Охота на охотника
Шрифт:
– А пока...
– он положил на хрусталь ладони.
– Я тебя усыплю, ладно? Когда спишь, время быстрей идет, по себе знаю. Поэтому... пусть тебе приснится что-то да хорошее...
...например, дождь на окне.
И треклятые розы, запах которых, наконец, отвяжется от Лешека.
Глава 38
Глава 38
...в доме на Выборгской улице горел свет.
В последние недели он горел здесь всегда, и ночью, что еще можно было бы объяснить излишнею пугливостью хозяйки, только-только в себя пришедшей, и днем.
Горели
Что взять-то с сумасшедшей?
А что девица не в себе, знали все. И престарелый Архип Эдуардович, приобретенный хозяином с домом вместе, и его сынок, Эдуард Архипович, в голове которого было изрядно седины и, что важнее, понимания. Он-то и шикал на бестолковых девок, когда они, позабывши о работе, принимались сплетничать.
– Ишь, языкастые, - грозил он им. Девки смущались, строили глазки, намекая, что вовсе не против выслушать упреки так сказать в обстановке более приватной.
Оно-то, конечно, Эдуард Архипович сменял пятый десяток, но собою хорош.
С бачками стрижеными.
При бородке и часах серебряных, на цепочке, покойным хозяином подаренных. А что вдовец, так оно в жизни всякое случается. Главное, сына-то учиться отправил, стало быть, не будет недоросль мешаться в делах отцовских. Там же, как другие дети пойдут, то и вовсе старшенького потеснить можно будет.
Эти нехитрые мысли читались просто и вызывали у Эдуарда Архиповича немалое раздражение аккурат этою своею простотой, которая и вправду порой хуже воровства.
– Так ведь и вправду блаженная, - Марьяшка, взятая в дом по рекомендациям и за умение обходиться с тонкими газейскими вышивками, стрельнула глазками и потупилась, в скромницу играя. Выходило у нее не ахти, уж больно норовиста она была для прислуги.
– Чего теперь с нами будет?
Другие девки, Марьяшке и завидовавшие, и вместе с тем признававшие, что она всем хороша - фигуриста, смуглява да еще и руками быстра - загомонили.
– Цыц, курицы, - Эдуард огладил усы, которые каждое утро расчесывал специальным гребешком, воском намазанным.
– Ничего не будет. Как жили, так и жить станем...
– А...
– Духовую грамоту, небось, при вас читали, - он обвел девиц - всего-то трое, а галдят, что твой курятник - взглядом.
– На содержание дома деньги положены? Положены. Дом в собственность перешел? Перешел.
...и не только дом.
Девице Бурмаковой достались и драгоценности, список которых прилагался к духовой и был, сколь Эдуард Архипович успел заприметить, велик. Несколько поместий. Выезд. И счета в банке, которых, мниться, хватит на безбедное существование.
– Так... так-то оно так, - Марьяшка, почувствовав тень сомнения, - а от них и сам Эдуард Архипович, чего уж греха таить не избавился - подобралась. Руки в боки уперла, ноженьку выставила, голову набок наклонила, чтоб смоляная коса на другую сторону упала. Ишь ты, совсем страх потеряли, прислуге волосы надлежит зачесывать гладко, да украшательства ненужного избегать. А эта...
– Но с блаженной чего взять? Сегодня деньги есть, а завтречка фьють и пусто.
– Фьють, - согласился с Марьяшкой тихий голос.
И девицы
замерли, уставились на хозяйку, которой на кухне делать было совершенно нечего.Ишь ты.
Тоненькая.
Исхудавшая едва ль не до прозрачности. И без того диво, как на ногах-то держится... оно-то и понятно, сколько годочков она была вроде и человеком, а вроде и нет.
Ходила.
Сидела.
Улыбалась вот этою своею улыбочкой, от которой душа прям в пятки падает. Хозяин к ней с дюжину целителей приводил... и не только целителей.
Монахов еще.
Старушек, про которых говорили, что блаженные они. Да без толку. Целители разводили руками, монахи молились и благовония жгли, весь дом провоняли. Старушки бормотали что-то там, яйца катали по волосам и жгли шерсть черных кошек.
Не помогало.
Да и как поможет, когда тело - это тело, а души в нем нетушки... но, выходит, вернулась. И глядит вот строго, хмуро.
– Почему в доме беспорядок?
– поинтересовалась она, обращаясь к Эдуарду Архиповичу, который под взглядом серых глаз смутился разом.
– Пыль не вытерта. Каминные решетки гарью заросли. И я уже не говорю про паркет. Еще немного и ноги к нему прилипать станут
Эдуард Архипович с немалым удовлетворением вздохнул.
Сомнения?
Были, как тому не быть. Когда человек не один год не в себе, то где ж поверить в чудо-то? Очнулась? Заговорила? Оно-то хорошо, конечно, но... все одно беспокойно. Однако раз уж на пыль с каминными решетками внимание обратила, то, стало быть, вправду здоровая.
Хозяйство, оно вообще бабскую душу исцеляет.
Маришка, верно, смекнула, что с хозяюшки станется выставить ее прочь, пискнула и, подхвативши веничек из перьев гусиных - поистрепавшийся, погрызенный даже, а все лучше, чем никакой - бросилась с кухни. И прочие за ней.
Эдуард Архипович остался.
За бороденку себя ущипнул. Поклонился.
– Желаете еще чего?
– Желаю, - ответила хозяйка.
– Молока. Сладкого. И еще... вы не знаете, где взять приличную кухарку? Простите, но то, что вы готовите... несколько... несъедобно.
Она улыбнулась робко, виновато. И Эдуард Архипович почувствовал себя виноватым. Батюшка всенепременно сумел бы уговорит Петрачевскую, убедил бы не искать нового дома... нет же, вбила себе в голову дурную, будто бы этот проклят. И помощницу за собой сманила.
И горничных.
И даже конюха, который, впрочем, занимался не столько конюшнями, сколько садом.
– Я... постараюсь.
Ему благосклонно кивнули и добавили:
– И свечей еще купите, а то вдруг закончатся.
Свечей? Да с превеликою радостью. На свечи денег хозяйственных хватит с остатком, на который, право слово, многие зарятся, но Эдуард Архипович не той породы, чтобы разворовывать. Небось, род его честно служил.
И служить будет.
А свечи... коль охота барышне с ними сидеть, то пускай себе. Слыхал он, что у иных и куда как большие странности случаются. Сказывали, одна вот свиней в доме держать вздумала... от свиней, небось, ущербу куда как поболе, а противоогневые заклятья он той неделей обновил.
– Знаете...
– она остановилась на пороге, замерла, прижав руку к губам.
– Возможно... у нас будут гости... я не уверена, но все-таки... проследите, чтобы комнаты приготовили.
Она поднялась наверх, чувствуя спиной внимательный взгляд. И сумела выдержать его, сумела не расплакаться без причины, как ныне это случалось частенько. Вцепилась в хвосты шали вязаной, затягивая их на груди. Но теплее не стало.