Омут

– Нет, - девушка снова поворачивается к нему и Кир готов поклясться чем угодно, что свет фонаря, освещающий парковку ресторана, становится ярче. – Я попросила тётю забрать меня. Она сейчас должна подъехать, а такси… Не знаю, почему про него сказала.

Отрадная замолкает, погружаясь в свои мысли и хмурясь ещё сильнее. А ему хочется подойти и разгладить эту складочку между бровями. Почувствовать пальцами гладкость и бархатистость кожи её лица. Попросить улыбнуться. Узнать вкус пухлых губ, слегка к ним прикоснувшись в поцелуе. Вдохнуть полными лёгкими запах её волос, которые пахли его любимым горьким шоколадом и чем-то ещё, что он ещё пока не успел...

Когда на парковку заезжает машина, останавливаясь недалеко, в нескольких шагах от них, и Алёна оборачивается на звук, Кир резко поднимает руку во внезапном порыве остановить её, схватить за локоть и прижать к себе, чтобы ответить, наконец, на все мучавшие вопросы. Задышать ею. И также резко одумывается, спускаясь с небес на землю.

– Твою мать! – зло рычит на самого себя, зажимая ладонь в кулак и прижимая его к губам, так и не посмев коснуться.

Идиот! Окончательно свихнулся?

Он резко отворачивается и быстрыми шагами идёт к своей машине, не увидев, как Отрадная растерянно смотрит ему в спину, прижимая к груди чёрный пиджак, который собиралась вернуть владельцу. Сев в машину, Авдеев зажимает сигарету между зубами, прикуривает и, глубоко затянувшись, закрывает глаза, но вместо темноты видит её красивое лицо и сверкающий взгляд.

– Да чтоб тебя! – рявкает в пустоту и бьёт ладонью по рулю, желая, чтобы боль сосредоточилась только в одном месте, а не растекалась раскаленным варевом по сердцу, вскрывая залатанные шрамы.

Затем заводит машину и стремительно выруливает с парковки, включив радио на полную громкость, с помощью которого хочет заглушить её голос в мыслях и не обращать внимания на то, как горечь от несказанных слов разъедает изнутри.

Уматывай, Кир. Убирайся. Как можно дальше и не оглядываясь назад.

И он уматывает. Сваливает на запрещённой правилами скорости туда, где в пьяном бреду, сквозь туман в голове и её образ перед глазами, впервые прозвучало:«Она мне снится, Мих, каждую грёбаную ночь снится». Сбегает, чтобы собрать себя из ошмётков чувств воедино под монотонное бормотание друга, который молчать в такие моменты не умеет, даже если ничего не слышит в ответ. Уходит, ускользая от карего взгляда, в котором вряд ли, когда-нибудь появится то, что он ощущает каждую секунду по отношению к ней.

Мишка встречает его возле подъездной дорожки к гаражу, переминаясь с ноги на ногу и кутаясь в растянутый свитер. Взлохмаченный весь, в пижамных серых штанах и со следами от подушки на правой щеке. Вздрагивает от каждого порыва ветра и, нахмурившись, смотрит на Авдеева, когда тот выбирается из салона автомобиля. Кир даже знает, какими словами его Романов сейчас проклинает, ведь он, как частенько бывает в такие моменты, не предупредил о приезде.

– Спал?

Голос хрипит от долгого молчания, когда он подходит к другу и протягивает раскрытую пачку сигарет.

– Нет, развлекался. Неужели по мне не видно?
– язвит Миша, наблюдая, как закрываются автоматические ворота, и прикуривая сигарету. – Слушай, я так никогда с тобой не брошу.

– А ты хотел бросить?

– Конечно, ведь курение убивает, - Романов выдыхает дым, откинув голову назад, и стряхивает пепел.
– Медленно, но верно.

– А знаешь, что ещё убивает медленно и верно?

– Что?

– Занудство, Миха.

– Ха-ха-ха, как смешно, - друг закатывает глаза.

– Ты на ужине с родителями также шутил и поэтому он так рано закончился?

Кир ломано ухмыляется и запускает пальцы в волосы, убирая упавшие на лоб пряди.

– Если бы только с родителями…

– Не понял?
– Миша поворачивается к нему, вопросительно вскинув брови.
– С вами был кто-то ещё?

– Да.

– Судя по твоему состоянию, это мог быть только один человек, но таких совпадений просто не бывает.

– Как показывает практика, бывает.

Мишка неверяще качает головой, а Авдеев в который раз поражается тому, насколько друг хорошо его знает и тонко чувствует.

– Подожди, Кирюх, но… Как так получилось-то?

– Насколько я понял, у отца есть какие-то дела с Королёвым, которые они хотели решить за ужином, а меня об этом предупредить он не посчитал нужным.

– Охренеть. А Отрадная? Она как отреагировала?

Кир молча отворачивается и направляется к дому, оставляя вопросы Романова без ответа. Озвучить вслух то, как она на него сегодня смотрела, как касалась и разговаривала, было тяжело. Если у него даже в мыслях это всё никак не получалось уместить, то сложить в слова, а после в предложения, парень не сможет и подавно.

– Ты так и будешь молчать?
– не унимается идущий за ним следом Миша.
– Или мне из тебя клещами всё вытягивать?

– Позже.

Когда станет легче. Когда успокоится сердце и стихнет её голос внутри. Когда он поймёт, что всё позади и сможет вернуться к своему прежнему состоянию.

– Слушай, а может ты всё-таки уже…

– Б*я, Мих, я тебя прошу, давай без этого, ладно?
– резко перебивает Авдеев, с полуслова понимая, что тот ему хочет предложить.

Кир тяжело опускается на диван, откидываясь на мягкую спинку, и жёстко проводит ладонью по лицу. Ему нельзя допускать эти подающие надежды:«может, хотя бы поздороваешься?»или«может, подойдёшь и поговоришь с ней?».Он сегодня уже и поздоровался, и подошёл, и поговорил… Месяц ещё отходняк по нервам колотить будет.

– Хорошо, как скажешь.

Романов быстро ретируется на кухню и возвращается обратно с бокалами с тёмно-коричневой жидкостью в руках. Садится рядом и, словно ничего из ряда вон не произошло, начинает рассказывать о кино, которое смотрел днём, а Кир прикрывает глаза и старается сосредоточиться на болтовне друга. Его хватает на каких-то пару минут, прежде чем он снова мысленно возвращается к ней и отключается от реальности.

Где ты сейчас, Отрадная? С кем?

Парень совершенно некстати вспоминает о том, как она пряталась от ветра в его пиджаке, и сжимает до хруста в костяшках пальцы.

Насколько тебя ещё хватит, Кир?

Как долго ты сможешь держаться на расстоянии?

Ведь сил почти не осталось. Ведь злость и ненависть не помогают, а скорее, наоборот, только усугубляют ситуацию. Ведь гнать от себя её образ, отпечатавшийся на обратной стороне век, с каждым днём становится всё сложнее и сложнее. И уже даже предложение дяди переехать в Лондон не кажется таким неправильным и несвоевременным. Может, хотя бы там Отрадная перестанет его преследовать? Вдруг у него получится вернуть себя прежнего?