Орлиное гнездо
Шрифт:
Василика ахнула и выдернула руку.
Такие-то минуты и удерживали ее от признаний в любви. Штефан, поняв, что напугал Василику, смеясь, обнял ее и расцеловал, извиняясь.
– Прости, моя нежная роза… Прости, моя княжна!
– Я не испугалась… Ничего, - холодно сказала Василика.
Штефан восхищенно поцеловал ее.
– Я люблю тебя, - вдруг сказал он. – Давно люблю.
Василике стало и необыкновенно прекрасно, и страшно сразу. Она опустила глаза и подумала, что для турка эти слова значат совсем не то, что для валаха, православного христианина. Но разве
– Я тебе благодарна, господин, - сказала она.
– Зови меня Штефаном. Ведь я твой брат во Христе, - сказал он.
Василика покачала головой, улыбаясь. Что за люди эти турки!
– Хорошо, Штефан.
Они поужинали вместе, а потом господин ушел. Василика не ждала его на другой день – ранее, чем к вечеру: но он, к ее изумлению, явился к завтраку, когда она только закончила одеваться.
– Мне так хорошо с тобой, что я пришел с утра, - заявил он.
Василика засмеялась.
– Будь моим желанным гостем.
Штефан шутливо поклонился.
– Как угодно моей Фатихе.
Они вместе сели завтракать, и Штефан кормил ее с рук, как любимого ястреба сырым мясом, а сам не ел.
Когда Василика кончила есть, господин поцеловал ее в губы. Потом запил завтрак вином, к которому она не прикоснулась.
– Мы с тобой христиане, нам можно пить! Даже правоверные этим грешат, - турок засмеялся так, точно насмехался в эту минуту и над исламом, и над христианством сразу. Над тем, как понимали эти учения обыкновенные люди…
Штефан ушел, наговорив ей ласковых, но почему-то чуждых сердцу слов, а Василика села за шитье. Но долго работать ей не пришлось.
Вдруг у нее схватило живот: боль была сильной и жестокой. Василика вскрикнула от страха, выронив работу; к ней подлетела испуганная Айгюль.
– Госпожа?..
– Мне дурно! – крикнула Василика.
И тут она все поняла.
– Господи, это яд! Я отравлена!
Айгюль закричала, вцепившись пальцами в щеки. Юная турчанка побежала прочь, оглашая криками дом, а Василика согнулась пополам, тяжело дыша. Резь в животе становилась нестерпимой, и она громко застонала; в глазах потемнело.
Она умрет!
Василика, поддавшись какому-то наитию, засунула немеющие пальцы в рот, и ее обильно вырвало. Она почувствовала, как ее окружили служанки, почувствовала, как они тормошат ее, снимают с нее испорченную одежду. Турчанки вопили не переставая, призывая Аллаха; и вдруг Василике стало противно.
И тут ее снова озарило.
– Дайте мне молока! – крикнула она. – Побольше! Слышите?
Ее завернули в покрывало и уложили. Василику бил озноб, хотя в комнате было жарко. Она покрылась холодным потом и вдруг почувствовала, что непременно умрет…
“Штефан, - подумала валашка из последних сил. – Он не ел со мной, слава Христу!”
Резь в животе немного утихла; и тогда Василика приподнялась и опять вызвала рвоту. Усмехнулась. Ничего, уберут…
Прибежала Айгюль с кувшином горячего молока. Налила в чашку и трясущимися руками подала госпоже. Василика залпом выпила и потребовала еще.
Она пила, пока не опустошила кувшин наполовину.
Потом
приказала всем выйти. Испуганные служанки убежали только после повторного окрика, унеся еще одно оскверненное покрывало. Василика облегчилась, а потом легла на подушки, чувствуя слабость и ломоту во всем теле.Ей было плохо, но она поняла, что смерть прошла стороной. В который раз!
“Где Штефан?” – подумала валашка.
Потом сил думать не стало, и она потеряла счет времени.
А потом ее вырвали из забытья гневные крики, крики боли и ужаса. Штефан ворвался к ней как шторм, и схватил ее за плечи.
– Жива?.. Слава богу!
Он отбросил ее назад на подушки, как куклу, и заметался по комнате.
– Проклятье моему дому! Дьявол! Я сам накормил ее этим завтраком!
Он стенал и рвал на себе волосы; потом вдруг сел рядом и припал к ней, схватив ее за руку.
– Как ты?
– Буду жить, - слабо улыбнувшись, ответила невольница.
Штефан страстно поцеловал ее в лоб; потом крепко обнял.
– Господи, я думал, что лишился тебя…
– А как ты? Ты ведь меня целовал, - прошептала Василика.
– Я здоров… Только голова заболела - а я удивлялся… Но теперь эти псы ответят мне за тебя! – яростно воскликнул турок. – Никто не смеет тронуть то, что принадлежит мне!
Василика поморщилась, но ничего не ответила.
Господин опять уложил ее и, погладив по волосам, сказал:
– Отдыхай, тебе нужно поправляться!
Он вышел, крупно и гневно шагая. А Василика подумала, кто и как ответит Штефану за нее, - но она ничего не могла с этим поделать.
“А ведь повинна его мать”, - вдруг пришло ей в голову; и сразу же стало ясно, что так и есть.
Василика закрыла глаза и, повернувшись на бок, застыла, как мертвая. Ей иногда хотелось исчезнуть из этого мира, где из-за нее большие господа делали такие вещи.
А на другой день Штефан пришел к ней с видом палача, упивающегося своим искусством. Поставив ногу в сапоге на табурет, он подбоченился и сказал:
– Преступник найден и казнен, Василика!
Василика лежала; но при этих словах быстро села.
– Кто он?
– Это мой кухонный работник. Из него вынули все потроха на главной площади! – сказал Штефан.
Василика упала обратно на постель, глядя на Штефана во все глаза; а тот засмеялся.
– Да, моя несравненная роза, теперь тебя никто больше не тронет! Все знают, как ты для меня драгоценна!
Он сел рядом и схватил ее руки, прижимая к губам. Василика не отвечала на его ласки, лежа в оцепенении. Она выросла в жестоком краю, во времена самой лютой жестокости – но даже великие бояре, даже свирепый Влад Дракула никогда не казались ей такими нелюдями, как сейчас этот нежный любовник. И ведь он знал, что во всем повинна его мать!
А может, Василика просто не привыкла к тому, что она госпожа и что из-за нее делаются такие вещи: ведь для господ это обыкновенное дело!
Штефан гладил ее руки, и против воли она стала опять покоряться его чарам. Турок лихорадочно шептал: