Окрестности сорока

Учёный совет проголосовал "за" единогласно. А потом счастливая Васина жена принимала поздравления присутствующих уже в более основательном и значительном качестве - кандидата экономических наук.

................................................................................ Вечером, после защиты, супруги Буркевич, Викины оппоненты, некоторые коллеги и наиболее близкие друзья и родственники были приглашены на небольшой импровизированный банкетец, устроенный на квартире у Васечкиных.

Таисия Петровна расстаралась ради дочери: стол прогибался от деликатесных блюд и бутылок, плотно расставленных на белоснежной скатерти. Была и икорка - чёрная и красная, - и балычок, и заливная осетринка, и, конечно же, - горы фирменных бабулиных пирожков. И в "Советском шампанском", и в водке недостатка не имелось. Откуда же взялось всё это при пустоте московских магазинов?! Да, бабуля в тот день превзошла саму себя!

Нужно отдать должное и Томочке, которая активно участвовала в приготовлении всех этих явств и собственноручно испекла гигантский пирог с начинкой в виде кисло-сладкой лимонной пасты, - так называемый "лимонник".

Банкет открыл профессор Буркевич, - мелковатый, плешивый мужчина в засаленном костюмчике и при таком же галстуке, - подняв бокал за "новорожденного кандидата наук".

– Диссертация, - это, конечно, хорошо. Но это - только начало, - сказал он.
– Теперь, Вика, вы дайте нам открытие, дайте свою оригинальную теорию, дайте монографию. Вы теперь дозрели до самостоятельной работы и должны искать дальше сами. А я уже ни во что не буду вмешиваться.

Таисию Петровну распирали радостное возбуждение и гордость за свою дочь, - "учёную кандидатку". Не обошлось, конечно, и без "Краткой истории жизни", которой она в течение получаса потчевала быстро захмелевшую публику.

Вскоре инициативу управления столом, то есть роль импровизированного тамады, взял на себя Васин отец. Этот небольшого роста мужчина, лет шестидесяти, лысоватый и с чёрными усиками, несколько укорачивающими его чрезвычайно длинный нос, был обычно довольно молчалив. Однако, под действием даже небольшой доли алкоголя Владимир Петрович становился изрядно красноречив и речеобилен. Как он сам говорил, - цыганская кровь закипала тогда в нём. Действительно, было известно, что прапрадедушка Владимира Петровича был настоящим цыганом.

Сначала профессор Васечкин поочерёдно предоставлял слово всем сидящим за столом. Но постепенно и сам всё чаще и чаще стал сыпать тостами. Он поднимал бокал за Российскую науку, за Викиного научного руководителя и его супругу, за дальнейшие Викины учёные успехи. А также - за супружеский союз между сознательной Викой и его непутёвым сыном, за большое научное будущее Антоши, за Викиных сестёр и за их грядущие диссертации, за Таисию Петровну и её многосильную энергию.

Супруга достойнейшего профессора-физика, Флора Павловна, иногда строго поглядывала на мужа, а то и что-то тихонько шептала ему, явно будучи недовольной тем, что тот слишком уж увлёкся возлияниями. Флора Павловна была строгой, но справедливой и добросердечной дамой. Как мы уже знаем, она не отличалась крепким здоровьем, поэтому каждый выход в люди для этой интеллигентной и впечатлительно-нервной женщины был значительно-радостным событием. Сама изрядно общительная, Флора Павловна больше всего ценила в людях коммуникабельность и теплоту чувств и иногда, может быть и справедливо, обижалась на с виду несколько холодноватых Владимира Петровича и Вику, за их "неродственность".

Уже к концу застолья как-то сама собой вышла небольшая научно-экономическая дискуссия, в которой доктрина регулируемой рыночной экономики боролась против теории свободного рынка. Первую точку зрения защищали профессор Буркевич, его жена, Вика и её старшая сестра Рита. Вторую - Костя и Маша Куропаткины и коллега Вики по лаборатории тридцати пятилетний старший научный сотрудник Бум.

