Окно в Полночь

Пока они цапались, я переоделась, помыла руки, покормила кота и поужинала. Час прошел, а эти двое шипели и, похоже, замолкать не собирались. Я вооружилась чашкой чая и пошла наводить мосты. У меня еще дел куча, нефиг отвлекать.

— Так, заткнулись оба!

— Но эта!..

— Но этот!..

— Заткнулись, я сказала! Или идите ругаться на улицу!

— Она весь огонь выпила тогда!.. — возмутился Сайел. — И меня едва не выкачала, и силовые нити перебила! И как бы я тебя от серединного спасал, а, Васюта? Да если бы не эта, я бы раньше опасность учуял и быстрее его…

— Кушать всем хочется! А всех «если бы да кабы» не предусмотреть! Высказался и забыл!

— А он за тобой с рождения должен был присматривать! — «сдала» сородича Ауша. — За тобой и Алевтиной! А он удрал, как только Евдокия умерла и привязка ослабла! Бросил вас с сестрой! Удрал, и к кому? К Игнату под крылышко! — и презрительно глянула на Сайела сверху вниз: — А теперь надоело в грязи валяться, да? Или накосячил так, что только прятаться и остается?!

Ябеды.

— Ну, я бы к Игнату Матвеевичу под крылышко тоже удрала, — заметила я понимающе. — Он так обаятельно, искренне и доброжелательно охмуряет… Мне понравилось. Удрала бы, да. С удовольствием. Только вот принципы… — и сурово посмотрела на черную саламандру: — Высказалась и забыла!

— Но… — начали оба.

— Вон! — у меня лопнуло терпение. — Оба! Или из дома, или в спячку, или куда хотите! До полуночи — два часа, и я не собираюсь растаскивать вас по углам! И спать под ваши маты — тоже!

Рядом с пылающими сущностями я выглядела, прямо скажем, несолидно, но у меня было другое преимущество — своя территория. И кот. Баюн группой поддержки сидел рядом, задрав морду, и укоризненно шипел на саламандров. Те попыхтели, но заткнулись. Ауша, сухо попрощавшись, ушла сквозь дверь, а Сайел устремился к подсвечнику. А я — в постель. Нужно обдумать информацию… Но вместо размышлений, едва завернулась в одеяло, вырубилась. Чтобы проснуться от тихого шепота. Опять Валик?..

— Нет-нет, видно… нет… видно… а не должно… нет… не должно… — тихий женский смешок, и полубезумное: — Нет-нет-нет… — крадущиеся шаги по комнате и скрип передвигаемой мебели. — Нет, не то… Опять… Вот здесь… Да! Место!.. — и вновь довольный смешок: — Никто!.. Никто не поймет!.. Не увидит!.. Не узнает!.. Я там была!.. Но никто… Никто! — и снова тихий смех.

Я вздрогнула, съежившись. Из-под кровати раздался мерзкий царапающий скрежет, и подо мной задрожал матрас. Я перекатилась на бок, не удержалась и свалилась на пол. И проснулась, стукнувшись затылком об пол. Черт знает, что… Выпуталась из одеяла и потерла ушибленное. И удивленно прислушалась к бою часов. Раз, два, три, четыре, пять, шесть, семь… Семь утра? Я проспала всю ночь — и никаких «героев»? Я снова посмотрела на кровать и содрогнулась, вспомнив скрежет. Будто там… царапали. Писали?.. «Квартира дусина многое бы объяснила, все ответы — там», — сказал Игнат Матвеевич.

Включив свет, я вооружилась зажигалкой и храбро полезла под кровать. Ведь хотела после подвальных находок проверить мебель в квартире… Под кроватью — темно и пыльно. И откуда она только берется, и чуть больше недели после уборки прошло… Фонарик на зажигалке был слабенький, но слова я разобрала — кривые угловатые буквы, нацарапанные ножом на досках. Ить, на чем я сплю… Неудивительно, что кошмары одолевают.

— Васют? — проснулся Сайел. — Ты где?

— Здесь, — отозвалась из-под кровати, помедлив. Хотя… — Сай, можешь посветить?

В полумраке рассыпались белые искры, и саламандр просочился ко мне. Лег рядом на спину, и тьма сменилась ровным теплым светом.

— Это еще что такое? — удивленно уставился на надпись и, запинаясь, прочитал: — «Я не был мертв, и жив я не был тоже…»

— Это, друг мой, Данте, — я перекинула через плечо косу и тоже улеглась, положив руки за голову. — Цитата из «Божественной комедии».

— И что?

