Одного поля ягоды

— Нет, очень даже важно…

Она продолжала спорить с Ноттом, когда началась вечерняя доставка совиной почты. Это была лишь струйка по сравнению с потоком утра, дюжиной сов, слетающих с потолка, чтобы доставить приглашения на каникулы, предложения о летнем ученичестве, а в случае с Трэверсом — частную корреспонденцию, срочно доставленную с юга Англии. Его письмо пришло в виде длинного листа пергамента, сложенного в конверт и запечатанного сургучной печатью с фамильным гербом — разводным мостом над извилистой линией реки. С нарастающим беспокойством Трэверс вскрыл печать, и на его колени выпали две тонкие страницы. Послание было написано на пергаменте с внутренней стороны конверта, и по мере чтения морщины на лбу Трэверса углублялись.

— Что нового? — спросил Розье. Сидя рядом с Трэверсом, он попытался заглянуть через плечо и прочитать сообщение, но когда он прильнул слишком близко, печать вспыхнула и подожгла письмо.

Трэверс взвизгнул и уронил горящий пергамент на недоеденную тарелку с пудингом. Пепел зашипел толстым пушистым покровом серого поверх карамельного сливочного соуса.

— Ха-ха, — сказал Розье. — Прости…

— Ничего важного, — сказал Трэверс, отряхивая пепел со школьной мантии. Он сложил приложенные страницы в карман, пока остальные отвлеклись на дымящийся пепел, падающий в их десерты. — Мои родители запланировали праздничный ужин во «Флюме» в день нашего возвращения в Лондон, но теперь они хотят перенести его на другой вечер.

— Удачи с бронированием ещё одного столика. Летом во «Флюме» больше всего народу, и на обед, и на ужин.

Заскучавший от пустяковой беседы, сравнивающей ужины в лондонских ресторанах с бистро в Волшебном Париже, Том вернулся к своему учебнику по трансфигурации. Но не раньше, чем его проницательный взгляд переметнулся на Трэверса, а затем, уловив внимание Гермионы, он произнёс одними губами: «Лжец», — лишь слегка подняв уголки в своей неискренней улыбке Хорошего Мальчика.

После ужина Том предложил проводить Гермиону обратно в башню Рейвенкло, но она отказала ему. Она взглянула на мальчиков-слизеринцев, отправляющихся в свою Общую гостиную в подземельях, и на Трэверса, оторвавшегося от группы и шагающего в противоположном направлении.

На озабоченное лицо Гермионы Том сказал:

— Тебе не нужно идти за ним. Он не один из твоих беспомощных, скучающих по дому первогодок, которым хочется объятий и утешений от наилучшей возможной альтернативы их дорогой мамочки. Он мужчина. Мужчинам нравится предаваться отчаянию в тишине и одиночестве.

— Раз уж ты мужчина, — сказала Гермиона. — От чего ты предаёшься отчаянию?

— О, от множества вещей, — ответил Том, заводя Гермиону за доспехи и накладывая заглушающее заклинание. — Я в отчаянии от того, что ты хочешь бежать за другим, когда у тебя есть свой собственный мужчина. А как же мои чувства, Гермиона?

— Всё не так! Я бы никогда тебя так не предала!

— Тогда в чём дело, если не в этом? — спросил Том с вспыхивающими в мерцающем свете факелов глазами.

— Я подозреваю, судя по печати письма, что это отец Трэверса написал ему, — сказала Гермиона. — У него сложные отношения с отцом — что, по какой-то причине, общее у многих мальчиков на твоём факультете. Я думаю, будет здорово, если Трэверс и его отец разрешат свои различия мирным путём. Потому что семья стоит прикладывания усилий, как я тебе уже говорила, — когда Том подал голос протеста, возможно, пожаловаться на что-то о своих родственниках Риддла, Гермиона добавила: — Я всё ещё твёрдо стою на этом убеждении. Я-я верю, что… что семья Трэверс может стать полезным знакомством, если я хочу реализовать свои будущие карьерные амбиции.

Она не объяснила, что это были за карьерные амбиции, но Том понял. Он одарил её искренней и одобрительной улыбкой, обнажив острое сияние зубов. Том наклонился к ней ближе, проводя своим ртом над её ухом, его дыхание было горячим, и гулким, и слишком близким. Она вздрогнула, но не от неудобства.

— Хм-м, Гермиона, теперь ты воруешь у меня моих приспешников?

— Я не…

— Если тебе хочется своих приспешников, я буду последним, кто станет тебя останавливать, — пробормотал Том. Он был так близко, когда говорил, что она почувствовала прикосновение его языка на мочке уха. — Трэверсом тяжко управлять. Он уповает на достойные манеры — вообще, он достаточно скрупулёзен в этом. Не пытайся обнять его: он отвергнет физическое проявление близости, особенно от ведьмы, предназначенной другому. Не принимай это на свой счёт — в отличие от Нотта, он так себя ведёт не потому, что боится замараться о безродную кровь. Если ты хочешь задобрить его на эмоциональном фронте, начни с того, чтобы называть его по имени. Это показывает, что ты хочешь выделить его из тени, отброшенной на него его фамилией. В Слизерине это считается обменом значимости.

