Омут

Как же ты, чёрт возьми, красива!

От её ссутуленной позы и понимания того, что, скорее всего, мысли у неё в голове после разговора родителей не радужные, у Кира ломит затылок. Потому что изменить это он не сможет. Ведь он же для неё, бл*ть, ничего не значит. Ведь Отрадная лишний раз на него посмотреть не может нормально, без неприязни. Ведь они же друг друга вроде как не дух не переносят. Только этот факт не отменяет того, что Кир знает, что эта юриспруденция ей нахер не сдалась. Что ей не хочется сталкиваться с преступлениями и людьми, которые их совершают, а уж защищать таких - тем более. И университет она посещает только потому что так надо и так хотят родители.

А чего хочешь ты, Алёнка? О чём мечтаешь?

Кир сжимает вилку в пальцах и кусает себя за щеку изнутри.

Ему самому сейчас очень хочется курить. А ещё обхватить девичье лицо ладонями, заставить посмотреть на себя, заглянуть в глаза и, наконец, понять, что происходит в её голове.

Ну, давай, Отрадная, улыбнись. Не рви душу своим кислым видом. И так херово.

И так сложно не смотреть. Сложно дышать нормально. Будто цепями сковало и теперь ни на шаг не сдвинуться. Будто завяз по уши и нет ничего, за что можно ухватиться, чтобы выбраться. Потому что на этот раз Отрадная подобралась слишком близко. Протяни руку, сделай два шага вперёд и вот она. Кажется, везде теперь только она. Словно внутривенно закачали. Под кожу. И не вырвать теперь ничем, не вывести. Даже при наличии строгого и изначально казавшегося идеальным плана, которого Авдеев тщательно придерживался, решив справиться со всем этим дерьмом на букву "л" сам. Без чьей-либо помощи и не прибегая к радикальным мерам. В нём насчитывалось всего три кратких и на первых порах представляющихся очень лёгкими для выполнения пункта.

Не обращать на неё внимания.

Не думать.

Заглушать чем-нибудь мысли и не важно, что это будет или кто.

Ведь он по началу считал, что это ненадолго, до первой понравившейся юбки. Или что эта зацикленность одно из последствий аварии, которое нужно всего лишь перетерпеть, пережить.

Ведь это смешно. Не может Алёна Отрадная цеплять его глазами своими карими, бездонными, голосом не для него нежным, хрупкостью фигуры и ненавистью к нему. Не может.

Ведь что с того, что от каждого взгляда на неё его оглушает так, что ноги слабеют и приходится считать про себя участившийся пульс? Она же всего лишьчужаядевчонка. Всего лишь не самый приятный “привет” из прошлого, из-за которого гормоны сходят с ума и выводят его, в силу характера и социального положения не переваривающего подобное, на эмоции. Диктуют ему вести себя как отъявленный му*ак, что в попытках заглушить в себе непрошенные эмоции даёт молчаливое согласие на издёвки, направленные специально на неё. Сам и пальцем не шевелит, но смотрит, как другим весело, когда она стоит униженная после очередной подставы, пронзает его взглядом, точно зная, кто отдал такой приказ, из-за которого ей приходится терпеть насмешки и измывательства. Застилают глаза и не позволяют остановиться, даже тогда, когда становится предельно ясно, что всё зашло слишком далеко.

Ведь он же, в конце концов, Кир Авдеев. У него и без этой е*алистики к Отрадной всё есть - и плохое, и хорошее. Зачем ему ко всему прочему ещё и непонятные чувства к девчонке, которая Авдееву не нужна и после всей истории их взаимоотношений должна вызывать, как минимум, желание никогда её больше не встречать? У него же и без неё в душе такой раздрай, что никакие нитки не помогали. Все рвались, открывая незажившие раны и причиняя боль. И единственный, благодаря кому он до сих пор держится и не позволяет себе дать слабину, был брат, который в нём нуждается, даже сам того не осознавая. Не может же ещё и Кир его бросить. Алек не справится в одиночку со всем тем, что на него свалилось.

