Опора трона
Шрифт:
— Что вы предпримите, когда будете готовить выборы в Земское Собрание, какова будет ваша цель? Вы знаете, что за казнокрадство и взятки высших чиновников я планирую наказывать ссылкой в сибирские рудники? Слышали о господах Соколове и Шешковском? Они очень эффективны. Каковы должны быть отчисления из общих налогов в местные бюджеты? Как вы планируете строить отношения с городскими думами? Из каких источников возможно формирование новых местных политических элит? В вверенной вашему попечению губернии возник вооруженный конфликт между уездами за пограничную землю — ваши действия?
И все в таком же духе. Вплоть до штабных игр.
Бодрый вначале скотт к концу собеседования серьезно сник.
Так дальше и продолжил с оставшимися соискателями — даже парочку из первой четверки повторно вызвал. Завел себе лист бумаги с таблицей, в которой пронумеровал свои каверзные вопросы — против каждого ставил плюс или минус. Почему-то больше всего кандидаты сыпались, когда я спрашивал, на какую зарплату они рассчитывают. Те, кто догадался ответить на первый вопрос, что будут стараться продвинуть в Земское Собрание поборников моих идей, тут же зарабатывали в моих глазах лишние очки (один на серьезных щах даже выдвинул прообраз предвыборных каруселей, заслужив мои внутренние аплодисменты). Умники — большинство из масонов, — которые начинали распинаться на тему свободного волеизъявления народа, тут же отправлялись восвояси. Мне только доморощенных либералов тут не хватало!
После полутора десятков опросов снова почувствовал, что спрашиваю на автомате. Но взбодрился, когда очередной соискатель назвал свое имя.
— Готтлоб Курт Генрих Тотлебен! Генерал-поручик из Саксонии.
Где-то я это имя уже слышал. От Суворова?
— Брал Берлин! Мы с вами, Ваше Величество, кажется там встречались (1).Невинно оклеветан, приговорен к смертной казни, но помилован вашей супругой и выслан без апшида из России.
Безбородко мне шепнул:
— «Без апшида» — значит, с позором, без рекомендательных писем.
Я благодарно кивнул.
— Продолжайте.
— Потом вернулся снова в Россию, поступил на службу и, получив под свое начало экспедиционный отряд, отправился в Грузию, где принес славу русскому оружию.
— Разрешите мне, Ваше Величество, — вдруг вмешался Саша Безбородко.
— Давай, — удивился я.
— Вы, господин генерал-поручик, России в Грузии наделали вреда больше, чем турки. Ваше дело разбиралось в ставке Румянцева. Вмешательство в борьбу между грузинскими князьями, происки против друга России, царя Ираклия, неудовлетворительное командование…
— Но я побеждал! И безвинно страдал от старого режима! Когда я узнал про вас, Ваше Величество, тут же покинул Варшаву, где в то время пребывал, но дорогой сильно заболел. Еле выкарабкался с того света.
— Пошел вон! — хмуро бросил я.
— Но государь…Я же подал вам мысль о сходстве…
— Вон!!! — заревел я. — Ваня! Шешковскому на заметку: если через 24 часа сей господин не покинет Москву, в темницу, тройка, Болото, «карачун»!
Тотлебен зашатался, но взял себя в руки и, не прощаясь, выбежал из комнаты.
Я чувствовал, что мои силы на исходе.
— Остался последний, Государь, — доложил Почиталин. — Некий француз виконт Мирабо.
— Кто?! — встрепенулся я. Мне не послышалось? Один из самых ярких деятелей начального этапа Французской революции?
— Оноре Габриэль Рикети, сын графа де Мирабо. На родине подвергался королевскому преследованию, чуть было не был заключен в замке Иф, но бежал в Россию, узнав о наших успехах. За него хлопочут господа Новиков и Радищев.
Все понятно. Он из этих, из масонов. Похоже, моя догадка верна.
— Зови!