— Что, я заметила, ты никогда не делал со своими собственными приспешниками, — заметила Гермиона. — Все называют тебя «Риддл».

— Конечно, — сказал Том. — Мы не ровня. Они не мои друзья. И я не хочу, чтобы они ими были.

— Но ты потерпишь Трэверса, обращающегося ко мне по имени?

— Если ты пойдёшь на это, он не будет называть тебя «Гермионой» публично и никогда передо мной. Он помнит о своём месте и своих манерах, которые приемлемые, но лишь едва, — Том шмыгнул носом. — Если ты уверена в том, чтобы оставить его себе, тебе нужно обеспечить его преданность. Он должен видеть свидетельства твоих личных вложений — видимую демонстрацию силы или способностей, чтобы доказать, что ты достойна его времени, иначе у тебя нет ничего, кроме беспочвенного хвастовства, которое засоряет Общую гостиную каждый вечер после комендантского часа. И ещё, это очень важно: не надо представлять это как услугу, которая должна быть возвращена в какой-то неопределённый срок. Это ставит вас на уровень равных, а ты ему не ровня. Ты его начальник, и тебе нужно это доказать.

— Ты уверен, что эта стратегия сработает?

— Она работает, поверь мне.

— А если нет?

— Скажи мне как можно скорее. Я тут же наложу на него Обливиэйт, и у тебя будет вторая попытка, — сказал Том. Он усмехнулся и поцеловал Гермиону в лоб, улыбаясь самому себе. — Шучу. Вот тебе совет: мужчины не любят сидеть и бесконечно размышлять, они ищут направление, и тебе лучше всего указать ему в правильную сторону. Ну, ступай. Поймай его, пока не слишком поздно.

Гермиона покинула замок через ту же дверь, которой воспользовался Трэверс, её туфли стучали о каменные ступени, спускающиеся от вестибюля ко двору с колоннадой, который, в свою очередь, вёл к виадуку. Настоящее уличное небо надело вечерний плащ глубочайшего синего, усыпанного теми же созвездиями, что и Большой зал, а огромная громада замка позади неё светилась десятками витражных окон, пронизывающих толщу камня. Она достаточно хорошо видела свои ноги, чтобы не споткнуться о трещину каменной плиты, а рука, поднесённая к лицу, отражала свет, как бледная луна, но она не могла разглядеть Трэверса.

Каким образом она должна «поймать его» по совету Тому? В темноте она могла усилить свой голос, чтобы позвать его, но она не думала, что типичный слизеринец признательно отзовётся, если подзывать его как собаку. Она могла вызвать свет палочкой и поискать его, как староста в ночном патруле, но это было для нарушителей правил неопределённой личности. Она знала Трэверса, его имя и лицо, и этого было достаточно, чтобы распалить магическое намерение.

Закрыв глаза, она вернулась в тепло объятий Тома, к его руке на её пояснице, поглаживающей мягкий бархатный ворс парадной мантии, заколотой значком в виде буквы «М» поверх весов. В темноте под её веками иллюзия была настолько ясной и яркой, насколько позволял её разум: широкий простор бюрократического стола, переполненная папка «Исходящие» и пустая «Входящие», внимательный муж с растрёпанными от подушки волосами, несущий чайный поднос и язвительное мнение о представленных проектах нового фонтана в атриуме…

— Экспекто Патронум, — вызвала Гермиона, прижимая к себе хрупкие трепещущие эмоции, чтобы они не погасли, как спичка на ветру. Серебряный шар света превратился в очаровательную маленькую выдру, плывущую на спине по невидимому течению.

Патронусы, в отличие от настоящих животных, всегда молчали, но в руководстве авроров она прочитала, что их использовали для сигналов между командами патрулей и напарниками. Животные были душой, воплощённой магией, и, обладая человеческим разумом, могли давать разумные указания. Они не умели разговаривать, но им можно было приказать кружить на месте, наводить на цель, как подружейным собакам, или искать конкретных людей. Во время заседания клуба по домашней работе в Хогсмиде, прерванного аврорами, она видела, как животные-Патронусы, словно серебристые призраки, проносятся сквозь стены, сообщая стражам Хогвартса о чрезвычайном происшествии из лондонского штаба.

— Найди мне Квентина Трэверса, — сказала она выдре, которая заколебалась, будто инструкция была неясной. Гермиона повторила, держала палочку в руке в начальном взмахе движения Патронуса, удерживая свой образ Трэверса: степенный молодой человек, чьё спокойное поведение на публике пошатнулось после тяжёлых ожиданий в тёмных углах и тихих альковах, где никто не мог стать свидетелем его криков.

Выдра вприпрыжку неслась вперёд с плавной грацией, время от времени поворачиваясь, чтобы проверить, следует ли за ней Гермиона, и сияния её серебристого тела было достаточно, чтобы освещать ей путь. Гермиона проскочила под одной из арок крытой галереи, расположенной по обе стороны внутреннего двора, и взобралась на несколько ступенек позади неё, сосредоточившись на тепле будущего, которое ещё должно было свершиться. Когда она свернула за угол, следуя за своим Патронусом, то услышала взмах мантии и скрип кожаных туфель по каменному полу.