— «Я не был мертв, и жив я не был тоже…», — повторила я задумчиво. Сколько же бабушка мучилась, пока писала… — Что-что… Межмирье это. Очевидное и невероятное. Где еще можно быть и не живым, и не мертвым, не умирать, но и не жить?

«Никто не увидит и не узнает…». Надо обследовать мебель. Сон явно в руку. Я выползла из-под кровати и ринулась изучать стулья, шкафы и столы.

— Надеюсь, ты паркет с обоями отдирать не собираешься?

Вопрос застал врасплох. Писатель всегда в поиске. И он всегда будет писать. И писать, где угодно и на чем угодно. Идеи часто застают врасплох, и писать приходится там, где настигнет. А уж если хочется спрятать записи так, чтобы никто не догадался…

— А это мысль…

Не зря Игнат Матвеевич рвался именно в квартиру. Когда я сюда въезжала, стены закрывали газетные полосы, а мне было лень их отдирать. И мы с папой и Алькой наклеили новые обои поверх «газетных». Интересно, а есть ли что-то под ними?

— Записи на обоях? Никогда бы не подумал…

— Я тоже.

— Хотя сама пишешь на салфетках и туалетной бумаге?

— У всех творческих людей — свои причуды, — я тщательно обследовала круглый кухонный стол. Сверху — ничего, а вот снизу…

— Сай, ты мне нужен как мужчина. Будь добр, переверни стол.

— Я могу полезным и как саламандр! Может, посветить, и хватит?

— Нет, переворачивай! Тут в щелях что-то есть.

Кажется, тут топором щели прорубали… А ведь я несколько раз стол мыла и ничего не замечала! Ага, спасибо астралу… Я принесла пинцет и выудила из деревянных прорех клочки бумаги. М-да, бабуля… Что же с тобой сделали, если у тебя так снесло крышу?.. Неожиданный утренний квест, прямо скажем. Я сложила клочки бумаги один к одному, по линиям разрыва. Получилась страница. Первая страница эпилога, ибо последняя глава, украденная у Иннокентия Матвеевича, рассказывала о последнем же испытании. А вот после…

— Что написано?

Я склеила скотчем клочки бумаги, села на стул и вчиталась в косые строчки. Так, успел и пришел первым… Тень хранителя… Выбора нет, и он в принципе невозможен… Место рядом занято с рождения…

— Вась!.. Мне же интересно! — ныл саламандр. — Рассказывай!

— Он знал, — пояснила я тихо. — Иннокентий Матвеевич ошибся. «Герой» знал, что писцу тени не видать как своих ушей… Или дед ошибся, или… бабушка не сразу разобралась. И не о том предупредила, и рукописи спрятала, чтобы я не дописала, как она… Или… — я покачала головой: — или при последней встрече с братом она уже была… не в себе. И бредила. А он передал, что запомнил. А «герой» всегда знал — тени ему не видать. Ничьей.

Но мы с Алькой увидели его с тенью — во снах, в самом начале этой безумной истории. Вопрос. Очередной и риторический. Откуда он ее взял? Вероятно, костлявые руки и тень на лице… это знак тусующейся рядом сущности, этого… Муза, в смысле — мыши. И я готова спорить на хату, что бабушка и «герой» встречались. В межмирье. И бабушка благополучно вернулась обратно. Почти благополучно. Зачем только встречались?..

— И-и-и?..

— Подробности хочешь — на, сам читай! Почерк ужасный!

Сайел взял склеенный скотчем лист, присмотрелся, выдержал театральную паузу и веско сказал:

— Я не знаю этого языка.

— В смысле? Читать не умеешь? Тут же русским по серому написано…

— Не русским.

— Чего? — я выхватила лист. Нет, ну я же понимаю отдельные слова!

— Это не твой язык, Васют. Это язык другого мира.

М-мать.

— Уверен?

— Абсолютно.

— Но я же… понимаю… — я растерянно смотрела на саламандра.

— А ты помнишь, что твой «герой» постоянно писал на стенах?

Я нервно разгладила края листа. Признаться, вчера по дороге домой я измучилась сомнениями. А «герой» ли в мою жизнь вмешивается? Зачем я ему, если у него уже есть тень? Но «за» моего «героя» говорит и предсказание Серафимы, и слова деда Кеши — о том, что бабушка умерла, когда за ней пришел кто-то, о ком я знаю. И Сайел туману напустил своими дурацкими «проекциями», тенями и прочей потусторонней ерундой. И, вроде, все сходится. Кроме мотива и цели. Нафига козе баян? Вот нафига?