Омут
Шрифт:
У Алека, в отличие от старшего брата, в радужках непослушный февраль с метелями, низкой температурой и снеговыми тучами. Он сам колючий, как снег на морозе. Неподступный. Непредсказуемый. Девушка впервые видела, чтобы кто-то так разговаривал с Киром. С вызовом, горечью, злостью. И также впервые видела как старший сын мэра так сильно кого-то любил. Наверное, поэтому даже не подумала обидеться на слова подростка и пропустила их мимо ушей. Когда человека так любят, значит, он не может быть плохим. Значит, он просто запутался.
Ключ в замке проворачивается почти бесшумно, в прихожей темно и Алёна ищет в карманах телефон,
– Олег, почему ты так дол… - начинает женщина, но увидев её, сбивается и меняется в лице.
– А, это ты, Алёна.
Отрадная старается пропустить нотки разочарования в её голосе мимо ушей и просто молча кивает. Снимает обувь, вешает курточку на вешалку и поправляет волосы, стянутые в хвост резинкой. Как же она всё-таки удивилась, узнав в протянутой Авдеевым белой пружинке свою вещь. Больше всего девушку поразило не то, что резинка нашлась в его машине, а то, что он её сохранил.
Девушек в моей машине, кроме тебя, не бывает.
Этой его фразе она, наверное, удивилась ещё больше. Потому что все знали, что сын мэра - лакомый кусочек и многие бы хотели хотя бы просто с ним общаться. Девчонки в университете и вовсе чуть ли не из кожи вон лезли, чтобы обратить на себя его внимание, пока Лиля не обрубила их энтузиазм на корню, заявив о своих с ним близких отношениях. Правда, оказывается, что и её с Киром ничего не связывает, если верить его словам. А Алёна же верит? Или всё же…
– Что это на тебе?
– Что?
– растерянно моргает Отрадная, не понимая, что мать имеет ввиду.
– На тебе мужская одежда.
Девушка вздрагивает и опускает взгляд на кофту Авдеева, про которую совершенно забыла. В которую куталась весь вечер, как в собственную, и не чувствовала разницы. Которую, если быть честной с собой, не хотела снимать.
– Это… - в мысли не приходит ничего, чтобы могло избавить её от лишних вопросов, а сказать правду не поворачивается язык.
– Это…
– Ромкина кофта?
– отвечает за неё Инна.
– Сними, пока Олег не увидел.
Ромины вещи давно исчезли из их дома, как бы Алёна не пыталась их сохранить, только оправдания получше не находится и она, вновь кивнув, хочет пройти мимо, в свою комнату, но мама перегораживает ей путь и пристально оглядывает с ног до головы.
– Где ты была? Ты видела уже сколько времени?
Королёва складывает руки под грудью и вздёргивает подбородок, что означает, что любой ответ, правдивый или нет, её ни за что не устроит. Усталый вздох вылетает из груди прежде, чем девушка успевает его сдержать.
– Занималась.
– В такой час?
– Я предупреждала, что задержусь.
Инна недовольно сужает глаза и поджимает губы. На ней домашний костюм нежно-голубого оттенка, подчеркивающий цвет глаз, и светлыми волнами рассыпаны волосы по плечам. Такая красивая, эффектная, уверенная и чужая одновременно. На пальце блестит обручальное кольцо, а во взгляде недоверие с подозрением.
– И чем же ты таким важным занималась, позволь узнать, если даже не смогла ответить на звонок?
– Ты звонила?
– удивляется Алёна.
– Когда? Я не слышала, чтобы… - она сбивается, вспомнив, что телефон и другие её вещи остались в квартире Кира.
– Чёрт, я же забыла телефон у…
– У кого?
Отрадная отводит взгляд в сторону, не желая говорить правду, и натягивает
рукава на ладони. Почему-то события сегодняшнего дня и вечера хотелось сохранить в тайне, хотя ничего постыдного в них не было. Просто… Просто они касались Авдеева и его семьи. И уже будто бы этот факт был достаточно весомым, чтобы соврать матери в очередной раз.– У Лили Гордеевой.
– Гордеевой? Это дочь того мужика, которого Марго увела из семьи?
– Рита никого не уводила из семьи, - тихо, но твёрдо поправляет девушка.
– Лиля - дочь её мужа.
– Ну, да, конечно, - с сарказмом усмехается Инна.
– Только я что-то не припомню, чтобы вы были с ней подружками.
– Для того, чтобы выполнить совместное задание, дружба и не нужна.
Хотя Алёна бы и не отказалась от того, чтобы Гордеева перестала видеть в ней врага. Тогда бы общаться стало гораздо проще.
– Ладно, допустим я поверила.
– Тогда я пойду к себе. Спокойной ночи.
Отрадная, наконец, проходит мимо мамы, решив, что разговор закончен, и направляется в комнату, как женщина останавливает её вопросом:
– Ты знаешь, где Олег? Он тебе звонил?
Плечи напрягаются, будто кто-то невидимый навесил на них что-то тяжёлое, и неестественно прямо выгибается спина.
– Не знаю, - отвечает девушка, не оборачиваясь.
На этот раз говорит чистую правду, несмотря на то, как упоминание об отчиме проходится по нервам острым лезвием и вынуждает сжать пальцы добела. Действительно не знает. Королёв никогда ни перед кем не отчитывался. Если и хотел встретиться, то просто писал или звонил, а она послушно бежала по его первому зову. Бежала от себя, эмоций, с которыми не справлялась, и мыслей по типу "а если…". Бежала быстро и отчаянно, боясь передумать, осознать свою никчёмность раньше времени и струсить.
– Он почему-то не отвечает на мои звонки и сообщения.
Алёна облизывает сухие губы и радуется, что мама не видит её лицо. На нём сейчас, наверное, чёрным по белому написано всё о чём она думает.
– Может, занят?
– Чем таким важным можно быть занятым в полночь, находясь вне дома?
Инна раздражённо вздыхает, а потом, не сказав больше ни слова, скрывается на кухне, где зажигает свет, гремит посудой и включает чайник. Отрадная же спешит к себе в комнату, в спасительную темноту, в которой не видно как она устало опускает плечи, сдёргивает с волос резинку и почти падает на прилежно застеленную с утра кровать. Глаза привычно упираются в потолок, наблюдают за тенями от шторы, шевелящейся из-за приоткрытого окна. Девушке бы подняться, прикрыть створку, раздеться, наконец, но она продолжает лежать и смотреть прямо перед собой, чувствуя, как запах, исходящий от кофты, заполняет личное пространство. Сейчас он немного другой, потому что к аромату моря прибавился запах её геля для душа и шампуня, но это его, на удивление, ничуть не портит.
Спасибо, что была рядом.
Если бы ещё месяц назад Алёне кто-нибудь сказал, что золотой мальчик, для которого лишь её присутствие в одном помещении было настоящим испытанием, поблагодарит за такую мелочь, она бы покрутила пальцем у виска. Теперь же его слова ворочаются внутри, как пушистый котёнок, будят что-то незнакомое, греют. Это странно, чуждо, непривычно и в то же время пугающе приятно. Кажется, что их даже можно почувствовать тактильно, но, когда девушка прикладывает руку к груди, то ощущает только мягкую ткань под пальцами.