Ониксовый шторм

Гнев течет, как течение подо льдом, по которому я охотно катаюсь, освобождая свои эмоции, как бремя, которым они являются, чтобы я мог быть оружием, в котором она нуждается. Она была первой, кто выбрал меня, кто возвысил меня над всеми остальными, первой, кто увидел каждую мою уродливую сторону и принял все это, и каждый человек в этом гребаном каньоне умрет, прежде чем они снимут с нее хоть одну чешуйку.

Вайолет освободит Таирна. Это единственный исход, который я допускаю.

Двое венинов, стоящих на страже передо мной у входа в каньон в своих нелепых одеждах, не проблема. Я прикажу высушить их в течение нескольких ударов сердца, как только Сгэйль восстановит достаточно сил. Но тот, кто подходит к съежившейся, предательской заднице Панчека, вставая между мной и Сгэйлем… Он проблема.

Не потому, что он более смертоносен.

Даже не потому, что он должен быть мертв .

Но потому что я не могу. Убить. Его. Я не могла поднести лезвие к его горлу, как и Вайолет. Связь между Насилием и мной - это своего рода магия, которой нет объяснения.

Связь между мной и Бервином такого рода, которой никогда не должно было существовать, и теперь, когда у моего Мудреца есть еще один брат , он может использовать ее против меня…Я облажался.

“Смотри внимательно, мой посвященный”, - говорит мне Бервин через плечо, обнажая шрам посередине своего лица, оставшийся после того, как я сбросил его в ущелье в Басгиафе.

Я смотрю мимо Бервина, мимо Сгэйля и венинов, на моего нового брата и дракона без сознания, лежащего в долине за каньоном, охраняемого семью вивернами. Как он мог так поступить? Выбрал это после того, как последние пять месяцев наблюдал, как я спотыкаюсь и падаю. Как он мог добровольно пойти по пути, за оставление которого я отчаянно боролась? Он последний человек, с которым я когда-либо ожидала свернуть, и все же мы здесь.

Я не могу позволить Сгэйлю умереть. Не могу оставить его спотыкаться на том же пути, что и я. Не могу позволить моим друзьям погибнуть, потому что я эгоистично хочу, чтобы Вайолет была рядом со мной. Бурлящие, всепоглощающие эмоции разбивают лед, но я не могу позволить им вырваться наружу. У нее свой путь.

Что бы я ни выбрал, это неправильно.

Но только один путь оставляет Сгэйла в живых.

“Это не то, о чем мы договаривались!” - Кричит Панчек, отшатываясь назад, к своему собственному визжащему, пойманному в сеть дракону.

Я не утруждаю себя взглядом в их сторону. Ублюдок заслуживает страданий за то, что продал нас. Что бы ни делал Мудрец — то, что делает Бервин , — для меня не имеет значения. Сколько информации он продал врагу? Определенно достаточно, чтобы заманить нас всех в Дрейтус. Сколько раз он сообщал им местонахождение Вайолет?

Он умирает. Решение принимается без обсуждения.

“Не потеряйся”, - предупреждает Сгэйль, брыкаясь в сети, которая пригвоздила ее к каменистой земле в двадцати футах передо мной. “ Ты не обратилась в результате его уловок сегодня днем. Не поддавайся на эту уловку!

Но у него не было ее , а теперь есть.

“Другого выхода нет”, - отвечаю я, медленно вытаскивая два кинжала с рукоятками из сплава, которые держу на бедрах, и заслужив сердитый взгляд темного владельца, стоящего на кончике хвоста Сгэйля, его пальцы растопырены в явной угрозе.

– Разве ты не просил власти? Бервин рычит, держа в руках два собственных кинжала с металлическими рукоятками, когда приближается к Панчеку. “Разве я не предусмотрел?”

– Убери это. Мы оба знаем, что ты не причинишь мне вреда. Панчек тянется к сетке над своим драконом.
– Я единственный, кто может предоставить вам доступ к вашему сыну .

– У меня есть еще один. Бервин глубоко вонзает нож между чешуйками дракона, и тот высыхает , зелень стекает с его чешуи и превращается в шелуху.

Ужас пробивается сквозь лед.

Бервин только что убил дракона кинжалом .

Как, блядь это возможно?

“Ты смотрел? Потому что именно это должно произойти с твоим”. Он поворачивается ко мне и неторопливо направляется к Сгэйль, пока она тщетно бьется под сетью. “ Тебе придется направить канал поглубже, чтобы восполнить потерю ее силы. Он поднимает лезвие, и я не просто катаюсь по льду.

Я становлюсь им.

“Стой!”– Стой!
– ревет Сгэйль, сдувая мантию Бервина. “Не делай этого, чтобы спасти меня!”

Сделать это? Это уже сделано.

Как, блядь, они посмели спустить моего дракона с небес, заманить в ловушку и причинить боль тому, кто поддерживает мое существование.

Я подбрасываю свои клинки в воздух, падаю на одно колено, хватаюсь рукой за дно каньона и разбиваюсь.

В своем последнем акте сопротивления я становлюсь именно тем, кого презираю. Может, и хорошо, что я ничего не чувствую.

Я вдыхаю силу, которая пульсирует под моей рукой, как живое, дышащее существо, и выдыхаю тьму. Тень струится по каньону, густая, как смола, и черная, как чернила, заслоняя послеполуденное солнце и делая пространство непроглядно черным. Тень вонзает мои кинжалы в грудь двух венинов, стоящих на страже. Тень оттаскивает Бервина от Сгэйля и лишает сознания и его, и моего нового брата. Тень приносит тишину.

Моя душа отлетает, как кусочки золы от костра, отслаиваясь и уносясь прочь по мере того, как сила поглощает пространство, в котором она когда-то жила. Я больше не на льду — я и есть лед.

И все же я питаюсь, прокладывая туннель глубоко в сам источник магии и одновременно вырываясь наружу, находя одинаковые удары сердец, отмечающие виверн, и рассекая чешую тенью, освобождая их рунические камни. Я начну с того, кто осмелился вонзить зубы в плечо Сгэйля, пройду мимо того, кто теперь считает себя моим братом, затем уничтожу шестерых, блокирующих вход в этот каньон.

Спаси их , умоляют последние оставшиеся кусочки меня, цепляясь зубами и когтями, чтобы их тоже не оторвали. Мои тени поднимаются из каньона над городом, уничтожая каждую виверну в воздухе и на земле. Я нахожусь повсюду одновременно, разрываю сеть, опутывающую Сгэйля, вырываю сердце у виверны, которая загнала Дейна и Кэт в угол, бросаюсь на Имоджин, когда она смотрит в небо. Я на перевале, снимаю виверн одну за другой, с удовлетворением слушая, как их тела падают на землю перед людьми, которых она любит. Я поднимаюсь по склону утеса, возвращаюсь к магии, обжигающей на ощупь, и устремляюсь на север.