Одного поля ягоды
Шрифт:
— Почему вы должны полагаться на подобные развлечения, чтобы укрепить свою дружбу? Разве вы не можете найти хороший салон, выпить чаю и, ох, я не знаю, собрать пазл?
— Только не говори мне, что всё, что вы делаете с Риддлом, — пьёте чай и собираете пазлы!
— Ну, нет, но…
— Я так и знал!
— Мы читаем книги и говорим о магии! Это почти то же самое.
— Это не то же самое: вам обоим нравится читать!
Том вздохнул.
Время текло незаметно, пока они не оказались в двух часах езды от Хогсмида, а тасование карт и громкое жевание не прервал металлический визг тормозов. Поезд замедлил ход. Гермиона соскользнула вперёд на своем сиденье и почти упала на пол, прежде чем Том подхватил её под локоть. На багажной полке сдвинулись чемоданы, и ручной саквояж
Трэверс распахнул дверь купе и высунулся в коридор, который был заполнен другими выглядывающими головами и болтовнёй бормочущих голосов. Голоса резко смолкли, когда поезд дёрнулся и продолжил движение. Трэверс вернулся на своё место, отметив:
— Иногда на рельсы попадает стадо овец, и если их слишком много, чтобы их сбить…
Первым признаком того, что что-то не так, стали игральные карты, рассыпавшиеся по полу дождём белой ламинированной бумаги, за которыми последовал «Ежедневный пророк» Трэверса, а затем книга Тома, оставленная на месте, где он сидел. Затем вновь начали двигаться сундуки на верхней полке, тяжёлые латунные застёжки царапались о стены поезда, и внезапно всех прижало к стенам, приклеив плашмя к мягким сидениям тяжёлым весом, отчего с трудом удавалось поднять руку и палочку, повернуть голову к окну, где холмы смазались в единый калейдоскоп неразличимых цветов, равнины и небо смешались в серый шум.
Тома прижало к Гермионе, а Гермиону — к угловому сидению, где она вцепилась в мантию так, что побелели костяшки пальцев. Её дыхание казалось горячим на его горле. Он крепко прижимал её и, повернув палочку на себя, невербально призвал заклинание Левитации на свою мантию. Это облегчило вес, который придавливал его так тяжело, что его барабанные перепонки разрывались, а суставы ныли. Заклинание было призвано как раз вовремя, ведь вскоре вращение прекратилось, вес отступил, и все, кого придавило к стенам, внезапно попадали на пол, за чем последовали чемоданы. Том и Гермиона, которую он тоже облегчил заклинанием, покачнулись в воздухе, носки их ботинок едва касались пола купе.
В смежных купе сумки и клетки с грохотом ударялись о пол и пассажиров. Он слышал крик совы и вопли учеников, на которых падал их собственный багаж. Гермиона утром отправила свою сову домой и сунула пустую клетку, уменьшенную в размере, в свой сундук. Мальчики из Слизерина, тоже выбравшие сов как наиболее полезных из разрешённых питомцев, поступили так же, поэтому в их купе не было ни одного вырвавшегося животного. Том шагнул к двери, и его ботинок со скрежетом врезался в лицо червонного валета, который потряс перед ним нарисованным кулаком за оскорбление, и открыл дверь купе.
Проход погрузился в хаос.
По коридору валялись распахнутые сундуки учеников, оставивших открытыми двери своих купе на время поездки, разбрасывая по полу пижамы, и учебники, и пергаментные обрывки домашних заданий за целый год. Через одну открытую дверь высыпались пуховые перья из подушки, а оттуда на Тома моргала сонная ученица в мантии Хаффлпаффа, мирный сон которой был прерван рывками и грохотом остановившегося вагона. Вокруг Тома с нарастающей пронзительностью всё чаще звучали вопросы, сначала адресованные соседям по купе и друзьям, а затем — тому, кто, казалось, был за них в ответе. Учитывая отсутствие профессоров Хогвартса, они обратились именно к Тому Риддлу.
— Риддл, «Экспресс» сломался?
— Отец всегда говорил, ни один достойный волшебник не должен доверять хлипким магловским штуковинам!
— Ты пошлёшь кого-то поговорить с машинистом?
