Охота за тенью

В холке может достигать человеческого роста. Поджарая, мех средней длины и густой, подшерсток разного окраса от рыжего до сероватого. В шерсти по всему телу прячутся шипы, больше всего их на загривке и шее для защиты. Морда массивная, похожа на волчью, лапы длинные, мускулистые. Может втягивать и выпускать когти. Хорошо прыгает. Длинный хвост без шерсти, с короткими шипами.

Ест любое мясо, но не трогает своих сородичей и почему-то собак с волками. (Пометка на полях: "Повод отнести химеру к семейству псовых..."

Пометка ниже: "Может быть, но сюда мягко говоря, не вписывается способность втягивать когти, к тому же у других подвидов химеры строение тела более близко к кошачьему")

Оружие - когти, чаще зубы.

Укус молодой химеры ядовит; вызывает частичный паралич. При больших количествах смертелен. Химера может бить противника хвостом как бичом, но делает это редко. Охотятся стаей, разбиваются по ролям.

Уязвимое место: живот. К магии восприимчива.

Бестиарий, Глава вторая. Учебник по неестествознанию за 936 год.

***

Под волчьи завывания где-то за дальними холмами, по ночному лесу хрустелось как-то особенно бодренько. Особенно если учитывать то, что среди следов обычных волкулаков выделялся один волкодлак. И если с его приятелями я справлюсь так же, как со стрыгами, то с ним самим придется повозиться.

– У тебя вообще нет никаких страхов?
– подозрительно спросил вампир, топая слева и чуть позади.

Я то и дело склонялась к земле, проверяя след трех крупных особей. Пока он уводил строго на северо-восток, значит, следы они не запутывали, шли прямо и уверенно.

– А ты все ждешь, пока я завизжу и полезу на дерево, как твои прежние знакомые?
– Откликнулась я, демонстративно поправляя кинжал на бедре.

– Да они не... откуда ты там знаешь, с кем я общался?
– сморщился он.
– И при чем тут мои ожидания? Я просто не пойму, как из обычных людей, которые наверняка ведь не лишены нормальных эмоций, делают вас.

– А что с нами не так?

– Сколько слышал об охотниках - правда, наверняка из того что слышал, нужно отнять половину, а потом снова разделить и отнять половину - никогда они не боятся и не брезгуют самыми мерзкими заданиями. Лезут на помойку, где завелось упыриное гнездо, по колено в грязи ждут в засаде на кладбище зубаря - часами! По дождем ли, в мороз - неважно, если надо, значит надо. Ну, ладно, ладно.
– Он вскинул руки, показывая, что это не вопросы, и уж точно не в обиду мне, а скорее размышления.
– Это, может быть, ваше чувство долга, воспитание. Но страх! Куда вы его деваете? Я думал, вы пьете какие-то зелья, которые притупляют эмоции, но за тобой такого не заметил. И как же тебе удается так отличиться от моих, скажем так, прежних знакомых? Тебе ведь придется очень туго с этим волкодлаком?

Я задумалась. Рассуждал он слегка сумбурно, но в принципе, суть указал верно. Я и сама когда-то задавалась похожими вопросами.

– Это правда, что говорят о вашем обучении?
– Добавил он чуть тише.
– Вас запирают в склепе, или в подвале с чудовищем, на ночь. Выпускают лишь наутро, и только если нечисть будет убита. И после этого вы уже не боитесь ничего. Я думал, это слишком жестоко...

– Не помню такого.
– Я отвела волосы с лица и остановилась, поправляя косу и затягивая так, чтобы не мешала.
– И не потому что недавно переродилась, а потому что этого не могло быть. Если так учить, то на всю жизнь с человеком останется тот страх, который он испытает. Это может сделать его слабым. Особенно если потом он снова встретит ту же самую нечисть. Вытравить это из себя будет очень трудно. Нет.

Я покачала головой, бросая на него взгляд через плечо. Рен слушал внимательно, ему явно было интересно узнавать все от непосредственного участника, а не через слухи.

– У нашего обучения совсем другие принципы. Нас не заставляют преодолевать свой страх, а учат тому, что он только помеха. Нечисть учат не бояться, а сразу прикидывать, как именно ее можно убить, и как это сделать быстро. Даже не знаю, может, используются еще какие-то методы убеждения, но в итоге на любого монстра охотник смотрит как на задачку той или иной степени сложности. Может ли он вообще ее решить, как это сделать, и как затратить на это минимум усилий. Так что...
– я развела руками.
– Наверное, я просто отвыкла бояться.

– По-моему страх темноты вытравить трудно.
– Возразил он.
– Все дети ее боятся.

Я подумала.

– Темнота лишь преграда, и ее легко преодолеть заклинанием или снадобьем. Я с самого обучения боюсь не темноты, а тишины. Когда вообще никаких звуков кроме собственного дыхания. Вот это - да. Это держит меня в напряжении. Тишина ненормальна, подозрительна, и может значить только то, что ко мне подкрадываются.

– Надо же. То есть, если ты не видишь своего противника, тебя это не волнует?

– Меня много раз тренировали с повязкой на глазах. Отучали полагаться на зрение. Так что да, мне неважно, что я не вижу противника. Лишь бы я могла слышать его.

– Впечатляет.

– Правда?

Не то чтобы мне польстило, но...

– Да. Для меня-то слух, конечно, важнее зрения. Но вот доведись драться с кем-нибудь, не хотел бы я делать это вслепую.

– А я когда-то на месяц лишилась слуха.
– Призналась я.
– В лаборатории у нас разбился какой-то реактив, да еще так неудачно, прямо на порошок с катализатором. А я стояла ближе всего. Ну ладно: это я его и разбила. Рвануло так, что едва окна не вылетели. А я месяц общалась с другими при помощи записок или жестов. Вот тогда было страшно. Боялась, что если что-нибудь случится, я буду беззащитной.

Бр-р, даже вспоминать не хочется. Сверну эту тему. След наверняка идет в сторону их кладбища, вон как заворачивает.

– Давай не будем об этом. Предстоит дело.

– А ты полна интересного!
– Полушутливо заметил вампир, обгоняя меня на пригорке. Встал и повернул голову вправо, тоже увидев крышу традиционной часовни, где отпевают покойника, прежде чем отдать его земле.

– И ты, господин музыкант.
– Ровно ответила я.
– Рен, я знаю, что ты этой ночью пытался сбежать.

Его снова будто окатили из ведра: разом подобрался, напряг плечи.

– Что ты скрываешь? Или уже успел вбить что-то себе в голову?

Зыркнув в сторону подлетающего ястреба, Лаурен открыто выругался на пустынном наречии и ушел вперед, в сторону кладбища.

Я непонимающе посмотрела в гордую, удаляющуюся от меня спину, и повернулась к сидящему рядом на ветке наставнику.

– Похоже, кто-то решил, что если я пару раз позволила уйти от разговора из уважения к личному, то теперь так можно делать постоянно?
– Уточнила я, нарочно не приглушая голоса, и мрачно размяла ладони, хрустнув костяшками пальцев.
– Кажется, пора ему объяснить, что я умею угрожать не только вилкой.