Изрядно принявший на грудь Костя не стеснялся в выражениях и обзывал профессора Буркевича и его сторонников навозными жуками, копающимися в экскрементах казарменного коммунизма, а также утверждал, что коммунисты ничего лучшего, чем "поголовную гондонизацию населения" в экономике придумать не способны.

По-видимому, Костя имел в виду тот факт, что в последнее время на пустоватых прилавках московских аптек стали регулярно появляться отечественные презервативы, - смазанные силиконовым маслом и с отстойниками для спермы. Они были упакованы один за другим по десять штук в длинные ленты из блестящей серебряной фольги. Каждая такая упаковка, прозванная в народе "пулемётной лентой", стоила один рубль. Презервативы эти были весьма сносного качества по сравнению со старыми отечественными образцами, стоившими хотя и две копейки за штуку, но имевшими неэстетичную бумажную упаковку, - а самое главное, - бывшими без смазки, без отстойника и обладавшие пуленепробиваемой толщиной.

Бум также критиковал Буркевича, но сдержаннее, не забывая о том, что тот - его непосредственный начальник. Профессор же Буркевич не обижался, а осыпал в ответ оппонентов (преимущественно с помощью своей эрудированной супруги, и Риты, которая трясла от возмущения головой, что с ней не редко случалось, когда она нервничала) цитатами, надёрганными из многочисленных томов собрания сочинений В.И. Ленина.

Прилично захмелевший Ваня Мошонкин, несмотря на своё экономическое образование, в диспуте участия не принимал, а хранил по своему обыкновению абсолютное молчание, с интересом, однако, наблюдая за развитием словесной перебранки. Лишь изредка он сдержанно икал или обрывал чересчур распалявшуюся супругу весомым аргументом: "Заткнись, дура!" Тактичные гости, естественно, не обращали ни малейшего внимания на Ванину некультурность.

Эта дискуссия могла бы длиться до бесконечности, но её прервал ворвавшийся в Викину с Васей комнату, где уединились спорщики, изрядно уже пьяненький Владимир Петрович. Широко раскинув руки и громко рыча, он имитировал идущий на посадку самолёт.

Гости разошлись поздно. И после них было немало работы по уборке со стола и мойке посуды.

................................................................................. Оставшись наедине с женой, Вася вручил ей подарок - упакованные в изящную коробочку серебряные наушные клипсы и кольцо с крупным камнем изящной огранки. Украшения были сделаны по собственным эскизам Васечкина ювелиром-любителем Гопасяном, армянином, - знакомым тёти Поли. Гопасян - по основной профессии биолог, - содержал подпольную ювелирную мастерскую, где изготовлял воистину изумительные вещи. Это хобби изрядно умножало скудное жалование научного сотрудника.

Клипсы представляли собой согнутые игривой дугой тонкие, хрупкие листики какого-то диковинного растения. В центре каждого из них, у начала стебелька, помещалось по крошечной жемчужине. Держались клипсы на мочках ушей при помощи хитро приспособленных, инженерных, винтовых зажимов, сделанных также из серебра.

Кольцо несло на себе сложный, но не громоздкий растительный орнамент, а в него вплетался, как причудливый плод, камень переменчивого настроения - александрит: сине-зелёный при солнечном свете и розовый при искусственном освещении. Этот камушек наш герой извлёк из старой, сломанной брошки, которую, будучи ещё ребёнком, выпросил у своей ныне уже покойной бабушки. А на серебро для украшений пошли несколько Советских полтинников 1920-х годов из Васиной нумизматической коллекции.

Получая изготовленные ювелирные изделия и расплачиваясь с мастером (работа по изготовлению украшений стоила целую месячную зарплату молодого кандидата наук!), Васечкин ощутил, что шустрый, чёрненький Гопасян напоминает ему кого-то, виденного раньше. Была в ювелире какая-то изменчивость форм. От округлых очертаний он беспрерывно переходил к угловатым, - и обратно. А, может быть, у Васи просто рябило в глазах. Наш герой даже подумал, что эти переходы чем-то напоминали, трансформации доктора Кубышки - из бочкообразного состояния в бутылкообразное. Но, в то же время, что могло быть общего между маститым психотерапевтом и ювелиром-любителем? Какая-то чепуха!