— Мы опоздаем в Лондон, если не начнём снова двигаться…
Орион Блэк высунул голову из своего купе, полного шести- и пятикурсников, составлявших его придворную свиту:
— Ты собираешься заняться этим,
Риддл? Я иду с тобой.— Ты прошёл свой экзамен по аппарации? — спросил Том. — Я пойду наружу, чтобы выяснить, что произошло. Если поезд начнёт двигаться, пока нас не будет, каждый, кто не сможет аппарировать, застрянет в сельской местности.
— Да, конечно, — сказал Блэк. Повернувшись к мальчикам в своём купе, все из которых были слизеринцами, он отдал приказ: — Так, народ, оставайтесь здесь и убедитесь, что лемминги не паникуют.
С наступающим на пятки Блэком Том отпер дверь вагона, постучав палочкой, и спрыгнул на четыре фута{?}[1,2 м] в траву. В отсутствие высокой платформы на железнодорожной станции это было крутое падение, но трава внизу оказалась густой и пышной — нетронутой снующими зверями и машиностроением магловской цивилизации. Блэк спустился вслед за ним с «уф» и стуком о землю, по кругу осматривая открывшуюся картину: летнюю долину в солнечный день, высокие горные хребты вокруг них, покрытые шапками снега на подветренной стороне, — что представляло из себя слишком роскошный вид для поезда на спуске с Шотландского нагорья. Хотя солнце светило ярко и жёстко, воздух был прохладнее, чем стоило ожидать, и бодрый ветерок пронизывал шерстяной джемпер, который он носил под расстёгнутой форменной мантией.
— Солнце с неправильной стороны, — послышался голос Нотта. Он высунул голову из открытого окна их купе. — Направляясь на юг в Лондон, оно должно быть по правую руку, — затем его голова вернулась обратно внутрь, и Том услышал бормотание: — Розье, в твоём учебнике по прорицаниям есть свежий календарь солнцестояния? Летнее солнцестояние прошло всего лишь неделю назад, одолжи мне его, мне нужно проверить схемы…
— Нам нужно пойти и поговорить с машинистом, — сказал Блэк, и вместе они с Томом отправились по длинной траве к локомотиву, чей бойлер стих, а пар, вырывающийся из трубы, стал лишь слабым мазком белого.
Длинное, похожее на трубу рыло локомотива было нарядно окрашено в красно-чёрную ливрею, за ним находилось небольшое купе машиниста с окном, а за ним — угольный тендер, переоборудованный для перевозки багажа учеников. Когда Том приблизился, машинист спустился по чугунным ступеням на землю и, доставая свою палочку, заглянул в смолкшую трубу, а затем на ряд вагонов с любопытными учениками, прижимающими к окнам липкие лапы и грязные носы. Шесть вагонов и локомотив — всего семь частей.
— Это же не розыгрыш? — спросил водитель, распахивая циферблат часов, чтобы посмотреть на время, и увиденное ему не понравилось, поскольку его лицо покрылось крапинками малинового оттенка. — Это несмешно! Когда Министерство узнает об этом, последнее, что должно волновать того, кто это сделал, — штрафы в несколько сотен галлеонов.
— Вы, вы двое, идите обратно внутрь, — раздался голос самого нелюбимого аврора Тома. Проберт и его напарник, которого, как узнал Том, звали Неллер, подошли к ним с Блэком из первого вагона, их мантии развевались, а значки сияли. — Здесь нет ваших профессоров. Когда вы за пределами Хогвартса, вы под ответственностью Министерства.
— О, но какого Министерства? — встрял Нотт, слегка запыхавшись, когда он, спотыкаясь, подошёл к их маленькому рандеву, а за ним следовали Гермиона, Розье и другие мальчики из Слизерина. — Ваша власть начинается и заканчивается на британской земле. Смею предположить, что мы уже не в Британии.
— Откуда ты знаешь? — резко спросил Проберт. — Ты за этим стоишь?
— Я умею пользоваться секстантом,{?}[навигационный измерительный инструмент, используемый для определения высоты Солнца и других космических объектов над горизонтом с целью определения географических координат точки, в которой производится измерение] — сказал Нотт и вырывал из рук Розье учебник, который сунул аврору под нос. — Вот, это расчёты для полудня в Шотландии поздним июнем. Сейчас четверть второго, значит, можно добавить здесь, вычесть тут, а затем учесть вот эти координаты — Хогвартс не отмечен на картах, но мы можем грубо округлить. И ничего не сходится. Мы должны быть в той же широте, что деревня Монтроз или Лох Лагган с учётом пройденного времени, но широта выше, чем наша отправная точка.