Октавия
Шрифт:
– А они у себя в семье вообще привыкли к внебрачным детям, у Биллиной сестры их по меньшей мере двое. У них и предки через одного так жили. Так что, - заключила она, - выбрось-ка ты эту фотографию Саймона и начинай новую жизнь. Билли славный малый, и денег у него куры не клюют. Но смотри, таких маменькиных сыночков надо брать тепленькими, пока они не успели опомниться.
– Мне даже не в чем идти, - сказала Гэрриет.
– У меня есть бесподобное оранжевое платье в облипочку, - сказала Самми.
– Вечернее, как раз то, что тебе надо. Я купила его год назад, все надеялась похудеть, но так и не похудела. Вот увидишь, на
***
Всю неделю Гэрриет никак не могла заставить себя сказать Кори, что она тоже собирается на бал. Она уже успела принести из чистки его красный фрак с серыми отворотами, постирать и накрахмалить его парадную рубашку и примерить оранжевое платье Самми, которое сидело на ней как влитое. Близилась пятница, но Гэрриет все откладывала свое признание то из-за того, что Кори был погружен в работу и она не хотела его отвлекать, то у него было хорошее настроение, которое жалко было портить, то, наоборот, плохое, и ей не хотелось еще больше его ухудшать.
Под предлогом того, что у Шатти порвались все колготки, она съездила в Скиптон и купила себе огненно-рыжее боа, надеясь с его помощью хоть отчасти прикрыть наготу верхней части тела. Правда, подходящего лифчика под платье в Скиптоне не оказалось.
– Иди так, - сказала Самми.
– Надо быть свободнее.
– У меня все вывалится, как только я начну танцевать… если, конечно, кто-нибудь меня пригласит.
***
Зная, что, уложив детей, она уже ничего не успеет сделать, Гэрриет всю пятницу подпольно готовилась к вечеру. Сна уже покрасила ногти, помыла голову и обмотала ее платком, чтобы волосы потом не торчали колом. Когда она заканчивала чистить картошку детям к ужину, в кухню вошел Кори с двумя рубашками под мышкой.
– Па, больше сегодня не работай, - сказала Шатти, цепляясь за его руку.
Кори открыл дверцу стиральной машины и уже собирался бросить туда рубашки, но вместо этого присмотрелся и неожиданно извлек из кучи белья увядший букетик нарциссов.
– Цветочки стираем?
– О Господи, сегодня я что-то совсем рассеянная!
– Гэрриет покраснела.
– Я хотела бросить их в агрегат.
– Картошку, вероятно, тоже в агрегат? А очистки на сковородку?
– осведомился Кори.
– Кстати, что это ты так обмоталась? Что-нибудь болит?
– Нет-нет, все в порядке. Хочешь чаю?
– Лучше чего-нибудь покрепче.
– Он налил себе виски.
– Тебе надо что-нибудь поесть, - сказала Гэрриет.
– Надо бы, но через час или два мне опять придется есть.
Он отрезал себе кусок жареной свинины, уложил ее, вместе со стручком маринованного перца, между двумя кусками хлеба и развернул газету. Гэрриет вздохнула: его пристрастие к сухомятке выводило ее из себя.
Шатти вскарабкалась ему на колени.
– Ты сегодня уходишь?
– Ухожу.
– На бал, да? Возьми меня с собой.
– Не могу.
– А с Гэрриет ты будешь танцевать?
– продолжала она, не обращая внимания на Гэрриет, которая делала ей страшные глаза.
– На ней будет оранжевое платье, такое бальное, что вся грудь наружу.
– Не говори ерунды, - буркнул Кори.
– Да нет, правда!
– сказала Шатти.
– Ей его Самми дала поносить.
Кори обернулся к Гэрриет.
– Это правда?
Заливаясь краской, Гэрриет кивнула. Она так лихорадочно терла сыр над цветной капустой, что до крови содрала кожу на
указательном пальце.– Кто тебя пригласил?
– Билли Бентли, - сказала она, зализывая ранку.
– Не знал, что вы с ним знакомы.
– Мы встречались на вечеринке у Арабеллы и потом еще на охотничьих сборах.
– Понятно. А кто будет смотреть за Уильямом и детьми?
– Вообще-то я сегодня вечером не работаю, и миссис Боттомли обещала меня подстраховать, но если ты против - Билли Бентли сказал, что их няня согласна посидеть с Уильямом.
– Я вижу, Билли проявляет незаурядную активность, - сказал Кори.
– Даже не похоже на него. А где вы ужинаете?
– У его родителей.
– Смотри, чтобы они тебя не отравили. У них самая отвратительная кухарка в округе.
Сказав это, он встал и удалился, оставив на столе недоеденный сандвич и недопитое виски. Может, надо догнать его и попросить прощения?
– подумала Гэрриет. Но она как будто ни в чем не провинилась, разве что не сказала ему сразу о приглашении Билли. В конце концов, ее свободные вечера - это ее личное дело. Возможно, ему просто неприятно, что у няни его детей складываются какие-то свои отношения с его друзьями. Господи, и зачем она только согласилась!
Когда Гэрриет, в одних трусиках, сидела перед зеркалом и красилась, в дверь постучали, и ей пришлось схватиться за полотенце. Это был Кори, уже в красном фраке с серыми отворотами и в черных брюках. Его темные волосы свободно падали на плечи.
– Ты… неплохо выглядишь, - запинаясь, пробормотала она, хотя на самом деле считала, что он выглядит потрясающе.
Кори пожал плечами.
– К концу вечера, когда все это будет залито шампанским, я буду выглядеть гораздо хуже. Не поможешь мне подстричь ногти на правой руке?
Гэрриет склонила обмотанную платком голову над его рукой. Под платком у нее были бигуди, локти неловко прижимали к бокам полотенце, а пальцы дрожали так, что она боялась нечаянно поранить Кори.
– Уильям может оставаться дома, - сказал он.
– Я договорился с миссис Боттомли.
– Ты правда не возражаешь?
– Пожалуй, в последнее время я стал требовать слишком много твоего внимания. Имеешь же ты право немного отдохнуть.
– Имею, - сказала она без особого энтузиазма в голосе.
Он оглядел ее комнату.
– Тут у тебя темновато, иди лучше краситься в комнату Ноэль. Я приглашен на восемь, так что мне пора. Если на балу какие-нибудь сопляки начнут к тебе приставать - крикни, я тебя спасу.
***
Зеркало Ноэль Белфор отразило Гэрриет со всех возможных сторон. Туалетный столик в оборочках и розы на обоях чем-то напоминали голливудские декорации. Это была комната любовницы, а не жени, и ожидать, что Кори будет спать в ней один, было бы так же странно и нелепо, как пытаться натянуть на волкодава стеганый жилетик из шотландки и болоночий ошейник, украшенный драгоценными камнями. Странным казалось и обилие глядящих отовсюду фотографий хозяйки: Ноэль в бикини принимает солнечные ванны, Ноэль получает приз на кинофестивале, Ноэль спешит на премьеру, кутаясь в горностаевое манто, и, наконец, Ноэль смеется, а Шатти, Джон и Тритон глядят на нее полными обожания глазами. Эта последняя фотография почему-то задела Гэрриет больнее всего. Вон оно что, Тритончик, мстительно подумала она. Вон ты, оказывается, какой. Севенокс в жизни не стал бы подлизываться к кому попало.