Охота на охотника
Шрифт:
Она у Димитрия такая.
Воспитанная.
А вот с защитой сирот надо будет чего-то думать, но то - Лешеково дело, он цесаревич, пускай и решает.
– Вот как-то так, - сказала Лизавета и отхлебнула-таки чаю, поморщилась.
– Холодный... так что, сам понимаешь, в жены я тебе не гожусь. А в любовницы если...
И вновь замолчала, верно, обдумывая найсерьезнейший вопрос, годится она хотя бы в любовницы такому важному человеку. Димитрий же чашку у нее забрал, а то ж того и гляди вывернет на себя, и за рыжую прядку дернул.
– Бестолочь.
–
– И сам такой, - соглашаться с ней было просто. Во всяком случае сегодня и сейчас. Димитрий протянул бутерброд с ветчиной и соленым огурцом.
– На вот, съешь... и подумай, чем бы ты хотела заниматься.
Бутерброд она взяла.
Огурец сняла.
И сунула за щеку. Отломила от хлеба корочку и сунула за другую, ставши похожей на рыжего хомяка. Закрыла глаза...
...любовница.
Какая из нее любовница? Любовница - это когда несерьезно, когда всегда в приподнятом настроении и шелках с кружевами, веселье по расписанию и никаких обид.
Никаких обязательств.
Никаких неприятных случайностей. Редкие встречи, еще более редкие выходы в места, в которые прилично приходить именно с любовницами и подарки в благодарность, благо, состояние позволяло Димитрию быть благодарным.
Лизавета жевала.
Думала.
И взгляд ее был привычно туманен.
...а если украсть? И в церковь. Батюшку подходящего отыскать несложно. Обвенчает и согласия не спросит, а дальше как-нибудь...
...чем Лизавета хочет заниматься?
Он ведь спрашивал уже, и тогда ответа у нее не оказалось. А теперь вот... она же хотела писать? Но не о чиновниках, которые взятки берут или девиц на непотребности склоняют, но о вещах не менее важных.
О публичных домах с тайной их жизнью.
...он в ужас придет, если узнает, что Лизавете в этаком месте не то, что просто побывать пришлось, но и провести не одну неделю, выслеживая одного урода.
Нет.
Не о том.
О престарелых проститутках, изрядно побитых жизнью, а потому не знающих ни жалости, ни сомнений. Ими, если разобраться, движут страх и понимание, что никому-то они не нужны, что стоит оступиться, и разом они окажутся на улице, если не сразу на кладбище.
О своднях.
И девицах простоватых, деревенских, которые едут за лучшей жизнью и сперва, пока молоды и свежи, даже находят ее. О мужчинах, полагающих, что заплаченные деньги дают им полную власть над другим человеком. О пороках тайных и явных...
...нет, цензура не пропустит.
Этакое и в приличных газетах печатать? Никак неможно.
А если о другом? О тех же сиротах, которые, оставшись без родительского надзора, оказываются практически на улице? И ладно, если имеется родня, но ведь не всегда она действует во благо...
...о границе и людях, которые на ней живут.
О севере.
Юге.
О тайной жизни рынка. Или
вот о доходных домах, многие из которых, которые поплоше, с легкой руки хозяев превращаются в подобие домов для свиданий.Да, пожалуй, она хотела бы написать о многом, но поймут ли...
Лизавета вздохнула.
А князь... он опять слушал. Этак, участливо, внимательно... до того внимательно, что хотелось совсем даже не говорить, а... приличные девицы о таком думают только после свадьбы. Ну или хотя бы помолвки.
– В этом может быть смысл, - Димитрий поскреб подбородок.
– Почему бы и нет? Нам давно пора было бы заняться прессой... создать этакое, скажем, независимое... относительно независимое издание, чтобы печатали всякое...
– А цензура?
– И цензура будет, - успокоил князь.
– Куда ж без нее, но... форматы стоит пересмотреть, да и вообще с точки зрения разумной пропаганды...
– Я не хочу пропаганды!
– Всегда приходится с чем-то мириться. Да и никто не просит тебя прославлять государей, на это свои люди есть... нет, надобно, чтобы писали правду... не всю, само собой, ты же не настолько наивна?
Лизавета пожала плечами и сунула в рот обгрызенную колбасу. Всегда она так, когда голодна была, сперва хлеб съедала, а колбасу напоследок оставляла, как самое вкусное.
И матушка ругалась.
– Это чтобы обид не было, но вот... наши пишут об Арсиноре, а в губерниях - о них же. Пишут много всякого, но большею частью или сплетни, или пустое... нет, это дело надобно обмозговать.
Он встряхнулся и встал.
Руку подал.
– А ты от меня все равно не сбежишь...
И Лизавета поверила. У нее получилось выдержать взгляд и улыбнуться даже, и сказать:
– Я и не собираюсь.
Глава 21
Глава 21
Ее императорское Величество выглядели не самым лучшим образом. Чешуя покрывала левую половину лица, а правая опухла, покрылась мелкими язвочками, чего прежде не случалось.
– Просто, - голос и тот сделался глух, тяжел.
– Процесс... начался не вовремя и идет слишком быстро... мое тело не успевает.
– Молчите, - велела княгиня Одовецкая, осторожно касаясь щеки императрицы. Но даже это осторожное прикосновение причинило боль.
Лопнули язвы.
Потек гной.
– Ложитесь и не шевелитесь, - Одовецкая помогла императрице вытянуться на каменном ложе. Эта пещера была лишена драгоценного убранства, но все одно камни дышали силой. Здесь едва-едва получалось повернуться двоим, а третий был бы и вовсе лишним, и потому остался в коридоре.
Стоял, прижавшись к стене, вслушиваясь в происходящее за массивной дверью.
Сжимались пальцы.
Разжимались.
И сердце летело вскачь, то возвращая в прошлое, где было круглое, будто циркулем вычерченное озеро. Гладкие каменные берега, и вода сама тоже гляделась камнем.