В комнату вошел мужчина средних лет. Лицо изрыто оспой, но глаза горят внутренним пламенем, движения порывисты, но не лишены аристократического изящества. Он галантно
поклонился, тронув пыль на полу пером своей шляпы.— Я счастлив, сир, быть представленным столь выдающейся личности, как Ваша. Не примите мои слова за лесть. Я страстный поклонник идеи ниспровержения застарелых устоев, внесудебных расправ, от которых лично пострадал, и великой свободы, равенства и братства! Разрешите вручить вам мой труд «Очерк о деспотизме», где я высказал некоторые смелые мысли об управлении и необходимости постоянной армии. Они созвучны вашим деяниям!
Я благосклонно кивнул, принял довольно толстую книгу и благожелательно произнес:
— Расскажите немного о себе.
— О, Ваше Величество, признаюсь в молодости я немало покуралесил, постоянно конфликтовал с отцом, который то и дело отправлял меня в тюрьму. Его тирания отчасти сформировала мои взгляды. Когда до Франции докатились вести о ваших свершениях, я понял, что не могу остаться в стороне…
— За что вас хотели заключить в тюрьму?
Виконт потупил глаза:
— За вызов на дуэль обидчика сестры.
— У вас были долги?
— Увы! Молодость беспечна.
— Вам знакомо практическое хозяйство?
— Я управлял поместьями отца. Довольно успешно, хотя расходился с ним во взглядах на экономическую теорию.
— Дуэлянт, повеса, транжира, практик, теоретик, бунтарь и писатель с нестандартным мышлением… Вы приняты. Будете управлять Московским генерал-губернаторством.
Немая сцена. Челюсти попадали.
Я наслаждался. Пусть только попробуют меня спросить, почему я так быстро принял решение без всех своих каверзных вопросиков? Мой ответ будет краток — патамушта! Как мне еще объяснить, что Мирабо — это тот, кто мне нужен? Не знает русского и русских реалий? Не беда, Перфильев и все министры под рукой — помогут, подскажут, поправят. Гигантский бюджет, который будет направлен на нужды Москвы хотелось бы отдать в надежные руки. Он точно не будет воровать. Это на родине мог себе позволить наделать долгов. А здесь, в сердце чужой страны? Да еще переживающей невероятный социальный эксперимент? Да он из кожи вон будет лезть, чтобы оправдать, доказать и самоутвердится. Иначе ему придется ждать еще полтора десятка лет до нового шанса.
В общем, решено: Мирабо на Москву, а мне пора собираться в Питер. Заждалась меня бывшая столица.
Новый городской скотный двор у Штубенторского моста и прилегающие к нему городские улицы — одно из самый скучных мест австрийской столицы. Но только не сегодня, во время ежегодного прогона венгерских длиннорогих быков. Охочие до зрелищ горожане никак не могли пропустить такого развлечения, тем более бесплатного. Их предупреждали об опасности, процессию даже сопровождали драгуны с обнаженными саблями и пехотицы с примкнутыми штыками… Тщетно — зеваки толпились на тротуарах, подпирали спинами стены домов, высовывались из окон из дверей открытых лавок, даже наряжались как на праздник. Каждый надеялся на яркое происшествие. И очень часто их ожидания сбывались.
Луиджи Фарнезе специально выбрал этот день и гостиницу для ночевки в этом районе, рассчитывая затеряться в толпе и оторваться от возможных шпиков. В Вене все следили друг за другом, а за иностранцам особенно. Прачки, парикмахеры, гулящие девки, профессиональные нищие, камеристки, уличные музыканты и даже солидные коммерсанты — одним словом, все доносили кому следует. Предстоящая иезуиту встреча была слишком важной, чтобы полагаться на волю случая. Вот почему он покинул гостиницу, как только донеслись радостные крики толпы, гудение труб и звон литавров. Завернувшись в темный плащ, отправился к месту, где средней ширины переулок вливался в улицу, по которой двигался «парад быков».