Одного поля ягоды

— Нет, — сказала Гермиона. — Это для меня. Для нашего будущего. Волшебный мир гораздо меньше Магловской Британии, и в этом и его преимущество, и недостатки. Среди такого малочисленного населения гораздо меньше ступеней для достижения верха, где проходят истинные изменения. Но ведьма, достигшая видного положения, должна быть известной величиной, а не безымянной личностью, какой бы важной ни была ее работа. Именно этой логике следует Принц Прекрасного. Он написал в «Ежедневный пророк», чтобы раскрыть автора своих героических подвигов. Он действовал не только по соображениям совести — он хотел использовать свою славу. Или, скорее, бесславие.

— А ты знаешь, по какой причине он может это делать? — спросил Том.

— Ради легитимности, конечно, — сказала Гермиона. — Принц Прекрасного ищет волшебный эквивалент нотариально заверенного каперского свидетельства.{?}[Во времена парусного флота правительственный документ, разрешающий частному судну атаковать и захватывать суда, принадлежащие неприятельской державе, а также обязывающий предоставлять их адмиралтейскому суду для признания призом и продажи. Охота за неприятельскими судами при наличии каперского свидетельства — каперство — считалось уважаемым занятием, сочетающим патриотический порыв и прибыль, в противоположность нелицензированному пиратству, осуждавшемуся повсеместно.] Это гербовая печать, которая превращает сомнительные действия частного лица в акт патриотизма. У него есть неофициальное одобрение со стороны прессы и населения, но юридическое признание сделает его неприкасаемым. С его помощью он может оправдать получение законных «призов», — сказала Гермиона. — В газетах писали, что в документах об арестах в Тинворте упоминаются конкретные издания, которые не были найдены среди конфискованных материалов. Могущественные волшебники хранят редкие книги заклинаний. Это часть того, что делает их такими могущественными. И Принц должен знать об этом.

Том действительно овладел «пропавшими» книгами, о которых не знала Гермиона.

— Интересно. И ОМПП не собирается устраивать шумихи из-за редких, старых книг, которых недосчитались?

— Они лишь упомянули, что собираются уважать «право на частную жизнь вовлечённых граждан», — сказала Гермиона. — Они не вдавались в подробности, вот что это значит.

— Однажды ты станешь хорошим детективом, мне кажется, — заметил Том. — Это не такая пленительная работа, как противоборства с Тёмными волшебниками до мёртвой точки, но, с другой стороны, нынешний состав авроров показал себя не таким эффективным, как Принц. А вот сотрудничество… По любым меркам оно имеет большой потенциал.

Лёгкий взмах палочкой, и Том отбросил блокнот и карандаш из рук Гермионы в ряд обшарпанных и множество-раз-чиненных парт у дальней стены класса. Горячей ладонью на задней стороне её шеи он направил свой рот к Гермионе и оставил мягкий поцелуй на её розовых, похожих на лепестки, губах.

— Хотя я рассчитываю, что наибольший потенциал проявится в результате нашего с тобой сотрудничества.

Он снова поцеловал её, дольше и крепче, и, почувствовав, как её обмякшее тело переходит от шока к довольному согласию с его увертюрой, крепче прижал её к себе, другой рукой ласково выводил круги по её одетому бедру. Рука Гермионы скользнула под его мантию, под джемпер, и пальцы лёгкими движениями провели по ряду перламутровых пуговиц его форменной рубашки. Один из них проскользнул в щель между двумя пуговицами и коснулся обнажённой плоти его живота. Том зашипел и рефлекторно прижался к Гермионе, притягивая её к себе крепче, чем когда-либо. Её прикосновение вызвало эпицентр неконтролируемых спазмов, которые охватили его и оставили в прострации. Он был моряком, выброшенным за борт в нарастающий прилив, цепляющимся за ближайшие остатки стабильности в бурлящих водах своего разрушенного рассудка.

Он услышал, как Гермиона ахнула и попыталась убрать свои ушлые, исследующие пальцы. Но Том держал её слишком крепко, чтобы дать ей вырваться: он всем телом прижался к её, чувствуя, будто его одежда была такой тесной, что напоминала кожу линяющей змеи, словно облегчение будет даровано ему, только когда он избавится от ограничений. Гермиона поёрзала возле него, и ему казалось, что каждая частичка движения отражалась на его собственной коже. Он вспомнил советы василиска. Том в одночасье хотел держать Гермиону, кусать её, обнажить своё горло, чтобы она его укусила, поймать её в ловушку у холодной каменной стены и потешаться над её ничтожными попытками противостояния, трогать её сквозь зазоры между её пуговицами, чтобы посмотреть, есть ли на плоти её живота те маленькие, оставленные солнцем веснушки, как на её обжигающе-горячих щеках, и всё это подкреплялось отчаянным, примитивным чувством неотложности, которого он никогда раньше не испытывал…

— Том! — ахнула Гермиона.

