Орлиное гнездо

– Так наши валахи согласились служить султану против своих? – прошептала Василика.

Это поразило ее более, чем все остальное.

– Зачем же против своих? Валахия и так под пятой Мехмеда Фатиха, - почти пренебрежительно, почти с торжеством откликнулся Штефан. – Но у султана много других владений, в которых тоже нужно усмирять людей; а ваши валахи известны как прекрасные воины… Никого из них не принуждали отречься от христианской веры, - прибавил турок, взглянув на Василику.

В это она уже не поверила – но смолчала.

– Белый рыцарь также по-прежнему ненавистник Дракулы, - прибавил Штефан через небольшое время, снова взглянув на полонянку.

Она несколько шагов ехала молча – потом сухо ответила:

– Вас никого не понять! Вы то любите друг друга, то ненавидите, и так без конца!

Турок от души рассмеялся.

– Это и значит властвовать, моя возлюбленная Фатиха, - сказал он. – Так издревле правили все великие вожди.

Он остановил ее коня и взял девушку за руки, с нежной страстью поглядев в глаза.

– Скоро мы выступим на юг, к Стамбулу, - прошептал Штефан. – И тогда… тогда для нас с тобой начнется совсем другая жизнь.

* Приблизительно соответствует современной должности начальника полиции.

* Евангелие от Матфея.

========== Глава 77 ==========

Василика стояла рядом с хозяином и вместе с ним следила, как нагружают их воз. Штефан вез в Царьград товар, которого за морем не хватало, - меха и в большом количестве ту же валашскую шерсть…

Этот человек не гнушался торговлей, как не гнушались ею и валашские дворяне, - но бояре принимались за низкие занятия с куда меньшим смирением. Однако турецкий рыцарь имел гордость и стыдливость иного рода, мусульманского, - которую было не высказать словами.

– Кто же теперь позаботится о женщинах твоего дома? – спросила Василика господина. Он улыбнулся.

– Адриан – мой старший брат. У нас родственники-мужчины всегда заботятся о женщинах семьи.

Василика знала, что женщины семьи – это и чужие вдовы, и сестры, и племянницы. Ни с кем, кроме нее, Штефан в своем доме не жил: да и ее… хранил, говоря, что до свадьбы. Но из чего проистекало это целомудрие – не из того ли, что Штефан был безумец, который смотрел на свою возлюбленную как на жертву?

Или целомудрие многих восточных мужчин происходило от пресыщения: и оттого, что многие были… мужеложцами.

– Как справедливо устроена ваша жизнь, - задумчиво сказала валашка. – Ваши женщины всегда защищены.

Штефан кивнул.

– Да.

А Василике вспомнилось, что она однажды услышала от женщин его дома: как один паша избавился от гарема, слишком отяготившего ему плечи, - этот владыка попросту посадил всех женщин в мешки и утопил в море, а на другой день был свободен и от женщин, и от угрызений совести. Турки были удивительные люди. Они вели счет душам куда небрежнее, чем христиане, - и куда менее заботились о спасении собственной души, ожидая для любого, кто мог назвать себя богобоязненным, вечных плотских утех на том свете. О судьбе душ наложниц турецкие господа едва ли думали вообще; как и о том, как благочестивые жены, попавшие по учению пророка в рай, уживутся с гуриями, предназначенными для их мужей…

Василика заметила, что Штефан внимательно смотрит на нее – и, кажется, понимает, что делается в ее голове. Он ласково кивнул.

– Иди проверь свои вещи, чтобы мы ничего не забыли, - а потом садись на лошадь. Мы поговорим с тобой в дороге.

Василика улыбнулась и поцеловала ему руку. Здесь, у него во дворе, она стояла с открытым лицом.

Потом она пошла и самолично проверила все свои седельные сумки: там были и платья, сработанные ею, и благовония, и масла для защиты от солнца, и все дорогие подарки ее господина. Василика с особенной любовью сберегла костяной гребень, подаренный ей еще по дороге в Турцию, - который, возможно, был украден с туалета боярской дочки после того, как саму эту валашскую боярышню умыкнули турки… И обошлись с нею едва ли так учтиво, как Штефан с самой Василикой…

Василика была одета как турецкая благородная девица: остроконечная шапочка с вуалью, облаком спускающейся на волосы, разобранные напополам и скрученные над ушами; шелковое платье, которое могло бы показаться непристойно коротким – если бы не мешковатые штаны; из-под платья выглядывал сборчатый воротник сорочки, а руки скрывали перчатки. Лицо, конечно, было занавешено до глаз. Но, коль скоро она могла видеть, Василику это уже не беспокоило.

Она легко вскочила в седло и приласкала свою кобылку – этому подарку она не уставала радоваться, особенно после того, как ей дозволили кататься верхом одной, хоть и в пределах господского сада. Василика понимала, какая это редкая милость.

Валашка, уверенно толкнув Годже пятками в бока, направила свою лошадь к Штефану, который тоже сел в седло. Турок захлопал в ладоши, приветствуя свою прекрасную спутницу, а потом послал ей воздушный поцелуй.

А потом, никак более ее не ободрив, развернул своего коня и выехал за ворота: Василике осталось только трусить за своим господином, думая только о том, как бы не отстать, не затеряться. Ужаснее этого ничего быть не могло!

Валашский боярин, а тем паче венгерский дворянин, на месте Штефана сейчас позволил бы своей даме поравняться с собой и дальше ехал бы с нею стремя в стремя. Но мусульманская стыдливость, воспитанная в этом человеке, не позволяла ему ехать иначе, как во главе отряда.

И, чего бы ни хотел он сам, обычаи нужно соблюдать – здесь женщины никогда не выставляются так, как в христианских странах!

Василику сразу же после того, как они выехали со двора, окружили воины и слуги, почти скрывшие женщину от чужих глаз. Она поехала, едва ли не впервые обозревая турецкую столицу так, как мужчины, - не с высоты, а с земли. Эдирне и в самом деле был прекрасен, как рай мудреца: но это было все не то…

Василика сдвинула брови и устремила взгляд перед собой, на плащ своего вождя. Вот это – главное, что ей никогда нельзя упускать из виду.

Когда они оставили позади Эдирне и поехали лугами, Штефан наконец позволил Василике догнать себя. Правда, лица она по-прежнему открыть не могла - но это не мешало им разговаривать.

– Вы мало заботитесь о душе, - сказала Василика. Теперь Штефан уже не запрещал ей произносить такие речи – а, напротив, внимательно их выслушивал.

– Я понимаю, что ты подразумеваешь, - сказал турок.

Потом вдруг он засмеялся так, точно она сказала презабавнейшую вещь. Василика рассердилась – а ее хозяин произнес:

– Наши большие люди распутничают потому, что считают это радостью плоти, дарованной Аллахом, предвестием рая… А ваши – потому, что не чают в своем христианском раю никаких радостей вообще… как и того, что вы называете спасеньем души!

Василика нахмурилась.

– Это как?

В ответ Штефан быстро подъехал к ней – и вдруг, схватив ее за бока, очертил ладонями линии ее тела. Василика ахнула от испуга.

– Вот это - прекрасно, - прошептал он ей на ухо. – Это то, что делает тебя тобой, моя роза… А у христиан плоть почитается греховной, и тем паче – женская…