Оракул с Уолл-стрит 4
Шрифт:
Мэдден кивнул, и мы продолжили прогулку в задумчивом молчании. Союз с Лучиано открывал новые горизонты, но и создавал новые риски. Баланс сил, сформировавшийся сегодня, был хрупким, и требовал постоянного внимания для поддержания.
Этаж, занимаемый «Стерлинг, Харрисон и Партнеры» был почти пуст, когда я вернулся в офис. Лишь в нескольких кабинетах еще горел свет. Аналитики дорабатывали отчеты, запоздавшие клерки заканчивали расчеты.
Я прошел в свой кабинет, снял пиджак и повесил его на стойку. Затем подошел к окну, глядя на вечерний Манхэттен. Огни небоскребов, сияющие витрины магазинов, нескончаемый поток автомобилей.
Город пульсировал
О’Мэлли вошел без стука, молча поставил на стол стакан скотча и сел в кресло напротив.
— Что думаешь, Патрик? — спросил я, не оборачиваясь.
— О Лучиано? — О’Мэлли помедлил. — Опасный человек. Умный. Расчетливый. Не горячится, как Сальтис, думает на несколько ходов вперед. — Он хмыкнул. — Чем-то напоминает вас, босс.
Я улыбнулся, отражение этой улыбки скользнуло по стеклу:
— Лестное сравнение. Хотя и тревожное.
— Думаете, ему можно доверять? — О’Мэлли подался вперед.
Я отвернулся от окна, взял стакан и сделал глоток. Виски обжег горло приятным теплом.
— Настолько, насколько можно доверять человеку его типа. Лучиано прагматик. Пока наш союз выгоден ему, он будет соблюдать условия. Но при первом признаке опасности или более выгодной альтернативы…
— Он вас предаст, — закончил О’Мэлли.
— Не обязательно предаст, — возразил я. — Скорее, пересмотрит условия сотрудничества. Люди вроде Лучиано не руководствуются эмоциями, только расчетом. И в этом их предсказуемость.
Я сел за стол, отодвинул бумаги и достал свой личный дневник, тетрадь в кожаной обложке, где я шифром записывал ключевые события и планы.
— Сегодня мы существенно продвинулись в обоих направлениях, — сказал я, делая пометки. — Роквуд приглашает меня в свое ближайшее окружение. Лучиано соглашается на финансовое сотрудничество. Два мира, которые никогда не пересекаются напрямую, но теперь связаны через нас.
— Это и пугает, босс, — О’Мэлли покачал головой. — Чем больше связей, тем больше уязвимостей. Если Роквуд узнает о ваших операциях с криминальным миром… — он нахмурился: — «Turning and turning in the widening gyre, the falcon cannot hear the falconer…» — пробормотал он. — Как говорил Йейтс, все круги становятся все шире, и центр не может удержать.
— Ты снова за свою поэзию, Патрик? — я улыбнулся.
— Иногда поэты видят будущее яснее финансистов, босс, — О’Мэлли пожал плечами. — Йейтс писал о том, как прежний порядок рушится, а новый еще не установился… нечто вроде того, что, по-вашему, скоро произойдет на рынках.
— Возможно, ты прав, — кивнул я. — И потому мы должны быть готовы, когда «центр не удержит».
Я открыл сейф, спрятанный за картиной на стене, и достал оттуда папку с документами.
— К тому же, финансовые возможности, которые открываются через сотрудничество с Мэдденом и Лучиано, того стоят.
Инсайдерская информация от криминального мира плюс инсайд из высших финансовых кругов через Роквуда. Я смогу предвидеть почти каждое значимое движение рынка.
Я посмотрел на папку. Здесь мой план подготовки. Три этапа: накопление капитала, диверсификация активов и создание защитных позиций. Я сейчас заканчивал первый этап и начинал второй.
О’Мэлли глубоко вздохнул:
— Если вы правы, босс, то как говорят у нас в Ирландии: «Когда ветер перемен дует, одни строят стены, а другие — ветряные мельницы». Мы, похоже, строим целую крепость.
Я усмехнулся:
— Именно так, Патрик. Именно так.
— Но нам нужно усилить
меры безопасности, — продолжил он, возвращаясь к практическим вопросам. — С учетом новых союзников и новых врагов. Знаете, босс, иногда мне кажется, что вы ведете слишком опасную игру. Балансировать между Роквудом и Лучиано… это как наша ирландская пословица говорит: «Сядешь между двух стульев, и земля покажется дальше, чем обычно».Я улыбнулся:
— В этом и заключается искусство больших денег, Патрик. В умении танцевать там, где другие боятся даже стоять. И поверь, когда придет буря, лучше быть между стульями, чем сидеть на любом из них.
О’Мэлли задумчиво покивал:
— «The blood-dimmed tide is loosed, and everywhere the ceremony of innocence is drowned…» — снова процитировал он. — Когда кровавый прилив захлестнет берега, невинные церемонии утонут повсюду… Йейтс точно знал, о чем говорил. Ладно, босс, пойду займусь делами. Охрана будет усилена к утру.
Когда за О’Мэлли закрылась дверь, я вновь подошел к окну. Потер виски, ощущая легкую головную боль, частое напоминание о моем необычном положении.
Порой я ловил себя на мысли: кто я на самом деле? Финансист из будущего, случайно заброшенный в прошлое? Или амбициозный манипулятор, играющий с силами, которых до конца не понимает?
Возможно, и то, и другое. В конце концов, в этом мире выживает не самый сильный и не самый умный, а тот, кто лучше всех приспосабливается к переменам.
А я определенно умел приспосабливаться.
Я закрыл дневник, спрятал его в сейф и выключил лампу. Завтра предстоял важный день, не менее важный, чем сегодня.
Глава 10
В логове нефтяного короля
Мерный гул двигателя «Паккарда» убаюкивал, пока мы двигались по живописной дороге, ведущей в Лейквуд-Мэнор. Листва деревьев пылала всеми оттенками золота и багрянца, создавая впечатление, будто автомобиль прокладывает путь через море огня.
Я сидел на заднем сиденье, просматривая документы и мысленно репетируя предстоящую встречу.
Лейквуд-Мэнор, легендарное поместье Роквудов, о котором ходили почти мистические слухи. Говорили, что в его строительство вложили суммы, достаточные для содержания небольшого города, что в его стенах хранятся произведения искусства, которым позавидовали бы лучшие музеи мира, и что именно там принимаются решения, влияющие на экономику всей страны.
Я снова просмотрел досье на Джона Д. Роквуда и его сына, которое тщательно составил всю прошлую неделю. Хотя общие биографические данные были общедоступны, настоящие богачи умели скрывать детали своей жизни от любопытных глаз. Тем ценнее оказалась информация, которую мне удалось собрать благодаря контактам Прескотта и даже Мэддена, чьи информаторы проникали туда, куда не могли добраться обычные журналисты.
Итак, Роквуд-старший. Аскетичный мужчина шестидесяти лет, начавший с малого и построивший нефтяную империю благодаря выдающемуся стратегическому мышлению и железной воле.
В последние годы он постепенно отходил от дел, передавая управление своему сыну Дэвиду. При этом все больше времени и средств Роквуд-старший уделял благотворительности. Создавал фонды, университеты, больницы, вкладывал в научные исследования.
Этот интерес к благотворительности, по слухам, был вызван не только желанием оптимизировать налоги или улучшить общественный имидж. Близкие к семье источники утверждали, что старик действительно увлекся идеей искупления.