Но для меня было бы честью получить её…

— Хорошо, — сказала Гермиона. — Значит, решено! Ты можешь быть моим учебным напарником в аврорате в августе.

Это заявление захватило всё внимание Трэверса:

— Ты — ты собираешься быть аврором?

— У меня же подходящие оценки? — сказала она. — Помнишь эту цитату: «Право живёт по закону»? Если я хочу поступить правильно, внести правильные изменения, то это должно быть сделано через закон. Самый эффективный способ попасть в ряды Отдела магического правопорядка — это Корпус авроров. Я осознаю, что другие должности в Министерстве гораздо менее меритократичны, и, как бы это ни было несправедливо, сегодня с этим ничего не поделаешь. Я достаточно хорошо владею практической магией — и всё ещё совершенствуюсь, — но я знаю правила от корки до корки, так что по перечисленным требованиям в такой ситуации я подхожу идеально.