Окассен и Николет

имущество не отдаст.

Они смотрели на нее и были поражены ее

красотой.

— Передать ему это ? — ответил тот,

который был поразговорчивее других.—Будь

проклят тот, кто скажет и передаст ему это! Это все

выдумки, что вы говорите; в этом лесу нет ни

одного зверя, ни оленя, ни льва, ни кабана,

который был бы так дорог, что один кусочек

его стоил бы дороже двух или самое большее

трех денье, а вы говорите о таких больших

деньгах! Будь проклят тот, кто вам поверит

и ему скажет об этом! Вы фея, нам вас совсем

не надо, идите своею дорогой.

— Милые дети,— сказала она,— сделайте то,

о чем я говорю! У этого зверя есть такое

лекарство, что Окассен сразу излечится от своего

недуга. Вот у меня в кошельке есть пять су,

возьмите их себе, если вы согласны передать ему

то, что я прошу. Пусть он охотится здесь в

течение трех дней, а если он не найдет ничего

за три дня, то ему больше никогда не видать

этого зверя и не вылечиться от своего недуга.

— Честное слово, — воскликнул пастух, —

деньги-то мы возьмем, и, если он сюда придет,

мы ему все скажем, но сами не пойдем его

искать.

— Ну, хорошо,— ответила девушка. Она

простилась с пастухами и ушла.

Здесь поется:

Пастухам послав привет,

Удалялась Николет,

Трудный путь направив свой

Через темный лес густой.

И тропинкой вековой

В край пришла она глухой.

Семь дорог скрестилось тут,

Что по всей стране идут.

Вдруг ей мысль пришла одна:

Хочет испытать она,

Любит Окассен иль нет?

Собирает Николет

Белой лилии цветы,

Травы, свежие листы,

И из веток и цветов

Чудный уголок готов.

„Боже правый, мне внемли!

Друга ты сюда пошли.

Если мимо он пройдет,

Здесь хоть миг не отдохнет,

Значит, я не друг ему,

Конец всему!"

Говорят, рассказывают и повествуют:

Николет устроила беседку, как вы уже

слышали, славную и красивую, убрала ее

цветами и листьями снаружи и внутри, а сама

спряталась неподалеку в кусты, чтобы

посмотреть, что будет делать Окассен. И пошел слух

по всей стране и по всей земле, что Николет

пропала. Одни говорили, что она бежала, а

другие полагали, что граф Гарен велел ее убить.

Если кто-нибудь этому и радовался, то Окас-

сену совсем не было весела.

И граф Гарен, его отец, освободил его из

тюрьмы, созвал со всей страны рыцарей и

девушек и устроил пышный праздник, думая так

развеселить Окассена, своего сына.

В самый разгар празднества Окассен,

печальный и унылый, стоял, прислонившись к

колонне. Кругом все радовались, но Окассену

не было весело, так как здесь не видел он

ничего того, что он любил. Один рыцарь,

увидев его там, подошел и окликнул его.

— Окассен,— сказал он,— я был болен тем

же самым недугом, что и вы. Я вам дам

хороший совет, если вы хотите мне довериться.

— Господин мой,—сказал Окассен,—спасибо

вам, хороший совет мне дорог.

— Садитесь на коня и поезжайте

прокатиться по этому лесу, вы увидите там цветы и

травы и услышите, как поют птички. Быть

может, случайно вы там услышите такое

словечко, от которого вам станет легче.

— Господин мой,— ответил Окассен,—

спасибо, я так и сделаю.

Он уходит из залы, спускается по ступеням

вниз, идет в конюшню, где стояла его лошадь.

Потом он велел оседлать и взнуздать коня,

вложил ноги в стремена и поехал: прочь от замка.

И ехал он до тех пор, пока не достиг леса.

И дальше подъехал он к ручейку, нашел

пастухов как раз в девятом часу дня. Они

разостлали плащ па траве, ели хлеб и очень ве-

селились.

Н а опушке у реки

Собралися пастушки:

Эсмере и Мартине,

Фрюэлин и: Жоане,

Рабекон и Обрие.

И сказал из них один:

„Окассен, наш господин,

Храбрый рыцарь молодой,—

Видит бог, хорош собой.

Здесь красавица была,—

Много денег нам дала:

Золотистая, в кудрях,

Свет сиял в ее глазах.

Можем мы купить теперь

Пряник сладкий и свирель,

Острый ножик, флейту, рог,—

Будь с ней сам бог!"

Говорят, рассказывают и повествуют;

Песня пастухов напомнила Окасссну о

Николет, нежной подруге, которую он так

любил, и юн подумал, не проходила ли она мимо?

Он пришпорил коня и подъехал к пастухам.

— Бог на помощь, милые дети!

— Здравствуйте,—ответил ему тот, который

был поразговорчивее других.

— Милые дети, спойте-ка еще раз ту

песенку, которую вы только что пели.

— Нет, петь мы больше не будем,—ответил

тот, который был поразговорчивее других.— Будь

проклят тот, кто споет ее вам, сударь.

— Милые дети, разве вы меня не знаете?

— Как не знать! Вы — Окассен, наш молодой

господин, только мы не ваши, а графские.

— Милые дети, сделайте то, о черт я прошу.

— Ну, вот еще, чорт возьми! Стану я петь

для вас, если мне не хочется! Разве найдется в

этой стране хоть один такой важный человек,

кроме графа Гарена, который, найдя моих

быков, коров и овец, на своих лугах и в своей