Поэтому ему хотелось и хочется до сих пор избавиться от этого наряду с желанием искренне, от всей души сказать, что ему абсолютно параллельно на то, что в каждом её взгляде, направленных на него, нет ни грамма положительных эмоций. Что ему наплевать на неё саму и, вообще, всю ситуацию в целом. Что он не чувствует, как пульс стучит в голове отбойным молотком. Прокричать об этом на весь мир, чтобы каждая собака знала, что Алёны Отрадной нет в его мыслях. Он о ней не думает. А следом заставить всех в это поверить любыми способами, если вдруг у кого-нибудь возникнут сомнения. Чтобы каждое живое существо на свете знало, что он не способен любить кого-то вот так сильно, на разрыв, без продыху. Кира Авдеева волнуют только он сам, родители с братом и друг Миха. Для остальных путь к его сердцу заказан. Нет там места. Нет, и не будет никогда. Уж он об этом позаботится. Уж эти чувства ему тюрьмой не станут. Костьми ляжет, но свою жизнь от омута девичьих бездонных глаз избавит.

Вот только впоследствии выяснилось, что и его план, и пункты, и все его желания перед Алёной Отрадной бессильны. Что, кажется, иного выхода, кроме очевидного и яро им непринимаемого, нет. Что вся жизнь в один момент пошла по одному месту и…

…и сваливай пока ещё есть силы, дурак.

Кир бросает взгляд на часы, не слушая, о чём говорят за столом. Ему это не интересно и не нужно. Он свою новую дозу яда с кайфом получил. Хватит с него на сегодня. Действительно, пора сматывать.

– Какая прекрасная игра.

Спокойный, так давно им не слышимый голос матери отвлекает его от мыслей, и парень поднимает взгляд, чтобы увидеть, как та оглядывается на музыкантов, которые расположились неподалёку. Заметив пары, танцующие посреди зала, женщина кладёт салфетку на стол и спрашивает у мужа:

– Ты же не откажешь мне в танце?

Отец, молча кивнув в ответ, поднимается на ноги и протягивает ей руку. За ними поднимаются Королёвы, и в следующую секунду Кир слышит то, что заставляет его сжать до хруста пальцы.

– Кир, Алёна, не сидите просто так, присоединяйтесь к нам, - Виктория проводит ладонью по напряжённым плечам сына, проходя мимо. – Такая чудесная музыка. Алисе бы понравилось…

6. Кир

Парень чувствует, как на лице играют желваки от накрывшей в ту же секунду злости и безысходности. Как дыхание рваным выдохом вырывается из груди и панически еб*шит сердце.

бл*ть-бл*ть-бл*ть.

Его будто бы со всей дури кувалдой по груди ударили, кроша рёбра в порошок. Кажется, даже после аварии, когда его чуть ли не по кусочкам собирали, было не так больно. Сейчас же у Кира чешется глотка от дикого желания заорать вслух о том, что у него уже нет никаких сил находиться рядом с ней настолько близко. Но он молчит, ощущая на себя строгий взгляд отца, и сглатывает горечь, образовавшуюся во рту.

Ножки стула неприятно скрипят по полу, когда парень резко поднимается на ноги. Авдееву хватает двух шагов, чтобы преодолеть расстояние до Алёны, которая отчётливо вздрагивает при его приближении. Она затравленно смотрит на то как Кир протягивает ладонь, а он в свою очередь видит в её карих глазах едва ли не панику.

Откажись, слышишь? Просто скажи «нет», Отрадная. Покачай отрицательно головой, и я уйду. Попытаюсь забыть, что стоял настолько близко к тебе. Постараюсь выкинуть тебя из головы. Сделаю для этого всё что угодно, только не соглашайся. Пожалуйста, не соглашайся!

Когда её пальцы всё-таки оказываются в его руке, парень закрывает глаза. Если посмотрит, то захочет, чтобы так было всегда. А этого допускать категорически нельзя. И именно поэтому красная кнопка «warning» верещит где-то на задворках сознания, предостерегая. Потому что опасно ощущать, насколько кожа её руки гладкая и нежная. Потому что дышать нечем. Вместо кислорода – едва уловимый аромат шоколада и чего-то ещё, что он пока разобрать не в силах, что застревает в лёгких и заставляет сжимать её ладонь, как будто он имеет на это хоть какое-то право. В Отрадной словно вся его вселенная в одно мгновение сосредотачивается. Бесконечная, темная с бесчисленным количеством звёзд, планет и галактик - лишь в ней одной. Такой хрупкой, миниатюрной и, чёрт возьми, такой далёкой.