— Гермиона, — ответил Том, хоть и несколько приглушённым голосом.

— Кто-то может нас увидеть — дверь открыта!

— Мне всё равно.

— Ну а мне нет!

Том вздохнул, ослабив свою хватку:

— Ладно. В это же время завтра мы будем в Лондоне. Больше никакого Хогвартса, никаких школьных правил. Никакого надзора. Будет так легко снять комнату в первоклассном отеле в Гайд-парке. Консьержи «Роял Аспена» держат открытым счёт на имя Риддлов Северного Йоркшира.

— Нет, — сказала Гермиона, сжимая губы. Ох уж это её неукротимое убеждение — он восхищался её решительностью, противоположной его собственной, но было обидно, когда она оборачивалась против него, несмотря на взъерошенные локоны и влажный блеск губ, говоривших о том, что она с энтузиазмом поддерживает доводы Тома. — Я не хочу, чтобы это произошло так, Том. Мы взрослые, здравомыслящие и достойные люди. Нам не следует обесчестивать нашу привязанность, как будто это тайная связь, ведь именно на это ты намекаешь, снимая номер в «Аспене» вместо того, чтобы остаться на ночь у меня дома или на поезде в Йоркшир. Может, неважно, что думают наши семьи, — потому что они решат, что это странно, если ни один из нас не появится на пороге завтра вечером, а у всех есть телефонная связь, — но то, что думаю я, важно. И я думаю, что ясно дала понять, о чём я.

— Что ты должна быть удостоена чести, как жена, — очень ровно сказал Том. — Я, конечно, буду счастлив чествовать тебя. Если ты настаиваешь, что это должно произойти исключительно в твоей спальне — ну, нашей, — то я подчинюсь твоей воле.

— Вот видишь? — сказала Гермиона. — Разве не просто быть разумным, когда мы находим время для разговора? Хотя я бы хотела, чтобы ты всегда так легко подчинялся моей воле.

— Ну, по крайней мере, я могу дать тебе выиграть в первый раз. В этом случае я охотно тебе подчинюсь, — вызвался Том. — Но второй, третий и четвёртый? Хм, думаю, мы можем договориться, если только ты обещаешь быть благоразумной.

— Том!

Том рассмеялся:

— Разумеется, тебя не удивит, что честь жены уравнивается с долгом мужа. И позволь мне признаться, Гермиона, что я действительно собираюсь быть самым добросовестным мужем. А сегодня позволь мне продемонстрировать это тем, что я помогу тебе зачаровать эту дверь. Для пароля в состоянии покоя тебе нужно установить два условия, затем определить их вот тут и здесь, прежде чем ты распишешь природу условий запуска, будь то устное слово или магическая подпись. У каждого из них свои характеристики безопасности. В «Нотиции» Грейтрейкса есть набор таблиц для определения силы магического пароля — уверен, ты её читала…

Следующие два часа они с Гермионой вырезали крошечные руны в железном окладе двери и вдоль потрёпанных временем камней с каждой стороны. Это были лёгкие насечки, едва ли глубже царапин, потому что Гермиона не хотела, чтобы их заметили случайные прохожие. Те, кто знали, что они там, смогут их изменить, но больше никому не придёт в голову смотреть. Тем не менее это было приятным вечерним времяпрепровождением, поскольку они редко работали над проектами сообща — обычно они просто читали работы друг друга и оставляли комментарии. Тома слегка забавляло то, как Гермиона упорно избегала непонятных обозначений. Она утверждала, что так будет лучше для поддержания постоянства.

— Это не личный гримуар, а общественное достояние. Нет смысла в том, чтобы только мы с тобой могли это прочитать!

— Оно должно быть понятно только тем, кто достаточно вовлечён в своё магическое образование, — парировал Том. — Ты используешь слоговую азбуку уровня С.О.В. Ребёнок может это расшифровать!

— Простота и ясность — добродетели общественного зачаровывания, — сказала Гермиона, шмыгнув. — Если ты не знаешь этого, то среднестатистический гражданин твоей воображаемой диктатуры влачил бы жалкое существование. Поезда бы никогда не приходили вовремя!